Официальные лица по определению не могут претендовать на сохранение собственной анонимности. Тем не менее, у британской прессы в ходу крайне сомнительная практика потворствовать чиновникам, скрывая их имена.
Источникам следует гарантировать анонимность только в определенных обстоятельствах, когда, назвав имя, можно причинить человеку конкретный вред (например, источник-разоблачитель может потерять работу). Не существует причин, по которым анонимность следует гарантировать, например, официальным представителям МВД, и, тем не менее, эти люди неоднократно заявляли мне, что у них есть такое «право». При этом сами они хотят знать обо мне все—и как меня зовут, и где я публиковалась, и какой у меня «уклон», и так далее. Обычно я использую имена из своей переписки и печатаю их в газете. Небо из-за этого пока не упало на землю, а меня не посадили в тюрьму за то, что я называю по именам обычно безымянные ведомственные "рупоры".
Конечно, они говорят, что скрывают имена источников, поскольку те выступают не от своего имени, а, например, от лица учреждения, но настоящая причина - та же, что и у полицейского, который снимает свой значок, перед нападением на демонстранта – желание действовать безнаказанно. Эти люди обладают властью потому, что говорят от лица власти. Их анонимность позволяет им пользоваться властью, не рискуя индивидуальной ответственностью. Они делают заявления, которые напрямую влияют на общество, но общество при этом не понимает, кто именно делает заявление.
Все мы слышали об Алистере Кэмпбелле (Alastair Campbell), короле пиара, но знаете ли вы, что, когда он был пресс-секретарем Тони Блэра, пресса большую часть времени сохраняла его анонимность? Общество просто не знало, кто говорит все эти вещи. Только когда с него сняли маску, и у «официального представителя» появились лицо и имя, он начал лично отвечать за свои слова. Интересно – но, вероятно, не удивительно - что вскоре после этого он ушел в отставку.
Когда такой «представитель» кого-то обвиняет или начинает распространять клевету, объект ничего не может с этим поделать. Зато анонимность пресс-секретарей очень удобна для некоторых журналистов, потому что, если источник - это просто «официальный представитель» или «чиновник», легко подбирать подходящие для статьи старые цитаты. Читателям следовало бы относиться к таким цитатам скептически. Источник (кто это сказал), не менее важен, чем то, что было сказано. Приписывать конкретному человеку выдуманные слова намного сложнее, а если это происходит, он всегда может принять против журналиста или его источника меры.
Репортеров в США учат никогда не мириться с попытками чиновников сохранять анонимность. На мой взгляд, это одна из ключевых задач журналиста: всегда заставлять чиновников отвечать за то, что они говорят. Если они не согласны – их слова не публикуются или не идут в эфир. Все очень просто. Если журналисты хотя бы в этом будут друг друга поддерживать, они смогут быстро изменить культуру работы парламента, министерств и целого множества госструктур.
Почему важны имена или история представителя спикера
Для репортеров, освещающих работу парламента, декабрь – трудный месяц. В Палате общин каникулы, депутатов нет целых пять недель. Чтобы как-то заполнить этот пробел, Саймон Уолтерс (Simon Walters) из Mail on Sunday подал на основании Закона о свободе информации запрос о полученных женой спикера компенсациях поездок на такси. Ответ пришел (по-видимому, не случайно) во время рождественских праздников, когда Уолтерса не было на работе. Чтобы лишить его сенсации, которой он явно добивался, Палата общин разместила ответ в сети, где его нашел другой журналист – Сэм Коутс (Sam Coates) из The Times. В ответе говорилось, что жена спикера Майкла Мартина (Michael Martin) с мая 2004 года потребовала 4280,20 фунта компенсации за 156 поездок на такси, в основном по магазинам.
«Я позвонил в офис спикера, чтобы об этом спросить, - рассказал мне Сэм Коутс. – Это было трудно, так как на Рождество Палата общин не заседает. Но в итоге мне дали телефон некоего Майка Грэнатта (Mike Granatt), который даже не был штатным сотрудником парламента. Я помню, что он находился где-то за рубежом, и я его разбудил. Я еще подумал тогда, как нелепо, что мне приходится звонить какому-то типу за полмира, чтобы узнать, что делает спикер совсем рядом со мной».
Майк Грэнатт - опытный консультант по пиару, партнер в пиар-агентстве Luther Pendragon, и бывший глава Правительственной службы информации. В 2007-2008 годах он был советником по связям со СМИ Комиссии Палаты общин - комитета по управлению парламентским аппаратом, возглавлявшегося спикером Майклом Мартиным. В то время спикера активно критиковали, как за его поведение во время скандала с расходами парламентариев, так и за его собственные требования компенсации обширных расходов. Плюс он нанимал на общественные деньги частную пиар-компанию.
