Трагическая история России ХХ века заставила уехать из страны целую плеяду российских художников, писателей, философов и интеллектуалов. Этот исход начался с царских погромов и продолжился во время красного террора большевиков, сталинских чисток, сохранившегося до самого конца советской эпохи государственного антисемитизма, идеологических репрессий. Существует он и при нынешнем режиме, который вызывает у многих неподдельное отвращение.
Париж всегда был одним из ключевых направлений для этого исхода. Хотя для подавляющего большинства российских интеллектуалов и артистов такое решение было вынужденным, некоторые по собственной воле решили перебраться на берега Сены. В их числе оказался и родившийся в 1937 году в Москве Эдуард Штейнберг, сын поэта, который провел более десяти лет в лагерях ГУЛАГа и смог связаться с Эдиком лишь после освобождения в 1954 году.
Детство Эдика прошло в живописном городке Таруса (130 километров от Москвы), так как у его отца не было права вернуться в родной город. Эдик был самоучкой, который постигал все сам под руководством отца. Он не проявлял интереса к школе, но проникся духом российской поэзии и, в первую очередь, символизма Серебряного века. Источником вдохновения его художественного творчества стал Ван Гог.
Он был рабочим, ночным сторожем, рыбаком. Сначала он рисовал в Тарусе, а затем в Москве, где познакомился с творчеством Казимира Малевича, ключевой фигуры авангардизма 1910-х и 1920-х годов. Мало по малу фигуративная живопись Эдика стала принимать все больше абстрактных и геометрических черт, проникнувшись идеей синтеза русского символизма и пластичных идей супрематизма.
Читайте также: Российский художник требует убрать свои картины из Лувра
В Москве ему удалось познакомиться с другими художниками, которые жили и думали, как он. Эти бедные и неизвестные люди отвергали ложь социалистического реализма, который был единственным разрешенным режимом направлением. Безразличные к деньгам и официальному признанию, эти люди сформировали несколько групп, которые объединяли дружеские или родственные связи. Впоследствии их назвали нонконформистами.
В течение многих лет Эдик оставался одиноким в своем творчестве и не входил ни в одну из групп. В середине 1960-х годов «патриархи» нонконформизма, такие как Владимир Вейсберг и Оскар Рабин, начали появляться в его крошечной шестиметровой комнате в коммуналке. Признание пришло к нему, когда крупнейший коллекционер русского авангарда Георгий Костаки приобрел несколько его работ.
В конце 1960-х годов Эдуард и его жена Галина (она вышла за него замуж в 1966 году и оставалась его музой до конца жизни) всерьез заинтересовались русской религиозной философией и начали читать произведения таких мыслителей, как Владимир Соловьев и Павел Флоренский. Оба супруга были православными верующими и установили дружеские связи с религиозным философом Евгением Шифферсом, который также был вынужден жить вне общества из-за своих идеологических убеждений. Кроме того, Эдик сблизился с таким нонконформистами, как Илья Кабаков, Эрик Булатов, Виктор Пивоваров и Владимир Янкилевский, которые позднее вместе с ним вошли в список крупнейших российских художников второй половины ХХ века.
Работавшие в Москве американские и европейские дипломаты охотно покупали работы нонконформистов, став вместе с коллекционером Александром Глазером (вместе с собой в эмиграцию он забрал сотни произведений своих друзей) промоутерами неофициального советского искусства. Тем не менее, право на проведение первой выставки в Москве Штейнберг получил только в 1978 году. За ней последовали другие экспозиции за границей, в том числе в Швеции и Германии.
Также по теме: Художественная перестройка
Визит в Москву владельца одной из парижских галерей Клода Берно (Claude Bernard) стал судьбоносным моментом в жизни Эдика. В марте 1988 года он присутствовал на первом вернисаже своих геометрически-метафизических работ во французской столице. После нескольких лет сотрудничества с галереей Клода Берно Эдик смог приобрести мастерскую в Париже на улице Кампань-Премьер. С тех пор он проводил каждую зиму в Париже, а летом возвращался на «малую родину» в Тарусу.
Будучи настоящим трудоголиком, Эдик не любил путешествовать. Он проводил весь день за работой, а вечером любил посидеть в ресторане с друзьями. Супруги Штейнберг были людьми исключительной доброты и щедрости. Они жили в Париже в окружении друзей, в гармонии с самими собой и своим окружением.
Последние несколько лет Эдик боролся с раком, и болезнь не раз была вынуждена отступить перед тем, как снова пойти в наступление. До самого последнего вздоха он говорил только о своей работе, проектах. Несмотря на страшную слабость, в последние месяцы жизни он все же нашел в себе силы надиктовать мемуары о жизни в Париже, которые будут опубликованы в ближайшее время. Перед смертью он едва успел перечитать напечатанный текст.
Так, он рассказывает: «Я потерял Россию. Для меня она ушла вместе с новой историей, потому что сейчас это уже другая Россия. Россия, которую я люблю, это кладбище Сент-Женевьев-де-Буа… Когда я приехал сюда, то прошелся по Сент-Женевьев-де-Буа и кладбищу Монпарнас, чтобы поприветствовать дорогих мне людей. Мне не нравится то, что сегодня происходит в России: болтовня, безответственность и националистическая глупость».
Несмотря на запоздалое признание в России, где в двух крупнейших музеях страны (Русском музее в Санкт-Петербурге и Третьяковской галерее в Москве) состоялись ретроспективы его работ, Эдик все же предпочитал Париж Москве. И в этом он был не одинок. Илья Кабаков жил в США, Оскар Рабин, Эрик Булатов и Владимир Янкилевский обосновались в Париже, Виктор Пивоваров устроился в Праге и т.д. Многие нонконформисты былых времен не смогли смириться с меркантильным обществом, диким и мафиозным капитализмом, авторитарной властью.
Как бы то ни было, Эдик просил похоронить его в Тарусе, в городе, где он научился любить леса и реки своей родины и русскую поэзию, где живет простой народ, который не получает дивидендов от обрушившейся на страну нефтяной манны. К которому всегда принадлежал Эдик.
