Ударная волна «плюшевой» бомбардировки

Больше пользы или вреда  принес «плюшевый десант» шведских пиарщиков? Почему белорусские власти пошли на удаление шведского посольства? Насколько адекватной была реакция Евросоюза на конфликт между Минском и Стокгольмом? Эти вопросы в программе «Пражский акцент» обсуждают шеф-редактор газеты «Наша нiва» Андрей Дынько, директор исследовательских программ Финского института международных отношений Аркадий Мошас и немецкий политолог Мартин Шон. Ведущий - Юрий Дракохруст.
 
Studio Total: герои или дураки?
 
Дракохруст: Сорвиголовы из шведского рекламного агентства Studio Total из своего самолетика сбросили на Белоруссию плюшевых медведей. Но эта бомбардировка безобидными игрушками вызвала политический взрыв огромной силы. Отставки высшего руководства министерства обороны и пограничного комитета, аресты белорусских граждан, бешеная антишведская кампания официоза и, наконец, - едва ли не самое серьезное - фактическая депортация посла Швеции и удаление из Белоруссии шведского посольства в полном составе. Радиостанция «Немецкая волна» удачно сформулировала дилемму - смелый поступок или медвежья услуга? Шведские пиарщики устроили провокацию в первичном смысле этого слова - они хотели вызвать определенную реакцию. И они ее вызвали. И кто они - герои или, грубо говоря, безответственные дураки?

Дынько: Случай со шведами очень напоминает случай с полетом Матиаса Руста в 1987 году. Тогда тоже было множество теорий заговора. Многие думали, что это спланированная организованная акция, кто за этим стоит, как это было сделано. Время показало, что Руст был просто чудаком, просто молодым человеком, который так хотел проявить себя, так рискнуть своей жизнью, чтобы прославиться. Мне после этой акции пришлось брать интервью у Пера Кромвеля и я сделал для себя вывод, что это такие современные «русты». Конечно, время изменилось, Руст был одиночкой, а тут была группа, это была продуманная акция. Но для меня сходство очевидно. Поэтому я сказал бы, что они ни герои, ни дураки, они просто люди.

Дракохруст: Аркадий, как бы вы оценили эту акцию? И не только в смысле субъективной мотивации, но и объективно, к чему это привело?

Мошас: Я думаю, что люди выразили свою гражданскую субъективную позицию. Не знаю, имели ли они намерение действительно как-то нечто спровоцировать, раскачать ситуацию. Не уверен. Думаю, что комплексно о каких-то долгосрочных последствиях они не думали. К чему это привело - мы все видим. К тому, что так или иначе ситуация в белорусско-европейских отношениях очередной раз обострилась и продемонстрировала очередную неготовность Запада, прежде всего европейских политиков, отвечать, реагировать на изменения ситуации вокруг Белоруссии. И одновременно продемонстрирована способность белорусского режима совершать какие-то поступки в русле уже наметившихся тенденций. Ничего удивительного в плане реакции Минска мы не увидели, и ничего странного со стороны Запада мы также не увидели. Поэтому я не уверен, что на самом деле увиденное ведет к слому какого-то тренда. Это все укладывается в рамки тенденций.

Дракохруст: Мартин, а как вы оцениваете эту акцию в соответствии с дилеммой: герои, или дураки? Кажется, это довольно привычная стилистика, скажем, украинская группа Femen также работает в таком провокационным плане, в Германии существует много и политических, и гражданских инициатив, которые строят свои и политику и действия именно на конкретных провокациях общественной мысли.

Шон: Понятно, что это имеет место. Это вообще вписывается в новый стиль пиаризации гражданского протеста. Мне не кажется, что главный вопрос - насчет того, что это за люди, почему они это делали и осмысливали ли они, что делают. В любом случае, в любом государстве, в любой политической системе такие акции направлены на политическую систему и говорят они о самой политической системе. Реакция политической системы говорит кое-что о ее природе, о ее стабильности. Мне кажется, этот случай показал, что они попали в самое сердце современной идеологии белорусского государства. Это сильное государство, которое может вместе с Россией защищать ту часть славянского мира, который остался внутри бывшего Советского Союза. И вот по этой картине пошла реальная трещина.

