Д. Орешкин – Трудно быть вождем, или по какую сторону плетня правда?

Российский политолог Дмитрий Орешкин дает оценку милитаризму Владимира Путина, его ораторским способностям, и той модели отношений общества и власти, которая выработалась в современной России в результате 12 лет путинского режима.

23 февраля, в день Защитника Отечества Владимир Путин обратился к своим сторонникам на митинге в «Лужниках». Речь премьер-министра изобиловала милитаристской лексикой и патриотическими лозунгами. Он призвал «не заглядывать за бугор» и «не изменять родине». Сказал, что «мы не позволим кому-то навязывать нам свою волю» и цитировал лермонтовское «Бородино». Политолог Дмитрий Орешкин рассказал в интервью RFI о риторике и поведении Владимира Путина в необычной для него ситуации митинга.

RFI: Как вы оцениваете риторику Владимира Путина во время митинга 23 февраля в «Лужниках»? Например, такие его фразы, как «битва за Россию», «мы сегодня и есть защитники Отечества»? Или когда он начал цитировать «Бородино» Лермонтова: «Умрем же под Москвой, / Как наши братья умирали!» К чему, на ваш взгляд, подобный милитаристский, мрачноватый уклон?

Дмитрий Орешкин: Мне кажется, это вполне предсказуемо. Дело в том, что модель, которую инстинктивно или осознанно пытается восстановить в России Путин, советская, по сути. А советская модель позитивных стимулов для укрепления власти не имела.

Потому что было понятно, что экономическое состояние российских граждан хуже, производительность труда ниже, эффективность экономики слабее. Соответственно, нужны были альтернативные средства убеждения. И альтернативные средства были скорее негативного характера: вокруг враги, поэтому надо сплотиться и дать отпор. То есть, страшилки: да, мы не очень богатые, но это, потому что кругом враги и мы вынуждены от них обороняться. А вынуждены мы обороняться, потому что они нам завидуют, потому что мы самые передовые. Внутреннее противоречие между тем, что мы самые передовые, но, при этом, самые бедные, замазывалось тем, что есть враги, которые очень хотят нас поглотить.

В принципе, это было понятно, предсказуемо, Путин должен был к этому прийти, потому что его экономическая модель заведомо неэффективна, и раньше или позже нужно будет переходить на мотивацию людей с помощью страха, с одной стороны. А с другой стороны, это очень простой способ, потому что он ложится в ментальную матрицу большинства людей советской эпохи.

Люди уже забыли, что был «деревянный рубль», что были очереди за едой, люди многое забыли. Но они помнят пропагандистские клише той эпохи: что мы были сильные, что нас все боялись, что мы были могучие, сплоченные, и т.д. и т.п. Пропагандистское клише тем и хорошо, что оно простое. И Путин в митинговой ситуации, когда особенно глубоких аналитических текстов никто слушать не будет, выбрал самое очевидное и то, что, с его точки зрения, самое эффективное. Нам необходимо сплотиться, вокруг нас враги, внутри у нас изменники и предатели, а мы – наследники Бородино. При этом он забыл, что те самые «богатыри», про которых писал Лермонтов, были до современности. «Богатыри – не вы», - написано у Лермонтова. Эта фраза, как-то первой всплывает, когда смотришь выступление Владимира Владимировича Путина, который, вероятно, себя считает «богатырем». По-видимому, ошибочно.

Две стороны плетня…

В общем-то, стилистика показывает, что сама по себе модель вернулась к советским лекалам. Этого, с одной стороны, не могло не произойти. А с другой стороны, прискорбно, что это произошло, потому что это значит, что ничего другого предъявить людям не удается. Нельзя сказать, что мы действительно поднялись с колен. Потому что стоит оглянуться назад, посмотреть вокруг или вперед, и мы видим, что мы опять по одну сторону плетня с Ираном, с Сирией, с Китаем, а весь так называемый цивилизованный мир, будь то Германия, Франция, Британия, будь то любая европейская страна, не говоря уже про Соединенные Штаты, Канаду и т.д., - с другой стороны плетня.

И это опять логическое следствие того, что восстанавливается советская система ценностей. А раз так, то они, конечно, хотят поставить нас на колени, а мы должны сплотиться вокруг вождя, вокруг лидера с тем, чтобы дать отпор.

Эта логика вождя – очень советская, потому что советский народ был в состоянии постоянного похода к светлому будущему. И поэтому у нас все время были отдельные недостатки, но зато блестящие перспективы впереди. И сейчас примерно то же самое. Мы опять в походе за каким-то не очень понятным идеалом типа подъема с колен, кругом опять враги и, соответственно, необходим вождь, который решительно смело нас объединяет, не дает нас расколоть, «развести», обмануть и завоевать. И по совпадению ряда обстоятельств, этим вождем является Владимир Владимирович Путин. А других как-то поблизости нет. Что, впрочем, естественно, потому что вожди тем и отличаются, что они всегда имеются в одном экземпляре.

