Знаменитый европейский кинорежиссер Йос Стеллинг этим летом представил в Одессе свой новый фильм — «Девушка и смерть» с Сергеем Маковецким и Ренатой Литвиновой в главных ролях. Этот киномастер, давнишний любимец кинокритиков, обратил на себя внимание еще в 1975-м, когда в основном конкурсе Канн оказался его фильм «Марикен из Неймегена». А в 80–90-е мировые кинофестивали воздавали должное его фильмам «Иллюзионист» (1983), «Стрелочник» (1986), «Летучий голландец» (1995). Заметным успехом в СНГ пользовался его фильм «Душка» (2007), где в главной роли снялся Сергей Маковецкий. В новом фильме Стеллинга знаменитый российский актер играет врача Николая, решившего вернуться в заброшенный немецкий отель, где полвека назад он встретил свою единственную любовь. Эта картина заметно отличается от предыдущих фильмов Стеллинга, она лишена его фирменного «курения», абсурдного юмора, безмолвных реплик. Новая киноистория —неспешная, изысканная, будто бы оммаж в классической русской литературе. В эксклюзивном интервью ZN.UA европейский киногуру рассказал о своем отношении к русским, о работе с Ренатой Литвиновой и Сергеем Маковецким, а также о своей позиции к наркокультуре и однополой «идеологии».
— Герои вашего фильма «Девушка и смерть», говоря о любви, переходят на французский, если разговор заходит о душе, меланхолии или расставании, звучит русская речь, ну, а когда считают деньги или улаживают дела, персонажи говорят по-немецки… Интересный «лингвоанализ».
— Я специально сделал акцент на этом. Французский — язык романтики. У меня была идея поставить в фильме французские переводы пушкинских стихов, но в конечном итоге я от этого отказался, поскольку рядом с романтическими репликами для фильма важна и меланхоличная русская речь.
— В вашем фильме звучат хрестоматийные строки Пушкина, которые многие помнят со школы.
— Стихи Пушкина использую в фильме, скорее, как символ поэзии. Там звучит отрывок лишь из одного его стихотворения «Я помню чудное мгновенье…». Изначально я хотел сделать главным героем фильма именно поэзию как таковую. Поэтому-то в нем появляется книга со стихотворениями. В самом начале Николай дарит эту книгу Элизе и пишет на первой странице «Я вернусь». А в конце фильма, когда Элиза остается в одиночестве, она пишет на последней странице этой же книги «Я буду ждать тебя вечно» и передает книгу Николаю. Так что весь сюжет ленты — как бы между двумя записями, то есть в середине книги.
В России во время презентации фильма поднялась одна женщина и сказала, что я «абсолютно ничего не понимаю в русской душе!»… Что ж, я не мог с ней не согласиться, ведь русская душа — загадка.
Меня поражает, когда от русских приходится слышать фразы в духе «не трожь нашего Пушкина!».
А что, если меня вдохновляют его стихи? Точно так же, как романы Достоевского или рассказы Чехова…
Это лишнее доказательство того, что русские чересчур сконцентрированы на себе. Поэтому они не любят, когда над ними шутят иностранцы. И еще: русские не дают выхода своим эмоциям. Они обычно плачут наедине с собой.
Россия — огромная страна, но при этом каждый ее житель смотрит, прежде всего, внутрь себя. А вот, например, Нидерланды — очень маленькая страна. Каждый из моих соотечественников с детства смотрит за границу и чувствует, что перед ним открыт целый мир. Поэтому голландцы обычно владеют несколькими языками и занимаются бизнесом по всему земному шару. Мы смотрим широко — на весь мир, а русские — смотрят лишь в самих себя.
— Сергей Маковецкий появлялся в вашей предыдущей картине «Душка». И вот вы снова решили его пригласить?
— Я всегда пытаюсь выбрать для работы над фильмом тех, кто лучше меня. В таком случае окончательный результат работы над фильмом превысит мои ожидания.
Насколько я знаю, большинство российских режиссеров во время съемок не дают актерам смотреть только что отснятый материал. И когда съемочная группа между дублями собирается перед монитором, актеры к ним не присоединяются. Я же — человек семейный и очень люблю показывать все, что сделал, буквально каждому на съемочной площадке. Когда мы снимали «Душку», между дублями все собирались перед монитором, чтобы посмотреть отснятый материал. А Маковецкий в то время где-то прохаживался. Тогда я ему сказал: «Я снял всего восемь фильмов, а ты снялся уже в 55 картинах. Да, это ты должен учить меня, а не я — рассказывать тебе, как играть». С того дня он стал часто предлагать какие-то идеи, и мы подружились.
