В самый разгар охватившей Вашингтон истерии по поводу «фискального обрыва», госдолга и секвестра, ярые сторонники мер строгой экономии решили очернить законодателей, которые выступили против политики «затягивания поясов», осуществляемой с помощью циничных манипуляций с госдолгом, и стали называть их «отрицателями долга». Итак, был нанесен ответный удар по оппонентам, которые ранее обвиняли республиканскую партию в том, что она фанатично «отрицает проблему климата». Конечно, обмен ударами был неравноценным, как вообще неравноценны экономическая наука и климатология. Кстати, единого мнения по поводу того, как укрощать государственный долг (особенно если это госдолг США, которые опираются на пока еще всемогущий доллар) так и не сложилось. Выражение «отрицание долга» пустили в оборот во время кампании по лоббированию Конгресса под названием «Fix the Debt», щедро поддержанной высшим руководством корпораций. Цель этой кампании — урезать средства, выделяемые по программам соцобеспечения, Medicare, Medicaid, и в то же время дать корпорациям побольше налоговых льгот. Многие компании, финансово поддержавшие войну под лозунгом «Fix the Debt» (Урегулируй госдолг), не платят не только налоги, но и долги, хотя по-прежнему не против выжимать все соки из наиболее уязвимых слоев населения нашей страны.
Во время схватки на Капитолийском холме практически никто не упоминал о другом долге — климатическом; никто вообще не хотел затрагивать эту тему. С экономической точки зрения климатический долг — проблема сложная, однако с морально-нравственной здесь никаких сложностей нет. В Соединенных Штатах это понятие пока что не вошло в повседневный политический лексикон. Интересно заметить, что климатический долг отрицают даже те, кто признает угрозу изменения климата.
Напомню, что в прошлом году угрозу изменения климата признали, наконец, ведущие международные финансовые институты. Например, выступая на Всемирном экономическом форуме в Давосе, директор-распорядитель Международного валютного фонда Кристин Лагард назвала изменение климата «величайшей экономической проблемой двадцать первого века» и стала призывать к «зеленому развитию». Комментируя выпущенный Всемирном банком шокирующий доклад под названием «Turn Down the Heat» (Сбавьте жар) президент Дартмутского колледжа Джим Ён Ким заявил, что «мы можем и должны предотвратить увеличение температуры на 4°C; необходимо сделать все, чтобы [средняя] температура не превышала 2°C».
Кроме того, МВФ и Всемирный банк признали, что в результате изменения климата основой удар придется на беднейшие слои населения некоторых стран мира, что поставит под угрозу перспективы их дальнейшего устойчивого развития. Однако ни МВФ, ни Всемирный банк не стали просить (мы уж не говорим «заставлять») богатые государства, чтобы те оплатили климатические долги перед развивающимися странами, которые уже почувствовали на себе последствия климатических изменений. Необходимо, чтобы МВФ и Всемирный банк уделили повышенное внимание этим вопросам и смягчили отношения между кредиторами и должниками, опираясь на концепцию климатического долга. Не слишком ли много мы просим от МВФ и Всемирного банка? К тому же, надо учесть и тот факт, что, попав в долговую ловушку, страны Юга на протяжении долгого времени все больше и больше увязали в долговом болоте, будучи приговорены вечно обслуживать свою задолженность. «Отказ» рассматривать проблему климатических долгов отчасти может свидетельствовать о сопротивлении со стороны мировых финансовых организаций; однако нежелание погашать климатические долги, без сомнения, касается (и это понятно) не только этих уважаемых финансовых структур.
Долговая ловушка явилась следствием использования рецептов неолиберальной экономики, например, структурной перестройки, начатой в 1970 году, и экономической модели, формировавшейся еще в эру колониализма на протяжении многих столетий. Подчас колониальные страны использовали механизм выплат по долгам в качестве инструмента наказания и влияния. Здесь можно привести пример Гаити: напомню, что эта страна в период с 1825 по 1947 годы производила выплаты французскому правительству в качестве компенсации за «потерянную» рабовладельческую собственность. Еще более немилосердно по отношению к странам-должникам ведут себя в наши дни так называемые «фонды-хищники» (в первую очередь, Donegal International, Elliott Management и FG Hemisphere). Они скупают проблемные долги бедствующих стран по сильно заниженным ценам на вторичном рынке, а затем подают в суд на должников, чтобы взыскать с них первоначальную сумму.