Сэм спросил Майка Грэнатта о счетах Мэри Мартин (Mary Martin) за такси, так как он выяснил, что даже некоторые депутаты были недовольны ее требованиями, превышавшими те суммы, в пределах которых поездки на такси компенсируются парламентариям.
«По его словам, дело было в том, что она делала покупки для официальных мероприятий. Мне это показалось чушью, - отмечает Сэм. – Мэри Мартин ездила в Waitrose за едой для каких-то официальных мероприятий вместо того, чтобы обратиться к профессионалам, которые их обычно обслуживают – в это не поверил бы ни один журналист, обладающий минимальным чутьем. Я спросил его: “Вы уверены?” Он ответил: “Да. Таково объяснении”. Когда я начал слегка нажимать он стал довольно агрессивным. Я понял, что мне пытаются втереть очки, почувствовал, что объяснять мне нормально собеседник ничего не намерен, поэтому я сделал то, чего обычно не делаю - назвал в статье его имя.
«Таким образом, я заставил его взять на себя личную ответственность за его слова, так как я ему не поверил и счел, что он не слишком старается нормально объяснить мне, в чем дело».
Большинство газет в своих материалах, основанных на статье Сэма, следовали обычным правилам и сохраняли анонимность источника:
«Официальный представитель г-на Мартина заявил: ”Она покупает продукты для приема официальных посетителей”».
«Представитель Палаты общин заметил: ”Бремя, лежащее на семье спикера, временами бывает очень тяжелым”».
Однако в самой статье Сэма в The Times говорилось:
«Майк Грэнатт, официальный представитель г-на Мартина, считает требования г-жи Мартин оправданными. “Она покупает продукты и тому подобные вещи для приема официальных гостей, которые периодически бывают у спикера. Деньги на это ассигнуются из бюджета аппарата спикера», - заявил он. Он добавил, что г-жа Мартин не работает на своего мужа ни в каком качестве».
По словам г-на Грэнатта, спикер был вправе требовать компенсации расходов своей жены, так как эти поездки были «целиком и полностью связаны с хозяйственными нуждами, направленными на выполнение официальных обязанностей». Г-н Грэнатт добавил, что г-же Мартин нужно было такси, чтобы покупать еду для официальных мероприятий. Чтобы подчеркнуть официальную сущность ее шопинга, он отметил, что Мэри Мартин в таких поездках всегда сопровождало «должностное лицо».
Когда Саймон Уолтерс вернулся к работе, фраза о «должностном лице» показалась ему подозрительной, и он решил выяснить, о ком идет речь. Через несколько месяцев он узнал, что этим «должностным лицом» была подруга и экономка г-жи Мартин Глория Хоукс (Gloria Hawkes) и что, разумеется, официальное назначение шопинга вызывало большие сомнения. В ряде случаев покупки делались явно для личного потребления пары —раз в месяц г-жа Мартин ездила в большой супермаркет, причем требовала, чтобы такси ее дожидалась, так как (позднее заявила она во время парламентского расследования) его «трудно вызывать».
«Мы обратились в аппарат спикера, чтобы спросить о поездках г-жи Мартин по магазинам с Глорией Хоукс, но там эту информацию опровергли, - рассказал мне Саймон Уолтерс. – Они заявили, что г-жа Мартин брала с собой некоего чиновника, имени которого они не называли, чтобы он помогал ей делать покупки для официальных приемов. Это было откровенным враньем. Когда Майк Грэнатт узнал, что речь идет о г-же Хоукс и что поездки были личными, а не официальными, он ушел в отставку. В своем заявлении ото 23 февраля он лично передо мной извинился (редкий случай!)».
Выяснившиеся сведения противоречили предшествовавшим заявлениям, а Майк Грэнатт был связан тем, что он сказал в декабре Сэму Коутсу, и не мог это отрицать. В итоге он заявил:
«Я ухожу со своего поста по этическим соображениям, так как я непреднамеренно ввел в заблуждение журналиста. Этический кодекс, которому следуем я и моя фирма, подразумевает, что мы говорим правду, но и нам дают правдивую информацию. Однако в пятницу мне стало известно, что я сообщил журналисту ложные факты относительно домашнего хозяйства спикера и использования такси. Я приношу свои извинения журналисту, который поднял этот вопрос, и всем, кто был введен в заблуждение».
Когда члены парламента из Комитета по административным вопросам спросили его, кто ввел его в заблуждение, г-н Грэнатт ответил, что он «не готов вдаваться в детали и называть имена и адреса, но это не были ни спикер, ни г-жа Мартин».
Если бы Сэм Коутс не принял необычное решение нарушить принятые в британской прессе правила и назвать г-на Грэнатта по имени, почувствовал ли бы тот столь сильное давление и стал ли бы он уходить в отставку?
