Своенравный ребенок
Арсений Сивицкий, политический аналитик «Звязды»:
– Нашу дискуссию я хотел бы начать с провокационного тезиса о том, что кризис отношений между Европейским союзом и Белоруссией обусловлен не столько непризнанием итогов президентских выборов со стороны ЕС, сколько отсутствием четкой стратегии Европейского союза в отношении Белоруссии. Мы сегодня неинтересны ЕС. Евросоюз находится в поиске новой геополитической идентичности, уже не евроатлантической (если дорога в ЕС лежала через вступление в НАТО, а постсоветское пространство рассматривалось как арена конкуренции между Россией и Западом), а собственно европейской, что предполагает и другое понимание Европы как «Большой Европы» от Владивостока до Лиссабона. В этой «Большой Европе» Белоруссии сложно конкурировать с той же Россией за стратегическое внимание со стороны ЕС.
Юрий Шевцов, директор Центра европейской интеграции:
– У нас с Европейским союзом есть два системных крупных противоречия, которые определяют негативный фон отношений. Во-первых, многолетняя, начиная с 1994 года, политика Белоруссии на востоке, направленная на участие в интеграционных объединениях. Во-вторых, мы нарушаем правила развития восточноевропейских государств. Все они развиваются в контексте европейской постиндустриальной модели: отказ от крупной промышленности, жесткая идеологическая ломка (отрыв от России и десоветизация), установление парламентской демократии и разделенное, децентрализованное управление. В последнее время наметилось еще несколько тенденций, на которые у Белоруссии и ЕС противоположные взгляды: активное участие в военных действиях на территории третьих стран на стороне США и их союзников и трудовая миграция. Таким образом, мы не вписываемся в общий стандарт развития Восточной Европы и вызываем ценностное неприятие, раздражение своей самостоятельностью, стилем своей политики. Вместе с тем, мы не создаем никаких угроз. Поэтому в отношении Белоруссии не ведется систематическая работа, существуют только тактические шаги, которые обусловлены не целенаправленной борьбой против Белоруссии, а фоном раздражения.
Павел Вешторт, председатель правления социально-экономического фонда «Идея»:.
– Даже если бы мы гипотетически пошли на все требования ЕС, Белоруссия в ближайшие 20–25 лет вряд ли смогла бы вступить в Евросоюз. Там сейчас существует ряд внутренних проблем, спектр интересов перераспределяется на арабский мир, Магриб, Балканы. Поэтому сейчас четкой стратегии в отношении Белоруссии нет.
Специальный формат
А.С.: Сегодня вместо пламенных речей политиков о готовности принять Белоруссию в ЕС, нам предложено участие в нескольких европейских внешнеполитических инициативах, в том числе в «Восточном партнерстве», а с недавнего времени - в «Диалоге о модернизации». С моей точки зрения, это своего рода утешительный приз со стороны ЕС для того, чтобы как-то сохранить хорошую мину при плохой игре.
Дмитрий Ярмолюк, начальник отдела ЕС и субрегиональных организаций Управления общеевропейского сотрудничества Министерства иностранных дел Республики Беларусь: .