Однако пиратские действия фондов-стервятников вынуждают нас вспомнить и об эксплуатации государствами Севера ресурсов, принадлежащих государствам Юга, — именно эта эксплуатация, по мнению большинства аналитиков, является причиной возникновения экологического долга у государств Севера. Впервые понятие «экологический долг» было введено Instituto de Ecología Política (Чили) в преддверии Саммита Земли 1992 года в Рио-де-Жанейро. На повестке дня саммита в качестве основного вопроса был поставлен следующий: должны ли государства Юга погашать свой внешний долг в полном объеме? Можно ли задолженность бедных стран перед иностранными кредиторами уровнять с задолженностью государств Севера перед странами Юга по возмещению вреда, нанесенного окружающей среде, начиная со времен колонизации? Имеют ли экологические претензии со стороны государств Юга такую же юридическую силу, как и претензии североамериканских и европейских банков к бедным странам Юга? Кто кому должен? На этом фоне развернулась дискуссия в рамках движения «Jubilee South» об отмене «грязных долгов», налагаемых на бедные страны («грязными» называются долги, сделанные правительством данной страны в целях, противных интересам жителей этой страны, — прим.перев.). По мнению многих экспертов, обязательства бедных стран (т.е. обязательства по оплате высоких процентов по кредитам) необходимо увязывать с моральными и экономическими обязательствами богатых стран (здесь имеются в виду обязательства, возникшие в более отдаленном прошлом); в этом случае можно будет списать всю внешнюю задолженности бедных стран.
Но здесь возникает трудность: все аспекты экологического долга не так-то просто количественно оценить, поскольку тогда придется учитывать следующие факторы: разграбление ресурсов, загрязнение окружающей среды, ущерб, нанесенный биоразнообразию, снижение численности населения, имевшее место в результате работорговли и колониальных войн, а также грабительское потребление биоресурсов (растений и сельскохозяйственных культур). Однако углеродный долг можно измерить достаточно точно — с помощью мониторинга атмосферных выбросов; именно на этой основе стала формироваться концепция климатического долга. Как заявил в 2008 году климатолог NASA Джеймс Хансен в открытом письме на имя премьер-министра Австралии Кевина Радда, можно вполне точно определить долю каждой страны в общем объеме загрязнения углекислым газом, образовавшегося в результате потребления ископаемого топлива, начиная с 1750 года и вплоть до наших дней. Например, по оценке Хансена, углеродный долг США составил 27,5 процента от общего объема; а если взять показатель долга в расчете на душу населения, то здесь Соединенные Штаты обогнала Великобритания (соответствующие показатели равны — 33307 долларов и 31035 долларов).
Специалисты считают, что подобные измерения можно сделать с надлежащей точностью. Таким образом, появляется реальная возможность выставить счет богатым странам. К тому же, факты показывают: глобальное атмосферное потепление уже отрицательно сказалось на бедных странах, что является еще одним доводом в пользу погашения климатического долга. Есть и другие аргументы, например: истощение запасов пресной воды в результате таяния ледников и засухи, засоление почв и опустынивание, деградация среды обитания и затопление прибрежных районов, исчезновение биологических видов и коралловых рифов, снижение урожайности сельскохозяйственных культур и сокращение посевных зон. В Рамочной конвенции ООН об изменении климата (UNFCCC) удалось привести веские и убедительные доводы в пользу жителей стран, само существование которых находится под вопросом. Более пятидесяти развивающихся государств во главе с Боливией присоединились к группе наименее развитых стран (сорок девять беднейших государств мира) и призвали к погашению климатической задолженности.