- То есть апелляция к патриотизму, к великодержавности – единственное, что сейчас остается Владимиру Путину в качестве оратора?

- В качестве митингового оратора – да. Конечно, он (как бы «он») пишет более или менее вменяемые и толковые аналитические тексты в шести обширных газетах. Последняя из них, тоже, кстати, и не случайно (самые близкие к выборам) – это милитаристско-патриотический текст, настроенный на то, что необходимо сплотиться и вложить 20 с лишним триллионов рублей в военно-промышленный комплекс. То есть, здесь опять апелляция к советским, старым «дрожжам», на которых мы все были воспитаны, с одной стороны.

Родной завод и неизбежная «страшилка»

А с другой стороны, обещание большого и жирного куска советским же людям, которые привыкли кормиться при военно-промышленном комплексе, жить вокруг любимого или ненавидимого, но единственно существующего завода, который, как правило, был оборонным, и этот завод обеспечивал и тепло, и снабжение (в смысле, кормежку), был источником зарплат и вообще центром жизни.

И вот в ужасные 90-е годы этот завод остыл, просто потому что то, что он производил, оказалось ненужно. А сейчас он начинает опять разогреваться, опять выпускать какие-то танки или ракеты, потому что цены на сырье, слава богу, поднялись и, соответственно, появились деньги, чтобы производить то, что де-факто продать не удается, потому это производство не на платежеспособный спрос, а производство отчасти социальной программы, то есть планово убыточной, а отчасти для того, чтобы удовлетворять запросы военно-промышленного комплекса. А для этого надо создавать эту страшилку, что на нас готовы напасть. Если и готовы напасть, то не через оборону и не через какие-то там ракеты. Да и, собственно говоря, зачем нападать, если все равно вся российская экономика обслуживает Запад, поскольку является его сырьевым придатком.

- Выступление Владимира Путина сравнивают с выступлением Алексея Навального на проспекте Сахарова. Оба они очень похоже задавали со сцены вопрос «Да или нет?» Вы видите здесь какое-то сходство или желание повторить?

- И тот, и другой популисты, что, в общем, абсолютно не секрет.

Навальный – ярко выраженный популист, который просто педалирует другую тематику. Он тоже пытается сплотить широкие народные массы вокруг своей персоны, показывает себя как нового вождя, который предлагает идти в крестовый поход против коррупции. Он не говорит, что есть враги за границей. Он говорит, что есть враги внутри России, которые воруют российский бюджет. Это тоже как бы соответствует действительности в некотором смысле, потому что всегда есть в России и недоброжелатели, и конкуренты, и прямые враги. Навальный тоже по-своему прав: сколько ж можно воровать?

«Горластый» стиль жизни

Но он также огрубляет и упрощает ситуацию, говоря, что вся проблема России в масштабном воровстве со стороны чиновников, а вот он придет и очистит эти «авгиевы конюшни». Популизм чистой воды, причем достаточно примитивный. Но уж коль скоро ты выбираешь митинговый жанр, то здесь надо громко орать в микрофон и спрашивать: «Я правильно говорю?» А толпа должна тебе отвечать: «Пра-а-вильно!» Или там: «Да?» А толпа: «Да-а-а!» «Вы поддерживаете вот это?» - «Да-а-а!», - говорит толпа. «А вот это вы не поддерживаете?» - «Нет!», - говорит толпа. То есть за все хорошее, против всего плохого: таков митинговый жанр.

К сожалению, за эти 12 путинских лет технология спокойного парламентского обсуждения различных концепций дальнейшего развития была уничтожена. И мы благополучно въехали в те самые 90-е, когда надо орать в микрофон на площади, вместо того, чтобы спокойно, вменяемо, обсуждать ситуацию в Парламенте, который действительно избирается гражданами, который репрезентирует этих граждан и, соответственно, который является местом для дискуссий. Коль скоро парламент мы сделали «не местом для дискуссий», уровень дискуссий падает, перемещается на площадь и деградирует до уровня «Хлопцы, я правильно говорю? Любо вам или не любо?». В общем, это XVIII век.

- Если дискуссия деградирует и выходит из парламента на площадь, последние действия власти (митинги, автопробеги, выступления лидеров) – это адекватный ответ на действия оппозиции?

- Это адекватный ответ в том суженном и огрубленном пространстве, которое построила сама власть.

Если бы власть, в соответствии с законами Российской Федерации, проводила честные выборы, и если бы Парламент, в соответствии с законами Российской Федерации, представлял в себе пропорционально представленные срезы гражданского общества, то там было бы от «Единой России» не 50%, а 35%, сколько она действительно весит. От коммунистов не 20%, а 26%, от «Справедливой России» не 12%, а 16%. И там было бы «Яблоко», которые в реальности набрало 8%, а не 3%. Если был бы такой Парламент, то оппозиции не было бы смысла вываливаться на улицу, и люди не чувствовали бы себя оскорбленными. Но с этим Парламентом Путину, как вождю, было бы труднее. Поэтому он предпочел Парламент, который «не место для дискуссий». И таким образом создал все предпосылки, чтобы дискуссия переместилась на улицу.