- Сначала наша страна была одним из энтузиастов «Восточного партнерства». У нас были свои интересы, которые отличались от интересов других стран – соседей ЕС на постсоветском пространстве. Мы рассматривали «Восточное партнерство» как рамки для сотрудничества, а не как механизм интеграции с Евросоюзом. В силу политических ограничений ЕС для участия Белоруссии был отведен только многосторонний формат (ЕС + вся группа стран-участниц «Восточного партнерства»). Для нас не был предусмотрен двусторонний формат (ЕС + страна-участница «Восточного партнерства»). Европейский союз считает эффективным «Восточное партнерство», поскольку подписан ряд соглашений об упрощении визовых режимов, подготовлены соглашения о создании зон свободной торговли. Однако все эти процессы и форматы успешно развивались бы и без «Восточного партнерства». По сути, это – «лейбл», который мало на что влияет. Мы не получаем в рамках «Восточного партнерства» многое из того, что имеют наши соседи, но на сегодня, участвуя в нем, мы ничего и не теряем. У нас есть канал для диалога с ЕС, и мы его используем. Есть преимущества, есть и риски. Последние прежде всего происходят из деятельности Парламентской ассамблеи Восточного партнерства «Евронест». Участие Белоруссии в нем приостановлено из-за позиции Европейского парламента, который оказывал сильное давление на остальные страны-партнеры. Наше дальнейшее участие в этой инициативе во многом будет зависеть от того, насколько тенденция дискриминации Белоруссии (которую продвигает даже не ЕС, а конкретные лица в Евросоюзе, определенные страны) продолжится и, таким образом, станет препятствием для наших интересов. Что касается «Диалога о модернизации», не могу сказать, как он конкретно развивается, привел ли к определенному результату, и рассчитывали ли его инициаторы на конкретный результат. Пока вопрос остается в том, считает ли Евросоюз себя единственной силой, которая может модернизировать Белоруссию, или же все-таки считает, что эта модернизация должна происходить в форме равноправного диалога между теми, кто определяет курс модернизации внутри страны, и теми, кто готов открыто способствовать этому процессу из-за рубежа. Белоруссия никогда не отказывалась от диалога с ЕС по любым, даже острым, болезненным для нее темам. Главное, чтобы этот диалог происходил в нормальном цивилизованном ключе, а не по схеме «прокурор – обвиняемый». Поэтому если Евросоюз действительно заинтересован в модернизации Белоруссии, если его концепция модернизации совпадает с нашей, или если он готов к выработке единой с нами концепции модернизации и если он признает власти Белоруссии в качестве равноправного партнера в этом диалоге, то проблем нет.
А.С.: В 2009 году со стороны Евросоюза была запущена инициатива в отношении России «Партнерство для модернизации». Между этими двумя инициативами колоссальная разница: если белорусский «Диалог» – это экспертные посиделки людей, не имеющих доступа к ресурсам и не обладающих рычагами влияния, то российское «Партнерство» наполнено конкретными экономическими проектами. Если Евросоюз действительно заинтересован в полноценной модернизации Белоруссии, то следовало бы заменить «Диалог о модернизации» аналогом «Партнерства для модернизации».
Отношения без обязательств
А.С.: Многие эксперты оценивают политику санкций ЕС в отношении Белоруссии как неэффективную: товарооборот между Евросоюзом и Белоруссией растет, из-за участия Белоруссии в Таможенном союзе санкции не наносят никакого вреда вообще. Но наличие санкций осложняет процесс выстраивания диалога между Белоруссией и ЕС. Неужели для Евросоюза важно «символически» подчеркивать свою позицию, при том, что реально влиять на внутреннее состояние страны он не может? Или не всегда и хочет?
Ю.Ш.: Санкции не могут быть эффективными, так как формируется Таможенный союз, и в той или иной степени тыл у нас обеспечен. К тому же Белоруссия, наращивая постоянно свой экономический потенциал, становится своего рода лидером, как минимум для Литвы и Латвии – стран, находящихся рядом и в значительной степени зависимых от Белоруссии по некоторым экономическим параметрам. То же самое и в отношении ряда регионов Украины и Польши, других стран. И чем больше Белоруссия будет наращивать свой экономический потенциал, тем больше вокруг нас будет усиливаться объективно существующий пояс добрососедства.
Д.Я.: В перспективе решение кризиса есть. Мы не рассчитываем на тот формат интеграции с ЕС, на который надеются другие страны постсоветского пространства. Мы к этому и не стремимся. Но даже при тех идеологических противоречиях, о которых здесь говорил коллега, такой формат сотрудничества, который существует между ЕС и любой другой страной, той же Россией, реален. Однако ЕС подходит к Белоруссии с теми же шаблонами, что и к странам, ставящими целью вступление в ЕС. У Евросоюза есть интерес к нам, у нас есть интерес к Евросоюзу. Когда интересы совпадают, нужно сотрудничать. Если они не совпадают – никаких обид. Сотрудничество не должно толковаться как плата за хорошее поведение. Это противоречит всей логике международных отношений. Ни одна страна не сотрудничает с другой только потому, что та ведет себя так, как нравится первой. Они сотрудничают, исходя из своих прагматических национальных интересов. Так всегда было и всегда будет. ЕС придерживается такой извращенной логики, что любое сотрудничество, любой диалог – плата за поведение, которое должно вписываться в определенные рамки, причем не только поведение на международной арене, а, прежде всего, внутри страны. Такое отношение, характерное в отношении стран- кандидатов на членство в ЕС, сейчас под другим видом применяется к странам постсоветского пространства, к Белоруссии, в частности, которая пока не имеет никакой склонности к вступлению в Евросоюз. Наш стратегический интерес в отношении ЕС – облегчение визового режима и либерализация взаимной торговли в той мере, которую позволяет состояние нашей экономики и наши обязательства в рамках других интеграционных процессов, прежде всего в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства.