В связи с этим возникает вопрос—зачем журналисты потворствуют чиновникам и обеспечивают им анонимность, а, следовательно, и безнаказанность? Большинство репортеров, освещающих работу парламента, не согласны с моей позицией в вопросе об анонимности, и мне это кажется прискорбным. Если они не будут бороться за право общества знать, то кто это будет делать?
«На практике, мы, откровенно говоря, не делаем этого потому, что люди, если мы будем упоминать их имена, просто не станут с нами общаться, - считает Сэм Коутс. – Чтобы мы стали поступать так в массовом порядке, нужно решение на уровне редакции. Если я начну так делать в одиночку, в результате будет много обид и многие вообще откажутся со мной разговаривать, пока я не гарантирую, что это больше не повторится».
Это показывает, насколько значима анонимность для бюрократов. Не будь она для них важна, они бы так за нее не боролись. Причина такого их поведения заключается в том, что заявления «официальных представителей» нередко не способны выдержать минимальный общественный контроль. Не всегда, но очень часто анонимные заявления оказываются тенденциозными, недостоверными или просто лживыми.
Анонимная клевета: история Гвидо Фокса и Дэмиена Макбрайда
Казалось, 2007 год должен был стать концом буйства пиара, однако достаточно было заглянуть в газету, чтобы увидеть, как «осведомленные источники», «высокопоставленные чиновники» и «друзья премьер-министра» продолжают анонимно распространять слухи, обвинения и инсинуации, никак не отвечая за сказанное.
Вот некоторые характерные для того времени примеры нападок и порочащих заявлений:
10 сентября 2006 года «Вчера вечером сторонники Гордона Брауна предположили, что когда Чарльз Кларк (Charles Clarke) обрушился на министра финансов, назвав его неадекватным, помешанным на контроле типом с психологическими проблемами, он находился под влиянием алкоголя. Друзья г-на Брауна прокомментировали так последнее интервью бывшего министра внутренних дел, в котором он дал уничижительную оценку главному претенденту на лидерство в Лейбористской партии, “держа в руке бокал с красным вином”».
2 апреля 2006 года «На этих выходных источники, близкие к г-ну Брауну назвали своих коллег из лагеря г-на Блэра психопатами».
21 марта 2007 года «Друзья презрительно отзываются о лорде Тернбулле [бывшем постоянном секретаре министерства, сравнившем Брауна со Сталиным], называя его обиженным отставным чиновником, к которому никогда не относились серьезно и которого не допускали в ближайшее окружение министра».
На Даунинг-стрит любят и умеют забрасывать людей грязью. Однако эта тактика может существовать лишь благодаря культуре анонимных источников. Неудивительно, что для того, чтобы разоблачить главного очернителя, понадобился человек из близких к парламенту кругов. Большинство парламентских журналистов все знали о Дэмиене Макбрайде (Damian McBride) но, тем не менее, благодаря привычке прессы сохранять анонимность чиновников, общество оставалось в неведении.
Дэмиен Макбрайд почти десятилетие входил в ближайшее окружение премьер-министра. Он был кадровым госслужащим и сыграл ключевую роль, когда министерство финансов вынуждено было реагировать в 2000 году на топливные протесты. Именно тогда он был замечен Гордоном Брауном, который в 2003 году назначил его главой пресс-службы министерства, а в 2005 году – своим специальным советником. Журналисты знали его как грозного пиарщика, любыми средствами отстаивавшего интересы Брауна. Он агрессивно реагировал на статьи тех из журналистов, кто осмеливался идти против него.
В начале 2009 года политический блоггер Гвидо Фокс (Guido Fawkes) (он же Пол Стейнс (Paul Staines)) нарушил правила и назвал Макбрайда в эфире программы Эндрю Нейла (Andrew Neil) Daily Politics источником всевозможных слухов. Ситуация дополнительно накалилась, когда Стейнсу в руки попали электронные письма, отправленные Макбрайдом другому пиарщику лейбористов – Дереку Дрейперу (Derek Draper), в которых обсуждалась кампания необоснованных личных нападок – зачастую сексуальной направленности - на лидеров консерваторов. Целью этой кампании была «дестабилизация» оппозиции перед выборами. Копии писем направлялись бывшему пиарщику г-на Брауна Чарли Уэлану (Charlie Whelan).
В своих письмах Макбрайд писал о четырех сюжетах, которые могли бы помочь стартовать новому лейбористскому сайту. Первый сюжет - о гее-депутате от тори, лоббировавшем в Палате общин интересы компаньона, - он назвал «качественным расследованием», добавив, что с него «неплохо бы начать». Остальные три он признавал «сплетнями, в основном нацеленными на дестабилизацию тори». Все эти яростно отрицающиеся истории были основаны на слухах о личной жизни Джорджа Осборна (George Osborne), Дэвида Кэмерона (David Cameron) и Надин Доррис (Nadine Dorries).
