Карла дель Понте: НАТО препятствовала расследованию торговли органами

Пусть она давно не имеет ничего общего с Белградом и Гаагой и коротает дни своей пенсии после карьеры юриста и дипломата – она только что закончила службу посла Швейцарии в Аргентине - но некоторые вещи, кажется, никогда не меняются: в разговоре с сербами все должно быть, как ей захочется.

Так, например, журналистам нашего еженедельника она сперва сказала, что хотела бы, чтобы они ее посетили в ее доме в Тичино, итальянском кантоне Швейцарии, и вдруг передумала. И здесь, как она сказала, не может быть никаких возражений. Затем она согласилась дать интервью по электронной почте, но исчерпывающие ответы она давала только на понравившиеся ей вопросы.

Женщина, которая во время своего мандата в трибунале была одной из самых ненавистных фигур в Сербии, после ухода из Гааги вспоминается всякий раз, когда всплывает тема расследования о торговле человеческими органами в Косово и Метохии и так званого "желтого дома". Об этом она рассказывает в начале интервью для еженедельника.

Press Nedeljnik: Вы заявляли, что у EULEX не хватит полномочий расследовать дело «Желтый дом», и были готовы возглавить следственную группу под мандатом ООН. Нам в Сербии кажется, что правда о торговле человеческими органами никого не интересует. Заметили ли Вы отсутствие политической воли расследовать и разобраться в этом деле до конца?

Карла дель Понте: Моя позиция остается неизменной: международное сообщество вынуждено было отреагировать на доклад Дика Марти, но только расследование под мандатом ООН могло бы выяснить истинну в этих обвинениях. Я с вами согласна в том, что существует недостаток политической воли, чтобы пролить свет на это дело. По сути, потому, что ситуация в Косово остается весьма нестабильной.

- В Гаагском суде срок предъявления обвинения по делу «Желтый дом» истек в 2004 году. Вы не предъявили обвинения. В Управлении ООН по пропавшим без вести говорят, и это официально подтверждено, что улики из «желтого дома» были уничтожены в конце 2005 года по приказу Гааги. Как так случилось? Берете ли Вы на себя ответственность за это?

- Уничтожение доказательств было большой ошибкой. Это было сделано без консультации и даже без разговора со мной на эту тему. Я была очень удивлена, когда из СМИ узнала, что доказательства уничтожены. Но я ни в коей мере не считаю себя ответственной, поскольку я не была уполномочена проводить расследование. Я знаю, кто принял решение об уничтожении доказательств, потому что постоянно поддерживала связь со своим преемником на должности прокурора Сержем Браммерцем.

- Есть ли у Вас мужество наконец рассказать, кто уничтожил доказательства?

- Это вопрос не мужества, а справедливости. Спросите в секретариате прокурора. Я больше не там и не имею ничего общего с уничтожением документов. Это произошло, когда уже было ясно, что нам не позволят продолжать расследование.

- Но ведь у Вас на руках еще в 2004 году был секретный доклад МООНК о преступлениях в «желтом доме». Тем не менее, расследование приостановлено ...

- Как я уже сказала, мы не могли продолжить расследование из-за многочисленных препятствий.

- Вы постоянно говорите о каких-то препятствиях. Что вы имеете ввиду?

- НАТО и МООНК не давали нам доступ к важным документам, а Албания не позволила исследовать могилы на ее территории. Было и еще кое что ...

- Следите ли вы сегодня за процессами в Гааге? Как Вы прокомментируете тот факт, что после девяти лет суда Шешелю так и не вынесен приговор?

- Конечно я слежу за судебными разбирательствами, поскольку сейчас рассматриваются дела, по которым я и моя команда вынесли обвинительные заключения. Суд над Шешелем, как и некоторые другие, длится очень долго. Это, конечно зависит от многих вещей: и от процедуры, и от позиции суда. Суд слишком много внимания уделяет ходатайствам обвиняемого вместо того, чтобы ускорить судебное разбирательство. Очень важно, чтобы этот судебный процесс был завершен.

- Наблюдатели в Сербии, а также многие другие европейские юристы называют этот процесс антипропагандой судебной власти. Чувствуете ли вы ответственность за это?

- Судебное разбирательство идет слишком долго, нужно изменить правила. В том, как проходит суд над Шешелем, виноваты только судьи, особенно председатель суда.

- Как бы Вы, как юрист с многолетним опытом работы, оценили защиту Воислава Шешеля и Слободана Милошевича?

- Каждый обвиняемый может выстраивать свою защиту, но было большой ошибкой позволить им защищаться абсолютно самостоятельно, без присутствия адвокатов. Это приводит к пустой трате времени и позволяет обвиняемым произносить политические речи, которые не имеют ничего общего с тем, из-за чего их судят.

- И Туджман, и Милошевич, и Изетбегович отошли на тот свет неосужденными. Кто, по вашему мнению, виноват в войне в бывшей Югославии?