Например, в ключевой сцене фильма «Девушка и смерть» Сергей предложил мне сделать паузу. Когда главный герой заходит в комнату, где жила его возлюбленная, Маковецкий останавливается и снимает шляпу. Этот жест прекрасно показывает, насколько важен и торжественен данный момент в его жизни.
— Рената Литвинова сыграла в вашем фильме Нину — своего рода посла смерти. Именно она предупреждает главного героя, что своей любовью он может погубить Элизу. А в конце фильма именно Нина передает послание от уже покойной Элизы — Николаю. В своей предыдущей картине «Последняя сказка Риты» Литвинова сыграла смерть. Вы решили пригласить ее в картину именно после этой роли?
— Идея пригласить Ренату возникла спонтанно. Мы встретились в неформальной обстановке, обменялись рукопожатиями, и я почувствовал, что у нее очень сильная рука. После этого сразу же и предложил ей роль Нины. Когда я сказал об этом своему российскому продюсеру, он удивленно спросил: «Ты уверен?». Мне часто приходилось слышать, что с Литвиновой работать не так уж и легко. Но одно дело, когда актер — с непростым характером, а совсем другое — когда этот самый актер является еще и режиссером. Поэтому Рената легко понимала, что я от нее требую, и быстро влилась в творческий процесс. После работы с ней у меня остались самые лучшие впечатления. У нее прекрасно получилось передать настроение внутреннего плача и внутренней радости. Как и все русские — она словно прячет свои эмоции. Мы — голландцы — намного более открыты. Мы не скрываем эмоций.
Вообще, в Москве театральные актеры более популярны, чем кинозвезды. И если актер хорошо проявил себя в театре, его приглашают и в кино. А, например, в Голландии театр является следующей ступенью после телевидения. Если какой-то ведущий или шоумен хорошо зарекомендует себя на телевидении, его приглашают в театр. Поэтому-то в Голландии просто невозможно ходить в театры.
— Трудно ли было работать в интернациональной съемочной группе?
— В основном все в съемочной группе были датчанами. Более 30 лет я работаю с одними и теми же кинематографистами. Поэтому присутствие русских актеров на площадке внесло разнообразие в привычный для меня способ работы над фильмом. Сначала мы общались между собой на английском или, когда это было необходимо, через переводчика. Но вскоре у нас выработался какой-то особый невербальный способ общения — мы с легкостью объяснялись друг с другом жестами. И это прекрасно. Так как в своих фильмах я пытаюсь максимально сократить реплики и диалоги, сводя все к жестикуляции и визуальности. Ведь когда зритель практически не слышит слов в фильме, он внимательнее всматривается в экран. Он ищет ключи, символы и подтексты в визуальном ряде, а не слушает то, что ему объясняется словами.
— В финале фильма «Девушка и смерть» вы используете тот же прием, что и в «Душке»: отель, в котором разворачивалось действие, покидают люди и в него проникает природа — в комнатах появляются растения, ползают насекомые…
— Отель — метафора жизни. Люди приходят в него, живут некоторое время и уезжают. В целом эта картина — своего рода игра со временем. Ее сюжет начинается и заканчивается в 50-е годы. После чего действие переносится в конец ХІХ века. Вся эта история, занимающая в фильме около полутора часов, на самом деле — лишь мгновение, в течение которого главный герой вспоминает свой роман. Поэтому там и звучит строка из стихотворения Пушкина «Я помню чудное мгновенье…».
— Ваши предыдущие фильмы были больше сосредоточены на любви. А тут — любовь и смерть.
— Это главные темы всей русской литературы. Просто они по-разному интерпретировались: преступление и наказание, война и мир. Главное — то, что происходит при столкновении этих двух понятий.
— Что вас сегодня вдохновляет?
— Чтобы создать большую интересную драму необходимо всего лишь столкнуть между собой ненависть и любовь, надежду и месть, жизнь и смерть, и т.д. В этом случае происходит что-то наподобие электрического разряда. В своих фильмах пытаюсь сосредоточиться именно на таких больших категориях. И то, что происходит в результате подобного столкновения, пожалуй, главное, что меня вдохновляет.
Если же наступает депрессия, я пытаюсь любыми возможными способами выбраться из нее: пробую отвлечься или погрузиться в какое-то дело. И тот момент, когда выходишь из депрессии, — самый креативный. В это время приходит множество идей. Правда, когда их воплотишь, ловишь себя на мысли, что «было бы неплохо сейчас снова впасть в депрессию, так как не хватает новых идей».
Так что мое творчество напрямую зависит от депрессии.
Главное во всяком творческом процессе — проблемы, с которыми сталкиваешься во время его воплощения. Каждая проблема открывает новые возможности и делает результат лучше.
— В «Душке» вы показали абсурдность постсоветских кинофестивалей. Одесский фестиваль не заставил вас изменить свое мнение?