В свете того, что произошло позднее, следует заметить, что если бы переписка не попала в руки к Полу Стейнсу, информация ушла бы в публичное пространство без четкой привязки к источникам. Чиновничья анонимность означает полную безнаказанность.
Вполне очевидно, что, когда люди могут не отвечать за свои слова, политика способна скатиться в любую грязь. Однако к счастью на сей раз пиарщикам пришлось все же ответить за сказанное, потому что Стейнс поделился этими письмами с Sunday Times и News of the World. Сначала аппарат премьер-министра попытался спустить дело на тормозах и выдать все за милые шутки и ребячество, однако распространение клеветы Дэмиеном Макбрайдом отрицать было невозможно.
«Это выходит далеко за пределы обычной политической борьбы, - считает Стейнс, - перед нами очернение на сексуальной почве. Некоторые из слухов настолько непристойны, что их невозможно печатать. При этом Дэмиен Макбрайд – специальный советник премьер-министра по вопросам прессы и политики, а не какой-то безвестный юнец».
Макбрайд ушел в отставку вскоре после публикаций. Неужели этого недостаточно, чтобы понять, что «официальные источники» всегда следует называть по имени?
Фатальная неподотчетность
Чиновничья анонимность нередко приводит к губительным последствиям. После железнодорожной катастрофы 2002 года в Поттерс-Баре, когда погибли шесть человек и еще множество были ранены, вина исходно возлагалась на обслуживавшую полотно инженерную компанию Jarvis. Затем вмешались специалисты по кризисному пиару, организовавшие ряд сомнительных брифингов, на которых некие анонимные «высокопоставленные железнодорожные источники» говорили, что катастрофа, скорее всего, стала результатом вандализма. Лишь три года спустя после официального расследования выяснилась истина: вандализм был «крайне маловероятен» и вина, по-видимому, лежала на Jarvis.
В июне 2006 года полиция при обыске дома в Форест-Гейт, на востоке Лондона, застрелила безоружного человека. Высокопоставленные сотрудники Скотланд-Ярда после этого анонимно заявили прессе, что дом использовался для химического терроризма (правда, доказывающих это фактов у них не оказалось). Они также попытались очернить жильцов, заявив, что у них было подозрительно много наличных (они были мусульманами и не пользовались банками) и что один из них загружал детскую порнографию (обвинение снято за отсутствием доказательств). Все эти заявления оказались ложными, но они отвлекли общество от главного в этой истории – от некомпетентности полиции. Анонимность позволила полицейским возможность безнаказанно говорить все, что угодно.
Эта стратегия анонимных обвинений уже применялась раньше – например, в июле 2005 года, когда полиция по ошибке застрелила бразильского электрика Жана Шарлиса ди Менезиса (Jean Charles de Menezes) на станции метро «Стокуэлл». Высокопоставленные источники в полиции заявляли, что он убегал от полицейских, перескочил через турникет, был одет необычно тепло для жаркой погоды и проигнорировал предупредительные оклики полиции. Все это оказалось полной ложью.
Пока у нас продолжают царить некомпетентность и анонимность, государственная бюрократия будет оставаться прибежищем для некомпетентных, ленивых и коррумпированных. Провалы будут продолжать вознаграждаться, а успехи подавляться. Когда никто не знает твоего имени, легче лгать. Когда тебе гарантирована анонимность, легче совершать неэтичные – если не напрямую преступные - поступки. У бюрократии появятся справедливость и честность не раньше, чем чиновники начнут вести себя как люди с именами и фамилиями и так же относиться к окружающим.
Среди должностных лиц много профессионалов, владеющих информацией, понимающих, что работает, а что нет, и обладающих идеями по улучшению системы. Однако сейчас им не к кому обратиться – никто просто не будет их слушать. В конечном счете, молчащее государство их не защищает, зато потихоньку лишает их возможности гордиться своей работой и стремления делать что-то полезное.
Нужно дать им возможность делать свою работу и отчитываться перед народом, а не перед бюрократией. Сейчас многих из них заставляют подписывать соглашения о конфиденциальности, не позволяющие им обращаться напрямую к народу, от лица и за счет которого они предположительно работают. Тем временем высшие бюрократы, такие как постоянные секретари и заместители министра, часто не просто проводят в жизнь решения министров, но и сами определяют политику. В итоге ответственность по странной традиции ложится на министров, а чиновников от нее спасают правила соблюдения анонимности. Впрочем, важные решения принимаются даже на сравнительно низких уровнях, и общество вправе знать, кто их принимает – особенно, если они напрямую сказываются на его жизни.
Система личной идентификации и прямой ответственности может вернуть власть профессионалам. Нам не нужны новые «стрелочники» и новые бюрократические инспекции. Верните нам знания, исходные данные, хранящиеся нашими государственными ведомствами.