В Нью-Йорке с громадным успехом стартовала программа аренды велосипедов, которая позволяет за небольшую плату брать их напрокат в одном депо и оставлять в другом. По городу сейчас катит шесть тысяч велосипедов, передвигающихся между 300 прокатными станциями. В первую же неделю 20 тысяч горожан подписались на годовой абонемент.
«Восторженные ньюйоркцы, – говорят в Лондоне, где такая программа работает уже три года, – напоминают подростков, решивших, что они изобрели секс».
Сарказм Старого Света, где двухколесные машины вытесняют остальные, понятен, но Америка быстро наверстывает упущенное. На днях вслед за Вашингтоном и Бостоном система велопроката начнет свою деятельность в Чикаго. Америка вновь открывает велосипед.
Когда в городе живешь треть века, он перестает быть городом и становится домом. Среди прочего это значит, что ты можешь передвигаться по нему с завязанными глазами, не натыкаясь на мебель. Чтобы обновить знакомство и набить шишки, надо переставить обстановку. С Нью-Йорком я так поступить не могу: он и без меня справляется, меняясь, как цветы весной, не по дням, а по часам. Чтобы отстранить город и заново полюбить его, я объезжаю Нью-Йорк на велосипеде.
Истоки этого ритуала следует искать у греков, которые регулярно обегали полис, магически укрепляя его границы и свое с ним единство. Поскольку на марафон меня не хватает, я обхожусь двухколесным приключением, которое освежает ощущение города и открывает его с диковинной стороны, ибо велосипед – третий путь познания. Это если не считать метро, экзистенциального транспорта, позволяющего заглянуть разве что в себя, если не в декольте соседки. Путешествуя пешком или в машине, вы остаетесь в толпе себе подобных. Но садясь в седло, каждый становится выше других, пусть не намного, но достаточно, чтобы понять мушкетеров. Как и им, велосипедистам закон не писан. Снисходительные правила разрешают останавливаться, где хочется, парковаться, где вздумается и даже, если не видит полиция, «лососить». Так на велосипедном арго Нью-Йорка называют любимую новыми русскими азартную езду по встречной полосе.
С велосипеда город выглядел таинственным, словно в хорошем, как у Кеслевского, кино, где реальность плывет в психоделическом направлении. Осматривая город верхом, мы подключаем к зрелищу два новых фактора: ритм и рост. Один подразумевает прихоть, другой поднимает над толпой, позволяя глядеть поверх машин и голов.
Еще важнее, что, садясь в седло, меняешься сам. Водитель зависит от машины: ее нужно кормить и нельзя, как маленькую, оставлять без присмотра. Пеший идет в толпе. Но всадник – аристократ дороги. Крутить педали – почти всегда одинокое занятие, даже по телефону говорить трудно. Предоставленный самому себе, велосипедист меньше зависит от навязанных другим правил. Поэтому в городе два колеса дороже четырех, ибо велосипед ужом обходит пробку. Понятно, почему в тесной Европе на велосипед молятся, видя в нем панацею от удушья.
Сегодня велосипед повсюду берет реванш над машиной, вытесняя ее на обочину пригорода. Это происходит во всех больших (не говоря уже о маленьких) городах, кроме – до самого последнего времени – Москвы. Только здесь я замечал саркастические взгляды, которыми провожали настойчивых иностранцев, таскавших велосипеды взад-вперед по бесконечным подземным переходам русской столицы. Чувствовалось, что тут велосипед – легкое, вроде шляпы, чудачество, не приспособленное, как мне объяснили, к отрицательной изотерме января. Другие страны, впрочем, доказали, что велосипед – универсальное средство транспорта, подходящее для всякого климата. В Дании колеса обувают в зимние шины, в Голландии носят непромокаемые чехлы, в Финляндии строят туннели под снегом. Америка – особый случай: она велосипед открыла.
В Европе велосипед долго считался либо игрушкой, либо курьезом, особенно когда в седло взбирался Лев Толстой (за что я люблю графа еще больше). Только в Новом Свете велосипед встал, так сказать, на ноги. С него началась вторая индустриальная революция. Между паром и компьютером оказался велосипед. Первый собранный из взаимозаменяемых частей механизм открыл конвейер, превративший роскошь в необходимость. Не случайно первые самолет и машина родились в велосипедной мастерской, где начинали и братья Райт, и Генри Форд.
Проблема, однако, в том, что, радикально улучшив американские дороги, велосипед на целый век уступил их автомобилю, и только теперь он триумфально возвращается в ореоле экологической славы.
В сущности, сегодня велосипед – скорее культ, чем средство передвижения. Поэтому раз в год тысячи жителей Нью-Йорка вводят своих любимцев за шею под высокие своды кафедрального собора, где над ними свершают торжественный обряд благословения велосипедов.