Ю.Ш.: Мне кажется, что в ближайшее время с усилением управляемости «союзного центра» внутри ЕС из-за кризиса повышается риск углубления конфронтации с Белоруссией, но это не фатальные риски, потому что одновременно можно ожидать усиления геополитического мышления взамен идеалистического понимания евроинтеграции. Есть надежда, что мы впишемся в их геополитическое мышление в духе Rеаlроlіtіk, так как реальных угроз не представляем. Пока в ЕС кризис, пока не устоялась новая вертикаль, у нас есть шансы усилить позиции в поясе добрососедства, найти точки входа во внутриполитическое пространство ЕС. Какие-то точки соприкосновения у нас есть – инфраструктурные проекты, которых раньше не было, либо они были не так очевидны: организация железной дороги на Клайпеду, создание привязанного к Белоруссии второго порта Клайпеды. Подобных проектов на 5–7 лет, пока ЕС выбирается из кризиса, может хватить для того, чтобы мы могли иметь позиции для выстраивания рациональных отношений с ЕС.
Об «интеграции интеграции»
Ю.Ш.: Евразийский союз – не альтернативный полюс Европе. Россия – сырьевая держава, привязанная к рынкам Европейского союза. Как бы ни развивалась ориентация России на Азию, состояние зависимости ее от Европы останется навсегда. Ведь Россия, на мой личный взгляд, это крупная периферийная держава, относящаяся к европейской цивилизации, специфическая, но европейская. Поэтому глубинная связь между Россией и Европой надолго. Евразийский интеграционный процесс – это формирование региональной группировки в ситуации внутреннего финансового кризиса Евросоюза. Таможенный союз не отрывает нас от ЕС, а создает более сильную конкурентную позицию на европейском рынке и на евроатлантическом пространстве. Это, мне кажется, та дополнительная точка опоры для Белоруссии, которая должна привести к нормализации отношений с ЕС. Евразийский союз обеспечивает нам тыл для того, чтобы та авантюристская «гуманитарная» корпорация, которая сложилась для борьбы с нашим режимом, отступила при столкновении с более системными игроками. Так вышло с санкциями.
А.С.: Та геополитическая реальность, с которой мы сегодня сталкиваемся, требует новых типов геополитического мышления. Основной вектор двух интеграций направлен на формирование общей архитектуры безопасности от Владивостока до Лиссабона и на создание общего рынка на этом пространстве. Белоруссия должна встраиваться в эти долгосрочные тренды и оптимизировать свои отношения с ЕС и с другими государствами, более эффективно действовать в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства, будущего Евразийского экономического союза.
П.В.: С российскими коллегами нам проще вести диалог из-за близости менталитета. Надо констатировать, что в России менеджмент более европейский, законодательство ближе к европейскому, активнее контакты между государствами и органами власти ЕС, происходит сотрудничество и в военной сфере (вспомните базу НАТО в Ульяновске). Поэтому вступление Белоруссии в Евразийский союз позволит приблизить Белоруссию к европейским стандартам, при этом обеспечить тыл, который позволит говорить с Евросоюзом на равных. Взаимный процесс интеграции ЕС и Евразийского союза будет усиливаться, потому что спектр общих интересов в сфере экономики и безопасности довольно большой. В скором времени мы приблизим наше законодательство к евразийскому, в то же время и Евразийское законодательство будет сближаться с европейским. И может быть, через эти процессы мы выйдем на новый уровень партнерства с ЕС.
