Несмотря на пристальное внимание к современному Ирану, мало кто задумывается о его трехсторонних связях с Афганистаном и Таджикистаном, геолингвистическими потомками эклектической группы государств, которые обобщенно называют персидскими. С 2005 года иранский президент Махмуд Ахмадинежад (Mahmoud Ahmadinejad) поставил перед собой цель возродить персидский национализм, противопоставив его заявлениям духовной элиты о том, что единственной основой иранской идентичности может стать только ислам. Примечательно то, что националистические речи Ахмадинежада сопровождались массой саммитов, форумов и соглашений между этими тремя странами, которые он назвал «конечностями одного тела», повторив слова персидского поэта Саади, жившего в 13 веке.
Несмотря на исторические корни связей между этими тремя государствами, нынешние попытки сблизиться обусловлены стратегическими интересами Ирана. Согласно докладу ООН 2009 года, 40% опиатов, производимых в Афганистане, переправляются через территорию Ирана, что объясняет чрезвычайно высокий уровень наркомании в этой стране. Негативные последствия этого особенно ощутимы на юго-востоке Ирана, где действует вооруженная суннитская наркогруппировка Джундалла.
Непрекращающиеся войны в Афганистане привели к тому, что в Иране сейчас проживает огромное число беженцев, по количеству которых Иран уступает только Пакистану. Отношение иранского правительства к беженцам из Афганистана, в том числе казни и депортации, спровоцировало напряженность в отношениях с Кабулом. Возможно, это отчасти связано с непрекращающимися спорами вокруг реки Гильменд, которая орошает засушливый район Систан на границе между двумя странами, поскольку строительство афганской плотины угрожает интересам Ирана.
Однако волнения в Афганистане, возникшие после ухода талибов, также стали причиной установления более тесных отношений между Тегераном и Кабулом, даже несмотря на то, что Иран, как это ни странно, поддерживает восстановление Талибана, чтобы уменьшить влияние США в регионе. Тегеран остается главным донором среднедушевого дохода в Афганистане, а иранские инвестиции, особенно в провинции Герат, позволили увеличить объем двусторонней торговли до 1,5 миллиарда долларов в 2010 году. Образование и культурно-религиозная пропаганда, ключевой элемент иранских отношений с Афганистаном, направлены, в том числе и на то, чтобы свести на нет влияние ваххабитов-деобандистов, спонсируемых Эр-Риядом и Исламабадом. У Ирана также есть возможность оказывать влияние на верховное духовное лицо шиитов, Аятоллу Мохаммеда Асифа Мохсени (Mohammad Asif Mohseni), поскольку возвращающиеся на родину афганские беженцы ненавязчиво распространяют иранский образ мыслей.
Более того, Иран очень заинтересован в афганских месторождениях минералов, которые оцениваются более чем в 1 триллион долларов. Тегеран и Нью-Дели планируют наладить железнодорожное сообщение между иранским портовым городом Чабахаром и месторождениями железа «Хаджигак» в провинции Бамиан, благодаря которому Индия рассчитывает получить хорошую прибыль. Когда железная дорога будет построена, этот транспортный коридор позволит Афганистану и Индии огибать небезопасную территорию Пакистана, где сложилась довольно сложная политическая ситуация, и сделает Иран, в прошлом основной пункт древнего Шелкового пути, главным морским выходом в Средней Азии.
Здесь необходимо упомянуть о Таджикистане, чье географическое положение имеет ключевое значение для закрепления иранских интересов в этом окруженном со всех сторон сушей регионе. В настоящее время лидерами государств обсуждаются планы по созданию железнодорожной магистрали, которая должна соединить Афганистан, Иран и Таджикистан с Китаем. Культурный, литературный и образовательный обмен между странами продолжает развиваться, кроме того Душанбе поддерживал Тегеран в трудные для последнего времена, в том числе заявив в июне 2012 года о своем намерении покупать иранскую нефть, несмотря на введенные против Ирана санкции.
Несмотря на то, что иностранные инвесторы не испытывают интереса к Таджикистану и в своих энергетических потребностях он в значительной степени зависит от России, Иран стремится заполнить этот вакуум торговлей и инвестициями в инфраструктуру: в частности он выделил средства на строительство Сангтудинской ГЭС-2. Подобные гидроэлектростанции поддерживают жизненно важные для Таджикистана алюминиевый и хлопковый секторы и позволяют ему уменьшить зависимость от углеводородов. В свою очередь Иран стремится сохранить питьевую воду для своих засушливых северо-восточных районов.