Реакция Минска, действительно, как сказал Аркадий, вписывается в общий внешнеполитический контекст. К тому же она показывает, что белорусский режим сейчас довольно стабилен, он может рассчитывать на необходимую помощь со стороны России. И это, по моему мнению, одна из главных причин, почему Минск так отреагировал, возможно, будучи уверенный в поддержке России. Не только непосредственно в самом этом споре, «дипломатической войне» со шведами, но и в общей поддержке, которая выражается в первую очередь в поддержке во время парламентских выборов.
 
Мог ли Минск действовать иначе?

Дракохруст: На ваш взгляд, насколько предсказуемой была реакция официального Минска? Могли ли реагировать иначе, могли ли не переводить конфликт в дипломатическую плоскость?

Шон: Мне кажется, что наступил такой момент, когда у Минска осталось не очень много вариантов. Было понятно, что замалчивать этот факт дальше нельзя. Мне кажется, что решили так: атака - лучшая самооборона и что можно способствовать тому, чтобы и эксперты, и белорусское общество сосредотачивали свое внимание не на том факте, что непрофессиональные летчики могут преодолеть белорусскую систему ПВО, а на обострении отношений между Белоруссией и Европой.

Дракохруст: Аркадий, а как вы считаете, почему все же это перешло в дипломатическую плоскость? Вот Станислав Шушкевич вспомнил, что не высылали же посла Германии из СССР, когда прилетел Руст, а тут почему было решено сделать именно так?

Мошас: Я думаю, что не надо проводить слишком далекие параллели с делом Рустам и с тем, что тогда не высылали посла Германии. Не высылали в том числе и потому, что в первую очередь от Германии хотели получать кредиты. Хотя и не только поэтому. А сейчас Белоруссия и не ждет никакой экономической помощи от ЕС. У Минска было два варианта поведения. Первый вариант - это действительно пойти совершенно правовым путем, запросить правовую помощь, провести международное расследование пересечения границы. Нарушение воздушного пространства самолетом другой страны - по всем международным меркам такая штука не остается безнаказанной. В этом случае можно было спокойно начать выстраивать даже некий мостик между Минском и Западом. Я думаю, что такой вариант рассматривался, но в итоге этого сделано не было, был избран действительно вариант эскалации. Высылка посла формально с этим нарушением границы даже и не была связана. Поэтому и ответ на ваш вопрос, как я его себе представляю, заключается в том, что Минск мог себе это позволить. Он прекрасно понимал, что на сегодняшний день бросить вызов Европе в реальности ничего ему не будет стоить. Можно было рассчитывать, что в августе, когда все министры в отпуске, все, на что может пойти Евросоюз - это вялое заявление о том, что в МИДы вызовут белорусских послов и что-то им расскажут (можно подумать, что раньше Минску позиция европейских столиц была неизвестна). Можно было рассчитывать, что никаких экономических санкций не будет, что никаких новых персональных санкций не будет, что послы скорее всего не поедут, потому что это было бы смешно - уезжать и возвращаться раз в три-четыре месяца. Экономический ответ Запада на поведение белорусского режима сводится к нулю, половина экспорта белорусских товаров в первой половине этого года - это экспорт в Евросоюз, разговоры об изоляции режима остаются разговорами. Поэтому хотя волнообразные движения тела иногда делаются, но все же нынешняя политика ЕС ни на какой режим изоляции и режим санкций не похожа. Минск знал, что рискует минимально.

Что он мог выиграть таким поведением? Не знаю, нужно ли было Лукашенко показывать накануне выборов, что он такой сильный и может начать очередной раунд эскалации напряженности в отношениях с Западом. Возможно, для коренного электората белорусского режима, с его точки зрения, это выигрышная политика. Главное то, что Минск сделал это, поскольку считал, что может сделать и что никаких негативных последствий от этого не последует.

Дракохруст: Андрей, в продолжение того, о чем говорил Аркадий - а что собственно выиграли? Возможно, он прав, что могли себе это позволить, что рассчитывали, что ничего плохого из этого не выйдет. А что хорошего? Когда в начале года был аналогичный кризис, когда послы уезжали из Минска, казалось, что Минск все же был заинтересован в сглаживании дипломатической войны. Все же тогда были освобождены двое политзаключенных, в том числе и бывший кандидат в президенты. А теперь сами начали конфликт, в определенном смысле на ровном месте: ведь официальный Стокгольм не хлопал в ладоши своим летчикам. И вот как-то перевели стрелки на шведское государство. Что хотели на этом выиграть?