Д.Я.: Справедливо, что членство в широкой интеграционной группе, весомой в экономическом и политическом плане, повышает авторитет Белоруссии. Если мы все же стремимся к более тесным связям с Европой, то опыт других стран показывает, что в Европу надо приходить сильными: одно дело, когда Белоруссия в диалоге с ЕС говорит только от своего имени и отвечает только за себя, совсем другое дело, когда Белоруссия выступает одним из трех «акционеров» крупного интеграционного объединения и реально влияет на процессы, происходящие на пространстве от Бреста до Владивостока и до китайской границы. Для нас «интеграция интеграции» – вариации на тему многовекторной политики. Другие страны постсоветского пространства уже начинают понимать, что будущее экономической безопасности наших стран и вообще торгово-экономических связей в Европе будет определяться в значительной степени взаимоотношениями между двумя интеграционными блоками –ЕС и Евразийским экономическим союзом. Сегодняшняя ситуация показывает, что ЕС не полностью склоняется к тому, чтобы допустить страны постсоветского пространства в круг государств-членов, поэтому Таможенный союз может стать альтернативой для этих стран. Таможенный союз в будущем видится не только как инструмент, механизм для продвижения интересов тройки Белоруссии, России и Казахстана, но и потенциальная точка притяжения для тех стран, которые пока остаются за рамками объединения. Таможенный союз может реально изменить геополитический расклад на континенте. Это во многом зависит от того, каких успехов в формате тройки мы достигнем в общем интеграционном процессе, насколько станем привлекательными, насколько другие страны поймут, что этот блок, это объединение на самом деле способно защитить их интересы и сделать их сильнее.
Ю.Ш.: Благодаря Таможенному союзу стала возможной реализация беспрецедентного для Белоруссии проекта белорусско-китайского индустриального парка с инвестициями на уровне 30 млрд долларов. Размещение именно у нас этого технопарка показывает направленность будущих товарных потоков: они будут направлены не только на Таможенный союз, а в очень значительной степени – на европейский рынок. Этот проект – еще и вовлечение в Белоруссию Китая со всеми его возможностями во внешней политике, дипломатии и экономике. Такие масштабные проекты и есть воплощение «интеграции интеграции».
«Звязда»: Насколько интеграционные процессы на евразийском пространстве угрожают суверенитету каждой из стран?
Д.Я.: Участие в любом интеграционном объединении связано с отказом от определенной доли суверенитета. Мы пошли на то, чтобы поступиться нашими исключительными правами во внешней торговле, сейчас эти полномочия переданы Евразийской экономической комиссии. Страны, входящие в ЕС, также делегировали значительную часть своего суверенитета Брюсселю. Этот процесс неизбежен. Другое дело, что страны получают взамен. Мы, участвуя в Таможенном союзе, исходим из того, что, отдавая, получаем гораздо больше преимуществ. Если говорить о защите наших интересов, мы почувствовали это, в частности, когда руководители стран – членов Таможенного союза, а потом и Евразийская экономическая комиссия выступили с осуждением санкций ЕС в отношении Белоруссии. Это пример солидарности трех стран и готовности выступать сплоченно в случае, если интересам какого-либо государства, входящего в блок, кто-то угрожает извне.
«Звязда»: Где та граница, которую, отдавая часть своего суверенитета за экономические выгоды, мы не имеем права переходить?
Д.Я.: Каждая страна устанавливает свои критерии. Страны – кандидаты на вступление в ЕС готовы пойти достаточно далеко в сдаче своего суверенитета. Мы к этому сейчас не готовы. Поэтому мы отдаем предпочтение экономической интеграции вместо политической. Приемлемая граница всегда устанавливается в процессе переговоров путем дипломатического торга: насколько далеко каждое государство должно пойти в уступке части своего суверенитета и считает ли она достаточной уступку других стран для компенсации своей уступки. В этом и есть суть компромисса. Если мы отдаем что-то свое, то взамен должны получить право участвовать в контроле над процессами, которые происходят в других странах, или в совместном управлении процессами, которые происходят на территории других стран. Если мы считаем, что, отдавая что-то, получаем равный доступ к управлению процессами на пространстве всего Таможенного союза, то это целесообразно.
Перевод: Светлана Тиванова.