Тем не менее, в стремлении расширить сферу своего влияния Иран сталкивается с некоторыми препятствиями.
Во-первых, в отношениях между странами сохраняются взаимные подозрения и разногласия. Шииты составляют пятую часть населения Афганистана, а в правительстве до сих пор господствуют пуштунские сунниты. В Таджикистане разница в численности суннитов и шиитов еще более разительная, и расширению влияния Ирана препятствуют оставшийся с советских времен секуляризм и набирающий мощь суннитский фундаментализм. Недоверие Душанбе помешало планам иранской элиты создать общий для трех стран телевизионный канал, на котором вещание должно было вестись на персидском языке, и не позволило Тегерану добиться введения безвизового режима между странами. В результате попытки Ирана установить тесные связи с Афганистаном и Таджикистаном на основании общего наследия, а не религии, до сих пор встречают серьезные препятствия.
Во-вторых, в настоящее время ситуация в этом регионе чрезвычайно нестабильна. Афганистан и Таджикистан знают о фундаментализме не понаслышке, поэтому многих беспокоит оппортунистическое и весьма рискованное заигрывание с Талибаном, как беспокоила предполагаемая поддержка Ираном Партии исламского возрождения во время гражданской войны в Таджикистане. Вооруженные беспорядки продолжают истощать ресурсы и терпение таджикского правительства, становясь оправданием для дальнейшего притеснения религии. Наркотики из Афганистана и скверная охрана таджикских границ только усугубляют проблемы. Кроме того, глубоко укоренившиеся этнические разногласия угрожают положить конец попыткам установить мир в Афганистане и вновь разжечь гражданскую войну в Таджикистане.
В-третьих, экономическая ситуация в этих странах остается весьма сложной. Иностранная помощь составляет примерно 91% экономики Афганистана, а большая часть того, что остается, направляется на выращивание опия. Таджикистан, хотя во многих отношениях ситуация там более благоприятная, чем в Афганистане, считается самой бедной из бывших советских республик: по данным Всемирного банка, 47% его ВВП зависят от денежных переводов из других стран. В обоих государствах наблюдается системная коррупция, высокий уровень безработицы и нищеты, а также очевидная экономическая отсталость. Между тем, иранская экономика серьезно пострадала в результате санкций, введенных против этого государства в связи с его ядерной программой.
В-четвертых, стратегическое положение Афганистана и Таджикистана предполагает скорее установление баланса, чем формирование блока. Главной задачей, стоящей перед Афганистаном, до сих пор остается борьба с Талибаном и с мятежами под предводительством группировки Хаккани, что делает Пакистан, который их спонсирует, главным стратегическим противником Кабула. Правительство афганского президента Хамида Карзая последовательно укрепляло связи с Индией, однако это лишь позволило ему достичь такого же баланса, который существует в отношениях Кабула с Тегераном и Вашингтоном. Афганистану, которому приходится начинать практически с нуля, требуется столько благотворителей, сколько он сможет склонить на свою сторону путем дипломатии.
Между тем, экономический застой в Таджикистане не дает ему выйти из тени России. Совсем недавно Кремль продлил свое военное присутствие в стране еще на несколько десятилетий, однако это помогает Душанбе сдерживать проникновение на свою территорию наркотиков и боевиков, сохранять баланс в отношениях с Узбекистаном и гарантировать продажи своей нефти, а также поступление денежных переводов из России. И хотя в Душанбе рады деньгам Ирана, стратегическая программа Тегерана у Таджикистана энтузиазма не вызывает.
Наконец, хотя в 1990-х годах пантюркизм не помог Турции завладеть позициями лидера в Средней Азии, более тесная интеграция персидских наций – в случае если преемник Ахмадинежада продолжит этот курс – может привести к объединению тюркских народов, что противоречит интересам Ирана.
Хотя в основе попыток расширить сферу влияния Ирана лежат его собственные интересы, они, тем не менее, способствовали появлению некоторой стабильности в Афганистане и Таджикистане. Если ему удастся вновь интегрироваться в мировое сообщество, Иран сможет превратиться в гораздо более мощную силу, способную внести конструктивные изменения в ситуацию в своем регионе.