Дынько: Здесь надо отметить два момента. Первый - это то, что к такому результату привела сама логика действий этого режима. Если бы то же самое случилось в какой-либо другой стране, то сначала народ бы посмеялся, потом провели бы расследование и приняли бы какие-то меры. Либо не приняли бы, ведь не было же никакого вреда от этих действий. Здесь же было совсем не так. Сначала весь аппарат пытался скрыть этот факт. Были неуклюжие заявления Министерства обороны о том, что видео полета было выполнено «с элементами фотошопа». Была такая обычная демагогия в стилистике «броня крепка и танки наши быстры». Когда выяснилось, что это невозможно скрыть, то надо было это как-то компенсировать. А когда работает закон компенсации, ответ должен быть также силен. И второй момент - этому режиму постоянно нужно поддерживать свой имидж жесткого режима, жесткой власти. На этом он и стоит. Для соблюдения этого имиджа и были применены такие меры, в том числе и меры дипломатической войны.

«Закон эскалации - полтора удара в ответ на удар»
 
Дракохруст: Ситуация с фактическим удалением из Белоруссии посольства Швеции стали предметом обсуждения в Евросоюзе. Говорилось даже о возможности отзыва из Минска послов всех стран Союза, как это уже было в начале этого года. Но такой жестокий и обоюдоострый шаг решили пока не делать, подождать как минимум до завершения парламентских выборов в Белоруссии. Но принято решение о сокращении отношений с официальным Минском (хотя, казалось бы, куда уж дальше сокращать). Насколько адекватной вам предоставляется такая реакция? Возможно ли, что после выборов, результаты которых можно предвидеть, реакция будет более жесткой?

Мошас: Шведская реакция была правильной. Теория эскалации говорит, что на любом уровне эскалации вы должны быть в состоянии дать ответ больший, чем вызов. Мы знаем, кто начал нынешнюю фазу эскалации. Ее начал Минск. Повторю, что формально связать высылку посла и нарушение воздушного пространства Белоруссии невозможно. Это разные вещи. Минск начал эскалацию, и шведы ответили не ударом на удар, а полутора ударами на удар. Хотя эта линия поведения имеет логику.

Европейский Союз в этой ситуации должен был не побояться опять пойти на меры солидарности, на полный отзыв послов. Совершенно очевидно, что обеспечить солидарное решение такого порядка на сегодняшний момент невозможно. Некоторые европейские дипломаты, насколько мне известно, укоряют шведов за их реакцию. Реакция должна быть такой, чтобы другой стороне «неповадно было» раскручивать спираль эскалации. Сегодня такой перспективы нет. Это вписывается в тот несуществующий общий контекст политики Запада и в частности Европы в отношении Белоруссии. Какие-то решения принимаются, что-то делается, иногда какие-то вещи работают, но мы наблюдаем, что существует исключительно вербальная дипломатическая позиция, которая не подкрепляется ни экономикой, да и вообще не выполняется на международном правовом уровне. На правовом уровне это упирается в один вопрос: «Признают ли европейцы Александра Григорьевича Лукашенко президентом Белоруссии?» Если нет, то послы не должны вручать ему верительные грамоты. Если они вручают ему верительные грамоты, то таким образом де-факто этот человек признается легитимным президентом Белоруссии.

Следующий вопрос о выборах. Что собственно должна сертифицировать миссия ОБСЕ? Понятно, что качество выборов не будет соответствовать признанным европейским стандартам. Тем не менее, делается вид, что мы все же подождем до конца сентября, пока будет вынесен вердикт. А вдруг все переменится и выборы все же станут демократическими. Если этого не произойдет, то тогда за месяц до 31 октября мы, Евросоюз, выработаем какую-то позицию. Мне в это верится с трудом, я считаю, что если позиция так и не была выработана за время, прошедшее после президентских выборов в Белоруссии, то вероятность того, что она появится до 31 октября, очень мала.

Дынько: Изнутри Белоруссии нам труднее оценивать шаги европейской дипломатии. Но тут я скорее не согласен. Мне кажется, что такая сдержанная реакция - это нормально. Она показывает, что Европейский союз не хочет сужения отношений с Белоруссией, хочет сохранить возможности для нормального сотрудничества. Если бы послы были отозваны, то этот шаг привел бы к большей эскалации конфликта, что не пошло бы на пользу гражданам ни Белоруссии, ни стран Евросоюза.