Трудно быть вождем

А что ему теперь делать, когда она переместилась? Люди пришли в количестве 100 тысяч человек, и ему остается пользоваться достаточно примитивными средствами контратаки. То есть с помощью МВД, которое известно своей любовью к «правде», говорить, что собралось всего 36 тысяч человек на Болотной площади. В то время как их заведомо было около 100 тысяч, а возможно, больше.

Что ему еще остается делать, кроме как в ответ с помощью административных методов собирать аналогичные митинги с вполне понятной риторикой, с вполне понятными ответными шагами? Но в любом случае, это не тот уровень, на котором хотелось бы говорить в развитой стране. И не та представительность, с которой хотелось бы иметь дело. Потому что сейчас идет довольно глупая гонка: кто кого больше представит на улице? Но это не страна, которую можно было бы считать продвинутой, современной. Это в лучшем случае, начало XX века. Тут мы волей или неволей уподобляемся африканской политике, хотя, слава богу, не такой злобной и ограниченной.

Все это от того, что Путин сам построил модель, в которой он вынужден выступать в качестве митингового вождя, что, в общем-то, для него совсем не характерно. Он довольно скверный публичный вождь. Он политик кабинетного стиля.

Но поскольку он боится конкуренции, боится выступать в предвыборных дебатах, поскольку он не уверен в своих силах, ему приходится создавать эти псевдо-митинги, выступать с псевдо-патриотической риторикой, что, на мой взгляд, не органично для него. Когда он выкрикивает «Да?» и толпа отвечает ему: «Да!», размахивая флагами, это немножко не то.

Все-таки Путин по своему темпераменту, не горлодер. Он не Навальный, не Удальцов, который с удовольствием орет на митингах. И не Ампилов, которого даже соратники зовут «Витька-мегафон».

Путин все-таки человек более «вменяемого» стиля, он не площадной политик, он политик кабинетный. Но при этом боящийся конкуренции. И из-за этого он вынужден прикидываться митинговым политиком, вождем, который сплачивает нацию, очень не вовремя цитирует Лермонтова и так далее. В общем, все это является примером реактивной, а не проактивной политики. Он не сам создает политику, а вынужден реагировать на вызов, который ему бросает площадь.

Это лишний раз подтверждает давно высказанный тезис, что Путин - хороший тактик (он умеет реагировать на конкретную ситуацию, умеет организовать ответ), но плохой стратег. То, что он плохой стратег было ясно еще пять лет назад, когда стало очевидно, что он свою систему загоняет в «сапог», в тупик, из которого выхода не будет. Мы сейчас видим, как система сама себя дискредитирует, сама себя ограничивает, сама себя превращает в более примитивную версию.

Раскол как результат целенаправленного развития

Но что мы сейчас в конце концов имеем? Мы имеем раскол общества. Вместо нормального, цивилизованного диалога различных сил, представленных в парламенте, мы имеем две силы.

Одна сила – «Единая Россия» и те, кто ее обслуживают. И все остальные силы, объединенные против этого конгломерата из двух перспектив, и выступающие за честные выборы. За честные выборы впервые объединяются Жириновский, и Зюганов, и Миронов, и националисты, и левые, и коммунисты и социал-демократы, и правые либералы. Все против, потому что все понимают, что выборы-то фальшивые. И получается, что им всем противостоит один Путин.

Это и есть политическая деградация. И было понятно, что к этому примитивному расколу мы придем. И опять же это повторяет советскую систему ценностей, потому что тогда тоже против советского менеджмента, против идиотской шестой статьи Конституции, против того, как выборы проводились по-советски, когда 99,9% как бы голосовали за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных».

Все нормальное, все живое, не обязательно правое, может быть даже не правое, а ошибочное, но живое, которое хотело как-то меняться, было против кондовой, замерзшей модели, которую строил Советский Союз. И сейчас Путин делает такую же штуку, и получается, что все, кроме тех, кто при нем, объединяются против.

Он сам объединяет против себя всех людей, которые в принципе имеют межу собой очень мало общего. Как мало общего имеют между собой либералы и националисты. Но они вместе выходят на улицу и вместе требуют честных выборов. Это ж надо было ухитриться сделать такую политическую модель.

И вот теперь мы получаем, что после 12 лет пафосного развития и подъема с колен, мы получаем страну, которая расколота на группы людей, которые требуют честных выборов, и группы людей, которые считают, что честные выборы – это «оранжевая зараза» и идеи, которые к нам забросили из-за океана. Раньше или позже все больше людей будут понимать, с какой стороны правда.