- Независимо от смертей обвиняемых факты остаются фактами, а история уже не изменится.

- Были бы Туджману и Изетбеговичу предъявлены обвинения, если бы они не умерли?

- В обоих случаях расследование было в процессе, и я помню, что мы были очень близки к обвинительному заключению в отношении Туджмана, когда он умер. Если бы мы могли представить все факты, он, безусловно, был бы осужден. Что касается Изетбеговича, я не уверена, потому как расследование было на начальной стадии.

- В сербских СМИ часто говорят, что сербы были приговорены в общей сложности на более 900 лет, а все остальные были приговорены едва к двухстам годам заключения. Справедливая ли это мера того, что происходило в бывшей Югославии в девяностые годы?

- Все участники этого конфликта совершали преступления, и все были привлечены к ответственности. Это то, что во всей этой истории очень важно. Это и тот факт, что решения Совета Безопасности были успешно реализованы. А любое суммирование лет осужденных - это глупость.

- Все подозреваемые, выдачи которых Трибунал требовал от Сербии, за решеткой. Сколько бы времени выиграла Сербия на свою европейскую интеграцию, если бы сделала это во время Вашего мандата?

- Я полностью с вами согласна, но политическая ситуация была сложной в течение многих лет. Это мешало властям работать быстро, потому что многие были не готовы принять ответственность, которая выяснялась в ходе судебного разбирательства. Теперь все это в прошлом, и я желаю Сербии всего наилучшего.

- Какие у Вас воспоминания о коллегах в Белграде? Есть ли кто-то, о ком вы всегда думали что он лжет, и тот, в чьей искренности вы никогда не сомневались?

- С разными сербскими правительствами у нас были различные отношения. Особенно трудно было с Воиславом Коштуницей. Но, к примеру, я никогда не сомневалась в искренности премьер-министра Зорана Джинджича, который делал все для лучшего будущего Сербии. Его смерть была и будет большой потерей для вашей страны.

- Практически ни в одной стране бывшей Югославии Трибунал не воспринимают как орган правосудия. Почему это так?

- Со временем это отношение изменится. Людям просто нужно время, чтобы понять реальную ситуацию, но я также убеждена, что чувство справедливости будет сильнее, когда трибунал закроется. Правда должна восторжествовать. Высокопоставленные политические и военные должностные лица, ответственные за преступления в бывшей Югославии, предстали перед судом.

- О чем вы больше всего сожалеете?

- О смерти Милошевича, безусловно. Особенно из-за жертв мне жаль, что он не был осужден.

- Помните ли вы свою реакцию на арест Караджича, когда выяснилось, что в течение многих лет он свободно жил под именем Драган Дабич?

- Конечно. Это была суббота, и это был единственный день, когда я искренне пожалела, что я больше не в Гааге. Но, с другой стороны, я ощутила огромное удовлетворение за справедливость и за жертв.

- Если бы у вас была возможность увидеть Ратко Младича через полчаса после ареста, что бы вы ему сказали?

- Я бы, конечно, спросила у него, кто прятал его все эти годы.

- Ваши ссылки на хорошие источники в Белграде и давление на сербских чиновников при помощи якобы достоверной информации уже стали легендой. Можете ли вы сейчас открыть секрет, кто ваши информаторы в Сербии?

- Я все еще не могу назвать вам их имена. Но все это время они очень хорошо работали, а беглецы не были арестованы только потому, что власти их не искали. Как только это изменилось, пришел большой успех.

- Читали ли Вы стихи Караджича и книги Шешеля, в которых он самым безжалостным образом оскорбляет вас?

- Писанина Шешеля меня нисколько не интересует.

- Что Вы думаете по поводу Рамуша Харадиная и Хашима Тачи? Осудят ли Харадиная, по вашему мнению, на повторном рассмотрении дела?

Я надеюсь, что у прокурора будет достаточно доказательств, которые мы собрали в ходе следствия, и я считаю, что Харадинай будет осужден.

- А Хашим Тачи?

- Я не знаю. Я ожидаю, что расследование будет завершено, но я думаю, что международное сообщество не желает узнать правду об этих преступлениях.

- Знаете ли Вы, что генерала Крстича из-за издевательств над другими заключенными вынуждены были перевести из тюрьмы в Великобритании обратно в следственный изолятор МТБЮ?

- Я думаю, что это обычный эпизод, который имеет место во всех тюрьмах, и что это не имеет ничего общего с прошлым генерала Крстича. Тем не менее, Трибунал все равно должен заботиться о том, чтобы с заключенными ничего не произошло.

- Была ли должность Гаагского прокурора вершиной вашей карьеры?

- Я была прокурором всю жизнь. Это огромный опыт, который позволил мне узнать много нового о человечестве. В трибунале я работала на совесть и, без сомнения, это был самый большой вызов в моей карьере. Я всегда буду с благодарностью вспоминать всех людей, которые помогали мне.