Дракохруст: Мартин, ваш соотечественник, Александр Рар, выступая по белорусскому телевидению, сказал, что Евросоюзу вообще не стоило ввязываться в этот конфликт. Это конфликт между Минском и Стокгольмом. И зря Стокгольм пытался привлечь Брюссель к этому конфликту. Быть может это действительно так?

Шон: Что касается таких непосредственных открытых конфликтов, то страны Евросоюза должны показывать свою солидарность. Евросоюз показал бы свою слабость и низкий уровень интеграции, если бы не отреагировал раз на эту ситуацию. Это, на мой взгляд, понятно. Мне также кажется интересным вопрос насколько хорошо или нехорошо отреагировал Евросоюз. Я согласен с Андреем, что на первый взгляд это выглядит довольно профессионально, что Европа не дала себя спровоцировать на что-то еще. С другой стороны, оно показывает также некую беспомощность Евросоюза. На самом деле, а какие есть варианты? Европа по-прежнему не может или не способна так надавить на Минск, чтобы добиться своего. Значит, есть только три варианта. Первый - игнорировать, как предложил господин Рар, что невозможно. Второй - пойти на жесткий конфликт, который только что был и никаких результатов не дал, в конце концов Евросоюз вынужден был успокоиться и все же вернуть своих послов. И третий компромиссный вариант: с одной стороны, мы лицо не потеряли, а с другой стороны, мы не должны показать, что не можем достичь чего-то большего.

Дракохруст: Аркадий, у меня два вопроса в свете нашей дискуссии. Вот вы сказали, что может быть стоило отозвать послов, но раньше сказали, что это было бы смешно, если бы послы уезжали каждый квартал. На ваш взгляд послы должны были выехать и оставаться за пределами Белоруссии до тех пор, пока Лукашенко будет править?

Мошас: Весной этого года они уехали из Белоруссии, но им не пришлось оставаться за ее пределами до тех пор, пока у власти остается Лукашенко. Через достаточно короткий по историческим меркам период они вернулись, но не просто вернулись, так или иначе, но несколько политзаключенных были освобождены. Вот это сигнал, который сводится к демонстрации результата решимости действовать. Она работает. По крайней мере, весной работала. Я понимаю, что и сейчас послы наверняка не очень хотят ехать. Поскольку, одно дело - быть послом, если ты царь и бог в посольстве и находишься в другой стране. И совсем другое дело, если ты сидишь в кабинете в своем МИДе и ждешь каких-то инструкций. И много других факторов здесь присутствует. Краткий ответ таков: весной отъезд послов привел к ожидаемым результатам. Сегодня нерешительность Европейского Союза и неспособность отозвать послов приводит к тому, что до 31 октября мы будем ждать еще чего-то. Так  что, может, повторный отъезд послов и выглядел бы смешным, но все мы знаем, что хорошо смеется тот, кто смеется последний.
 
Кто смеется последним?
 
Дракохруст: Как раз следующая наша тема - кто же смеется последним. По мнению некоторых в нынешней дипломатической войне между Белоруссией и Евросоюзом, как и во всех подобных войнах, есть «третий, который радуется» - это Россия. Как кто-то пошутил в блогосфере - не от Медведева ли в подарок были те плюшевые «десантники». На этой неделе Минск посетил министр иностранных дел России Сергей Лавров, который, помимо прочего, пообещал своим белорусским собеседникам бороться за признание результатов сентябрьских парламентских выборов в Белоруссии. Что на самом деле может получить Россия от этого очередного конфликта между Минском и Брюсселем?

