Первый выпуск нашей новой рубрики о словах и их смыслах «Слова с Гасаном Гусейновым», известным филологом, доктором филологических наук, профессором, автором множества книг и научных публикаций. В первом выпуске речь идет о нашумевшем, но так и оставшимся непереводимым словосочетании Pussy Riot.
Язык самая непонятная вещь на свете. Вот ведь все знают русские слова мерси и пардон. Да нет, скажут нам, они французские. Да, взяты из французского, но стали русскими. Как и когда слово становится своим? Говорят, тогда, когда оно просто перестает восприниматься как чужое. Например, попадает в стихи.
Как живете, караси?
Ничего себе, мерси.
Вот и все. Валентин Катаев в шутку написал, Владимир Маяковский продекламировал. И слово стало русским.
Но как бы не так. Всякий помнит, что его нам когда-то давно француз подарил. И сейчас, когда хотят поблагодарить без излишнего пафоса, да даже и с иронией, за какую-нибудь приятную безделицу, скажут «мерси».
Но есть и слово «мерсикать» – не просто благордарить, а лебезить, сыпать благодарностями там, где не нужно.
Итак, заимствуемое слово заполняет какую-то новую нишу. Новое слово раздвигает стены твоего дома. Но вот – сказал так и сразу сам почувствовал фальшь. Слишком уж пафосно, как говорят некоторые. Мы живем во времена другие. Похожие, конечно, бывали, когда приход новых слов из чужого языка кажется агрессией. Ручеек превращается в сель. Сейчас такая агрессия наблюдается аж с трех сторон.
Очень много англицзмов-американизмов. Это раз. Очень много слов церковных – где своих, старых-престарых, а где и каких-то сварганенных для текущих нужд. Это – два. Ну, и очень много слов матерных. Это три. Матерные, правда, мало для кого новые. Но в таком широком открытом обиходе оно все-таки наблюдается впервые.
Давайте посмотрим с этой, только языковой, стороны на дело Пусси Райот.
Само название группы, само это имя уже вошло в русскую историю XXI века. Как только его ни переводили – от «бунтующих пиписек» до «кошачьего восстания» – все напрасно: в русский язык вошло именно английское слово, причем тоже в разных вариантах – от Пуссирайтов до пусечек.
А рядом с этим трудным словом, в ходе процесса, потрясенные россияне попробовали на зуб и старо-новые слова из церковного обихода. Ну, амвон и алтарь в пассивном словаре присутствовали испокон веку. Однако же алтарник, свечница или солей (она же солея) большинству носителей русского языка внове. Эта новизна сыграла с некоторыми довольно злую шутку. Они решили, что сами эти слова, а также обозначаемые ими предметы – ступеньки в храме, ведущие к алтарю, - это и есть святая святых. Первобытный страх перед таинственным словом некоторые приняли за глубину веры. Женщина вошла на солею! Да ты ж еще вчера не знал, что такое эта самая солея!
Не забыть нам и два английских слова, сыгравших, можно сказать, роковую роль в процессе над панк-группой Пусси Райот. Это слова балаклава и хулиган. Хоть Балаклава – район Севастополя, а в столице России имеется Балаклавский проспект, само слово балаклава для обозначения ныне знаменитого головного убора пришло из английского языка. Английские словари говорят, что хоть слово это и возникло в разгар Крымской войны, когда замерзавшим английским солдатам заботливые соотечественницы присылали эти самые шапки, все-таки в английский обиход оно вошло спустя несколько десятилетий – в 70-х годах XIX в. А в русском угнездилось вот только что. Если дела пойдут дальше в духе процесса над группой Пусси Райот, то слово балаклава войдет и в юридический словарь. Подобно своему далекому английскому предшественнику – слову «хулиган».
Культурные люди в России любят ссылаться на словарь Даля. Чуть что – забираются в Даля и на основании пересказа словарной статьи патрона всех русских лексикографов выносят суждение о чем угодно. Так вот, слова «хулиган» у Даля еще нет. На этом самом месте стоит другое заимствование с совсем другим значением – из немецкого: слово «хубли». Его сейчас никто не знает, да и во времена Даля понимали только узкие специалисты. Что-то вроде рубанка для спрессованной бумаги.
Некоторые читатели и слушатели могут решить, что я так хулиганю, что никакого «хубли» у Даля нет. Но оно есть. И я не хулиганю. Это язык так хитро устроен. Всякий язык.
Все знают, что слово – серебро, а молчанье – золото. Но не все додумывают эту верную мысль до конца. Стоит только захотеть заставить других людей поклониться слову – высокому, достойному и со всех сторон прекрасному, - как услышишь в ответ брань. Недаром самую крепкую, богохульную ругань по-русски называют «в бога душу мать», в «бога и богородицу». И это вовсе не потому, что русские – большие богохульники, чем прочие. А просто те, кому можно было выступать от имени церкви, этим свои правом злоупотребляли. Традиция такая. Гордыня обуревает прежде, чем успеваешь прочитать «Отче наш!»
Крестьянин – христианин! – может, и не хотел бы, но язык сильнее человека – особенно того лжеца, который пустосвятствует. Или обманывает простаков ученым словом.
В марте 1971 года Владимира Константиновича Буковского, уже известного диссидента, который впервые сел за антисоветскую деятельность еще подростком, обвинили в «злостном хулиганстве». В тюрьму и лагерь на семь лет Буковского отправили, правда, по статье «антисоветская агитация и пропаганда». Но и 5 лет спустя, снова объявив известным и никому не нужным «хулиганом», Буковского обменяли на лидера компартии Чили Луиса Корвалана. Тогда-то в народ и пошла частушка:
Обменяли хулигана
на Луиса Корвалана.
Где б найти такую б...,
чтоб на Брежнева сменять.
Конечно, пардон, граждане, что такие нехорошие слова употреблять пришлось.
Но из песни слова не выкинешь.
