Евразийская интеграция ... Евразийский союз ... Евразийский парламент ... Популярные сегодня словосочетания. Однако экономика и политика не принимают безосновательных словесных формул. Кандидат политических наук, заведующий сектором политических проблем европейской интеграции Института мировой экономики и международных отношений Российской Академии наук Сергей Уткин считает, что интеграция на постсоветском пространстве должна проходить через естественные экономические отношения и всеобщую выгоду, но без противопоставления себя Европе.
Не против, а вместе
- Насколько идея создания большой формации, которая станет противовесом Европейскому союзу и вообще западному миру, того самого Евразийского союза, может воплотиться в жизнь?
- Противовесом она не является точно. И не может являться. Здесь, скорее, можно говорить о концепции, которая берет начало даже не в советском периоде, а в более раннем, когда формировались представления евразийцев, в период дореволюционный, в начале ХХ века. Согласно этой концепции на самом деле нас приучали противопоставлять Европу России (в широком понимании), а теперь уже Евразии (в узком смысле), постсоветскому пространству. Еще тогда это противопоставление вызывало у многих сомнения. Со временем поняли, что это противопоставление в большей степени надуманное, чем реальное, поняли тогда, когда оказались в эмиграции и увидели, что жизнь Европы им знакома больше, чем происходящее в советской России.
Противостояние базировалась исключительно на метафизических основах и не связывалось с какими-то прагматическими вещами. «Европа всегда ненавидела Россию, поэтому мы не со зла, они сами виноваты, будем против них», – такие были обычные рассуждения. У России же была всегда неразрывная связь с Европой: и экономическая, и культурная. Поэтому, когда мы пытаемся оторвать их друг от друга, мы говорим не о реальной России, а о каком-то воображаемом образе. И даже в советский период, когда с Европой были сложные отношения, когда Россия оторвалась от общеевропейского процесса, наша культура оставалась европейской. И если все мы на протяжении истории жили вместе – в чем же тогда противоречия?
Я считаю, что положительного ответа насчет разницы между нами нет. Мы не отличаемся принципиально. Поэтому, по моему мнению, сейчас не надо говорить о противостоянии ни в мировоззренческой сфере, ни в экономике, ни в политике, так как мир значительно изменился. И Европа в глобальном мире уже не может занимать то место, которое занимала в начале ХХ века. И мы сейчас оказались в ситуации, когда Россия, являясь крупнейшей и наиболее сильной европейской страной, в глобальном масштабе уступает многим. Общий потенциал не становится большим, если мы рассматриваем все страны Евразийского союза вместе, а не Россию отдельно.
А значит, более конструктивно видится большая Европа – от Лиссабона до Владивостока с участием и России, и Белоруссии, и Казахстана, и значительной части стран постсоветского пространства. И вполне естественно, что мы стараемся уменьшить на этом пространстве барьеры и расширить сотрудничество. Если же мы хотим представить Евразийский союз как нечто совершенно обособленное, объединение, которое не настроено на взаимодействие с ЕС, то мы увидим, что этот противовес очень слаб. Слаб и экономически и политически.
Мало кого интересует, выступает Россия по каким-то международным вопросам одна или вместе с Белоруссией и Казахстаном. Нельзя отгородиться от Европы, ведь у нас с ней общие цели и интересы. Мы вместе можем стать центром силы, который будет сопоставим (в сравнении) с США и Китаем. И Белоруссия – это непосредственная связка, а просто географическая, между Россией и Евросоюзом.
Удобная пространство
- Вопрос насчет противостояния Европейскому союзу возник у меня потому, что больше года назад в Белоруссии, в Беловежской пуще, проходила научно-практическая конференция, посвященная 20-летию распада СССР. Многие ностальгировали, сожалели о том, что союз развалился, что в мире остался только один полюс. Так ли это? Имеет ли значение эта полярность? Может, уже пришло время людям договориться между собой?