Дынько: Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы дать небольшую реплику в адрес Мартина Шона. Вот он бросил такое выражение, как «беспомощность Евросоюза». Знаете, мне кажется, что в политических играх нам может хотеться, чтобы здесь все развивалось по каким-то интригующим киношным сценариям. На самом деле в политике нет ничего более ценного, чем мир и торговля. И на самом деле беспомощность Евросоюза означает то, что он очень разумно не хочет втягиваться в какие-то там войны и нарушать торговлю. Мир и торговля - это то, что меняет наш континент, в том числе и Белоруссии, к лучшему. Что касается Москвы, то очень интересную цитату вы, господин Дракохруст, привели из Александра Рара, который фактически транслирует желание Москвы, и в этой ситуации продемонстрировал, что Москве хотелось бы, чтобы Евросоюз был разделен, чтобы Европа говорила не одним голосом, чтобы можно было в одиночку разбираться с более слабыми странами Евросоюза. В этой ситуации Москва в действительности в очередной раз просто попала в ловушку своего имперского сознания, так как по большому счету ухудшение отношений Белоруссии с Евросоюзом подтвердило репутацию Белоруссии как страны авторитарной, диктаторской, где нарушаются права человека, где в том числе и бизнес может сталкиваться с какими-то неожиданными рисками. Посмотрите, например, как шведский бизнес отреагировал на эту ситуацию, он фактически увидел себя в ситуации заложника. Это означает, что Москве при этих обстоятельствах нужно будет увеличивать субсидии для Белоруссии. И конечным результатом любого ухудшения отношений между Белоруссией и Западом выходит удар по кошельку Москвы.

Дракохруст: Аркадий, не считаете ли вы, что такая вялая реакция Евросоюза, кроме ряда других факторов, была обусловлена вечной дилеммой, существующей уже 20 лет, что следовало бы ответить полутора ударами на удар, но, если мы будем вести себя так, не подтолкнем ли мы Белоруссию к России, не подыграем ли фактически Москве, не отдадим ли этого нашего соперника фактически в руки Москвы? На ваш взгляд, такой фактор имел место?

Мошас: Если и имел, то он явно не был фактором первого или даже второго порядка. В постсоветской истории отношений России и Белоруссии с Европой были разные периоды. Был период, когда Запад вообще считал, что Белоруссия достаточно органично должна оставаться, если не в сфере влияния, то, по крайней мере, в сфере преобладающих интересов России. Собственно все это поменялось в середине 2000-х годов. Был период с 2008 года до середины 2011 года или начала 2012 года, когда Запад пытался как-то бороться за Белоруссию. Сейчас мне кажется, что начался новый период, когда мы возвращаемся к тому, что время отказаться от борьбы за Белоруссию, как отказаться от взгляда на все это пространство как арену геополитической конкуренции. По крайней мере, такие силы в Европе существуют, они считают, что если Россия может все это так или иначе стабилизировать и субсидировать, то пусть она этим и занимается. Идет отступление от таких вещей, как ценностная политика, как продвижение демократии. Действительно, такие прагматические моменты, как торговля, имеют все больший вес при принятии решений. Я не буду говорить, что Белоруссию списали, что полностью согласились с тем, что она навсегда будет в сфере преимущественного влияния России. Но мне кажется, что так или иначе в определенной степени отказ состоялся. Хотя я позволю себе высказать такую ​​парадоксальную мысль: мне кажется, что сейчас может несколько уменьшиться и активность России в этом направлении. Потому что Москву вполне устраивает то, что статус кво восстановлен. Я не думаю, что Москва что-нибудь выиграла от нынешнего раунда обострения ситуации. Я считаю, что здесь процесс идет своим чередом.

Шон: Понятно, что есть общий процесс привлечения к России. В этом я полностью согласен с Аркадием. Я сказал бы, что в этом контексте Россия как минимум выиграла в том, что не улучшились и другие варианты для Белоруссии. Просто и понятно, что ранее Белоруссия еще могла непосредственно общаться с Евросоюзом об улучшении отношений и, если это улучшение происходило, то у Белоруссии появлялось больше возможностей для маневра. Чем больше таких дипломатических войн, тем меньше возможностей. Единственным реальным вариантом для Белоруссии все больше становится интеграционный процесс с Россией. В этом контексте к тому, что сказал Андрей Дынько про подход мира и торговли, я хотел бы добавить. Такой подход по ценностям я поддерживаю. Но те дипломатические инструменты, которые сейчас использует Евросоюз, не дают никаких результатов. Я могу говорить о том, что у меня есть общая ценность - мир и торговля, но у меня в дипломатических отношениях, в отношениях с другими государствами, есть и какие-то цели, которых я хочу достичь. И я должен стремиться к достижению этих целей. А они пока не достигаются.

Перевод: Светлана Тиванова