Государственная политика учитывает интересы промышленных и сельскохозяйственных регионов, наиболее и наименее развитых территорий, больших городов и маленьких сел. Естественно, граждане могут быть недовольны, если проявляются диспропорции и их надежды не сбываются, но они смиряются с этим, если ощущают себя частью единой нации, то есть сообществом, подобным огромной семье, в которой невозможно свести счеты вплоть до последнего цента.
Это единство намерений достигается, когда народ объединен одним и тем же языком, одной и той же религией и длительной общей историей. Следовательно, концепция нации имеет большее значение для Франции и Испании, чем для Германии, не говоря уже об Австрии до 1918 года, когда она была гигантской многонациональной империей.
Причины, которые говорят в пользу нации, чисто интуитивные: в ней противоречия между гражданами проявляются не так резко, все понимают, что судьба у них общая, между различными группами, в том числе религиозными, нет тяжелых подозрений в нарушении обязанностей. Более богатая часть населения, конечно, недовольна тем, что ей приходится больше платить государству по сравнению с бедной частью населения, но в основном она принимает это уравнивание в пользу менее состоятельных граждан.
Когда же государство не представляет собой единую нацию, то тенденция делить на «своих» и «чужих» в зависимости от границ любого сорта настолька сильна, что в недавние годы мы стали свидетелями распада на две части страны, уже изначально небольшой по размерам: Чехословакии.
Если природная тенденция сводится к сокращению юридического сообщества до размеров национального, почему же существуют большие государства?
Сама по себе проблема тривиальна, но о ней надо говорить, потому что после окончания Второй мировой войны возобладали прекраснодушные настроения, большинство уверилось, что подобная катастрофа никогда больше не повторится. Многие спрашивают: зачем содержать армию, зачем тратить деньги на вооружение, чего бояться, если никто на нас не нападает и никогда не нападет?
У историка дрожь по коже пробегает. Если война соответствует инстинкту человека, то мир всегда будет более или менее длительным интервалом между двумя войнами. А из конфликта с наименьшими потерями выйдет только победитель благодаря своим большим размерам и мощи. Астрийская империя была многонациональной и вместе с Францией была одной из самых больших держав Европы. Теперь, когда Австрия уменьшилась до размеров нации, даже Италия могла бы ее проглотить.
Тенденция к разделу рождается из чувства отчужденности и в результате подозрений; стремление к объединению порождено необходимостью обороны и увеличения силы. Потребность в больших размерах в целях выживания подвигла многие народы к неудержимым завоеваниям. Римляне вовсе не думали о создании империи: она была создана в основном в результате серии «оборонительны» войн. Россия, постоянно озабоченная отсутствием природных границ, всегда стремилась добавить буферные государства к своим окраинам, пока не стала огромной империей. В этом контексте легко простить раскол Чехословакии, потому что эта страна такая маленькая и беззащитная, что мало что меняется от ее раздела.
Из–за страха возникновения войны между Францией и Германией и желания сделать Европу более сильной и процветающей в конце концов родились Европейский союз и евро. Похвальный идеал и похвальные усилия, но при этом не был учтен тот факт, что если нация удерживается по собственной воле, то многонациональное государство обычно скрепляется волей своего центрального ядра: Рима, Вены, Москвы. Если же, наоборот, каждая его часть сохраняет свою значительную политико–экономическую автономию, как это происходит в Европе, то в результате сначала проявляется нестабильность, а потом происходит распад империи. Когда многие начинают мечтать «вытолкнуть прочь Грецию», то это признак того, что сообщество не может устоять на ногах. Греция ощущается как инородное тело, тяжесть, гангрена, которую лучше вырезать. А итальянская нация не мечтает «вытолкнуть Сицилию», хотя на этот автономный регион тратятся огромные деньги, в нем процветает коррупция.
Что можно поставить европеистам в упрек и что привело к нынешней ситуации, так это то, что они забыли о том, что в таком многонациональном образовании, где проводится единая политика и действует единая валюта, может быть только единый командный центр.
Когда был создан евро, многие писали, что телегу ставят впереди быков. Метафора имеет сельский оттенок, но принцип действует как в политике, так и в финансах, как тогда, так и сейчас.