Хвойная Геба, или Коррупциоген номер один

Всякий знает, что есть вопросы, которые нельзя задавать детям, дабы не нарушить у тех хрупкое психическое равновесие. Например, только идиот спрашивает у ребенка, кого тот больше любит, маму или папу.

Но если представить себе, что ребенок — это язык, мальчонка шаловливый и непослушный, что папа у него Кабинет министров, а мама государственная Дума, то такой вопрос задать как раз можно.

И вот мальчонку хотят наказать за баловство и грубости. Мама у нас строгая и предлагает законодательно запретить матерный язык пуще курения в общественных местах. А папа-либерал, говорит, что закон и так строг и беспощаден к матерщинникам всех мастей.

Но тут в разгар спора ветвей власти прилетает болид, взрывается над российской глубинкой. И вся Россия смотрит духоподъемный ролик, в котором неизвестный юноша пытается передать словами всю мощь пережитого от этого взрыва.



Тут и мама, и папа, и вся детвора вдруг видят, что язык, предназначенный к запрету, приходит на помощь в самый, можно сказать, решающий момент.

Юноша-носитель языка просто не успевает употребить ничего другого. На помощь приходит то, что великий русский лингвист швейцарского происхождения Бодуэн де Куртене шутя называл материнским языком — ланг матернэль, более известным как русский мат.

Почему же в момент истины, когда страх и восторг слиты в одно, и язык только один приходит на помощь человеку? Это — его акафист, неседальная песнь богоматери, избавившей несчастного от гибели под огнем и железом, падающими с небес.

Акафист искренний, прямой, единственно достоверный. И теперь задача родителей, ученых и философов — понять, почему именно этот, явно сакральный для юноши, план языка оказался востребован в полной мере.

Замечено, что и последним, самым последним, словом, которое вырывается у пилота или штурмана перед падением самолета, оказывается то, которое поэт Иосиф Бродский, видимо, первым в России, срифмовал со словом «Творец». И тут же довольно ехидно перед этим самым творцом извинился. Пусть сила этого слова не эпическая, а трагикомическая, но это сила.

Как быть с этой не эпической силой, сегодня не знает никто. Итак, перед папой-кабинетом и мамой-думой, перед законодателями и всеми учителями русского языка нешуточный вопрос. А вы, «друзья Людмилы и Руслана», понимающие в челябинском ролике каждое слово, каждый вздох, вы сумеете объяснить это вслух малым детям? Растолковать на примерах, что там не так, как надо?

Почему в решающий момент ваш подопечный, выпускник вашей начальной, средней и высшей школы вранья ныряет туда, на то самое дно, куда вас самих безуспешно водили Достоевский с Горьким?

Мама визжит: запретить! Папа увещевает: мальчонка подрастет и нас с тобой обворовывать да поколачивать начнет.

Так давайте же вместе, инвалиды образования, попробуем сделать первый шаг. Чтобы хоть немного облегчить ваши напрасные муки при встрече с ланг матернэль! Тут ведь вот какое дело. Все слова, ставшие матерными, изначально таковыми вовсе даже не были. Самое короткое из них, графически напоминающее XVII съезд КПСС, это просто непроизносимый мужской брат слова «хвоя». Иначе говоря, шишка, сучок.

Некоторые этимологи утверждают, что два других известных брата этой шишки — хвост и хобот — это отглагольные существительные. Сам же не дошедший до нашего времени глагол-мамонт имел сложное значение «чередовать помахиванье с торчанием».

Столь же сложен и ставший впоследствии не вполне приличным глагол, который и по сию пору имеет значение «рьяно упражняться в юношеском росте». Однокоренное имя известно всем русским людям, кто хоть раз в жизни задумался над строчками тютчевской «Весенней грозы»:

Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

Великий поэт не был обязан задумываться об этимологии слова. А вот великий народ, через слово вставляющий известный глагол, родственный нашей сказочной Гебе, имеет полное право поручить своей интеллигенции ответить на сакраментальный вопрос, почему мы так говорим. Но, как известно, народ про интеллигенцию частушки сочиняет:

Тилигенция не любит,
кто про Гебу говорят:
сами стоечкой резвятся,
а нам лёжмя не велят.

Законодатели напрягли извилины, как же избавить великую страну, ее высококультурный народ и их общий великий язык от страшных и ужасных матерных слов. Могу дать почти бесплатный совет. Смотрите. Скверными, низменными, грубыми, ругательными стали, как вы только что заметили, словечки самые обыкновенные. Один из вариантов слова «сучок» или «шишка», один из вариантов имени юной возлюбленной Зевса Гебы...

Чтобы понять, почему и зачем именно эти слова стали матерными, нужно заняться серьезными исследованиями. А уж почему сегодняшняя молодежь, извините за выражение, кладет с прибором на все попытки папы и мамы запретить, разорить и не пущать, о, ответ на этот вопрос стоит дороже.

Папа-кабинет нашел правильный эпитет для этого закона — золотое слово дня — коррупциогенный, говорит, закон получается. Ясно, причем ясно последнему дураку, прошедшему курс формальной логики и ботаники в начальной школе, что любая попытка запретить этот язык без и до его тщательного изучения, неизбежно приведет к тому, что матерными будут назначены другие, новые слова.

От глагола «скоммуниздить» до чудаков на букву «м», прославленных в великом фильме Василия Шукшина, русский язык вмажет своим обидчикам промеж ушей. Даже если эти обидчики — мама и папа.