— Одесский кинофест — ужасен! Здесь все слишком хорошо организовано. Никогда не случается никаких накладок и не возникает проблем. Я люблю фестивали, на которых все идет не так, как надо. Я коллекционирую анекдоты о восточно-европейских кинофестивалях. Например, на питерском кинофестивале «Белые ночи» однажды победили два режиссера, которым вручили… микроволновку. Это у них был такой Гран-при… Или на другом российском фесте выступал посол Франции, который со всей гордостью о своей нации хотел рассказать о самых главных событиях в жизни своей страны… Когда он поднимался на сцену, его догнала какая-то девушка и вручила надувной шарик на веревочке. Так что всю свою пафосную и серьезную речь он произносил с шариком в руках, как клоун… В зале стоял хохот, а он не мог понять, что такого смешного в его словах. Оказываясь на фестивалях, я постоянно охочусь за подобными курьезами.
— Как вам реакция украинского зрителя на фильм «Девушка и смерть»?
— На Украине много смеялись во время просмотра. Это меня не обидело. Но было полнейшей неожиданностью. Ведь фильм абсолютно не комедийный. Несколько недель назад я был в Ереване. Этот город практически не имеет кинотеатральной культуры, армяне смотрят кино в основном дома. Во всем Ереване всего несколько кинотеатров. Вот там-то я действительно был поражен: люди спокойно разговаривали во время просмотра, ели что-то, отвечали на телефонные звонки… В общем, они чувствовали себя как дома.
— А как ваши фильмы воспринимают дома, в Нидерландах?
— В Нидерландах живут прагматичные люди. Подавляющему большинству из них мои фильмы не нужны. Да и вообще многие люди искусства пытаются вырваться из Нидерландов и осесть в другой стране.
Но это «сопротивление», наверное, необходимо художнику.
Например, Андрей Тарковский или Карлос Саура сняли свои лучшие фильмы именно в тот момент, когда жили под давлением. И на каждом шагу сталкивались с идеологическим сопротивлением. Это несложно понять, если сравнить их ранние фильмы и поздние, снятые уже после того, как они вырвались из диктатуры.
— Хотите сказать, что бизнес в современном мире стал такой же диктатурой, как социализм в СССР?
— Современный мир напоминает поезд, каждый день набирающий скорость и несущийся с этой бешеной скоростью в «никуда». У людей, находящихся в этом поезде, все меньше и меньше времени на то, чтобы сесть и спокойно почитать, посмотреть кино, обдумать происходящее. Чтобы разобраться в себе, люди обращаются к психотерапевтам. Отчасти именно по этой причине я и стремился сделать «Девушку и смерть» как можно более медленным фильмом, герои которого не подчиняются сумасшедшему ритму жизни. Поэтому я и перенес действие в ХIХ век.
— Нидерланды — одна из наиболее либеральных стран. Но в своих фильмах вы никогда не поднимаете темы наркотиков, однополых отношений или других остросоциальных вещей, которые ваша страна легализирует.
— Я не поднимаю эти темы только потому, что далек от этого. Я — не гомосексуалист. И не приверженец наркокультуры. Обычно, когда обращаются к гомосексуализму в кино, эту тему используют, чтобы подразнить общественность. Тогда обсуждение фильма сводится к разговорам на эту тему. А о фильме, как таковом, говорят мало. Хотя, конечно же, есть чудесные фильмы о гомосексуализме…
— В отличие от ваших предыдущих картин, в «Девушке…» практически ни один персонаж не курит. Почему же не снабдили никого из героев сигаретой?
— Да, сам я — заядлый куряга. В молодости считал, что каждый режиссер должен быть невысоким, лысым, в очках и с сигаретой в зубах. Когда рассказал об этом на одном из мастер-классов в Москве, несколько достаточно высоких слушателей просто встали и вышли из зала. Однажды, во время съемок одного из моих фильмов я, закурив, раздумывал, как поставить очередную сцену. В тот момент ко мне подошел кто-то из технического персонала и попросил потушить сигарету — как он объяснил, дым от нее вредил технике. И тогда я решил, что в фильме должно быть как можно больше эпизодов с курением — таким образом, я сам смогу курить на съемочной площадке под видом репетиций новых сцен. В «Девушке и смерти» действительно практически нет курящих. Но в моем следующем фильме их будет много. Собственно, именно этой теме он и будет посвящен. А называться он будет — «Последний курильщик».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В России во время презентации фильма поднялась одна женщина и сказала, что я «абсолютно ничего не понимаю в русской душе!»… Что ж, я не мог с ней не согласиться, ведь русская душа — загадка. Меня поражает, когда от русских приходится слышать фразы в духе «не трожь нашего Пушкина!».