- Думаю, что уже сейчас приходит понимание того, что мир не будет больше двухполярным в принципе, а если говорить о втором полюсе, то скорее всего это будет Китай. На мой взгляд, сожалеть о распаде СССР абсолютно не нужно. Бывшее биполярное противостояние ни к чему хорошему не привело. Что могло бы стать лучшей конструкцией по сравнению с тем, что мы имеем сейчас? На мой взгляд, не два разных полюса. Конструкция должна быть более сложной. Она должна учитывать позиции большего числа стран, а не только США и Китая. Если говорить о многополярном мире, то стать одним из полюсов в таком случае у нас было бы больше шансов. Но все равно, в строгом смысле, если мы думаем о полюсах, то их все-таки два.
В таком случае надо использовать термин «полицентричный». Центр – понятие более передовое, оно позволяет увидеть картину многомерно. Центр – это не всегда национальное государство, это может быть какой-то крупный регион.
Мне все-таки кажется, что более многообещающим понятием в плане того, как мы анализируем мир и чего пытаемся добиться, является понятие пространства. И не только в географическом смысле, но и в политическом, и в экономическом. Здесь становится более-менее понятно, что нужно делать, к чему стремиться. Исходя из такого понятия, мы должны на этом пространстве стремятся создать приемлемые условия существования людей и убрать те лишние барьеры, которые сейчас существуют.
Это же главная проблема: поскольку у людей разные условия, разный уровень развития стран, нужны пограничные, визовые барьеры. А потому нам нужно создать некий центр на постсоветском пространстве. И этот центр должен решать проблемы, а не быть номинальным образованием. Это и будет единым и удобным для всех пространством. Для этого интеграционного центра важно улучшать, а не ухудшать наше взаимодействие с Брюсселем.
- Может ли стать этим интеграционным центром Евразийский парламент, о котором сейчас говорят все, кому ни лень?
- Евразийский парламент может играть лишь ограниченную роль, потому что мы видим, как Европейский парламент постоянно борется за расширение своих полномочий. Во многом это консультативный орган. А основные решения принимаются на уровне министров, глав государств. И понятно, что с самого начала, с момента появления, Евразийский парламент не сможет претендовать на большую роль. Сначала он должен будет зарекомендовать себя как серьезный орган. Если это будет не ассамблея (представители только делегируются), а депутаты, избранные в ходе прямых выборов, то тогда шанс у парламента будет. Но на этого нужно много времени.
- Центром интеграции будет оставаться все же Россия?
- В плане экономического и политического потенциала. Но нет никаких препятствий для того, чтобы какие-то органы Евразийского союза располагались в других государствах. Каждая страна-участница найдет для себя работу, которую она сможет выполнять. И еще: этот проект нужно сделать максимально прагматичным. Когда всем будет выгодно, тогда у проекта будет будущее. Если хочется только броского названия, все будет очень шатко. Конструкция должна строиться не только на идеологии, но и на экономической выгоде.
С кем Украина?
- Интересно еще, куда все-таки пойдет Украина?
- Если продолжать логику «пространстве», то вопрос «с кем Украина?» теряет смысл. Но для этого нужно, чтобы было реально видно, что это пространство формируется. Ведь сейчас Украина рассуждает так: у России свой проект, у Европы свой. Поэтому она и не знает, куда ей идти. Если концепция общего пространства не будет приниматься за основу, то, скорее всего, в среднесрочной перспективе ЕС может предложить Украине более привлекательные идеи.
- Исходя из ваших слов, у меня сложилось впечатление, что интеграция – это очень нужное дело, но для нее необходима другая форма. Может быть, вы знаете, какая?
- Здесь вопрос не столько формы. Вопрос не в том, что делаем сегодня, а какие надежды возлагаем на будущее. Нужно, чтобы не было разрыва между ожиданиями и возможностями. И в нашем случае есть проблема слишком больших ожиданий. Если мы хотим сделать какой-то совершенно независимый центр, то это фантазия, которая не может осуществиться. И строиться все должно на естественном экономическом взаимодействии, а не на идеологии.
Перевод: Светлана Тиванова.