В 1997 году основы для подобных претензий заложил Киотский протокол, в частности туда был включен принцип «общей, но дифференцированной ответственности» государств. Однако вплоть до Копенгагенского саммита 2009 года те, кто больше всех кричали о проблеме климата, как-то не очень откликнулись на призыв сделать механизм выплаты долгов справедливым. К примеру, главный переговорщик от Государственного департамента США Тодд Стерн нанес упреждающий удар: накануне саммита он заявил, что Соединенные Штаты отвергают принцип, согласно которому эта страна вообще может быть ответственна задним числом за какую-либо современную глобальную проблему, корни которой лежат в истории и которую никак нельзя было в прошлом предвидеть. Стерн заявил: «На протяжении почти 200 лет, начиная с Промышленной революции, люди были в блаженном неведении о том, что выбросы вообще могут привести к парниковому эффекту, — это явление появилось относительно недавно». Однако возможность выставления счета богатым странам за климатический долг не исчезла, хотя и потускнела; оказалось, что специалисты способны оценить общее количество выбросов, начиная лишь с 1990 года — т.е. с того момента, когда Межправительственная группа экспертов по изменению климата впервые достоверно установила взаимосвязь между содержанием углекислого газа в атмосфере и изменением климата. В результате, наиболее существенная часть экологического долга (неравномерные выбросы углерода) на переговорах не рассматривалась.
В Копенгагене стороны оказались неспособны договориться по вопросу о каких-либо обязательных сокращениях выбросов, что побудило неофициальных представителей выдвинуть свои собственные идеи на Всемирной конференции по изменению климата, состоявшейся в 2010 году в Кочабамбе (Боливия), где вопрос о климатическом долге оказался центральным. В окончательном проекте декларации, принятой на конференции в Кочабамбе, говорилось, что принцип погашения государствами Севера своего климатического долга должен стать «базисом для справедливого, эффективного и научного решения проблемы изменения климата».
Для декларации, принятой в Кочабамбе, более всего подходит эпитет «справедливая», поскольку до этого итак уже находили множество «эффективных» или «научных» решений. Сюда относятся и крупномасштабные инженерно-геологические проекты (например, увеличение содержания железа в мировом океане), и рынки углерода, и программа ООН под аббревиатурой «REDD» (Сокращение выбросов в результате обезлесения и деградации лесов). Но эти механизмы нельзя считать демократичными, поскольку они лишь усиливают существующие формы неравенства (т.к. в данном случае санкциям подвергаются лишь отсталые страны, у которых доля углеродных выбросов высока). К тому же, интересы сторонников «зеленого капитализма» по большому счету сфокусированы исключительно на сегменте потребительского рынка, часто обозначаемого аббревиатурой LOHAS (т.е. стиль жизни, ориентированный на здоровье и сбережение природных ресурсов). Данный сегмент охватывает 20 процентов взрослого населения государств-членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Во главу угла будет поставлено получение выгоды от производства экологических товаров для богатых, а не удовлетворение запросы самых широких групп населения. В результате, на карте появятся безопасные экологические гавани для избранных, защищенные и отрезанные от остальных территорий — зон нещадной эксплуатации человека и природы.
В 2010 году в UNFCCC было передано предложение Боливии, составленное на основе соглашений, подписанных в Кочабамбе. В этом документе предлагается разделить климатическую задолженность на две части: «эмиссионный долг» и «адаптационный долг».
Эмиссионный долг предусматривает выплату компенсации развивающимся странам за их отказ от «своей законной доли в атмосферном пространстве». Под компенсацией здесь понимается следующее: страны, активно потребляющие энергию, обязаны резко снизить внутренние выбросы с тем, чтобы освободить место для других государств, способствуя тем самым их выходу из бедности. Цель в данном случае состоит в «деколонизации атмосферы»; к тому же, бедные страны имеют право не отказываться от своего развития ради ограничения глобальных выбросов.
В свою очередь, адаптационный долг подразумевает следующее: те страны, которые в свое время извлекли выгоду от индустриализации, вызвавшей изменение климата, обязаны выплатить компенсацию тем государствам, которые сейчас страдают от изменения климата. С помощью такой компенсации можно будет не только выплачивать возмещение за уже нанесенный ущерб, но и покрывать затраты на борьбу с предполагаемыми негативными последствиями, которые могут возникнуть в будущем. На создание экологически чистых технологий производства энергии будет выделяться финансирование, причем, разработчики должны будут отказаться от прав на эти технологии — все это поможет получить большую часть компенсационных средств.
Однако на сегодняшний день с точки зрения основных мировых загрязнителей, таких как Соединенные Штаты, целесообразнее всего говорить об оказании «климатической помощи». В Копенгагене богатые страны пообещали ускоренно выделить 30 миллиардов долларов в рамках трехлетнего пакета помощи, с тем чтобы к 2020 году увеличить ее до 100 миллиардов долларов До сих пор большая часть этих денег (по некоторым оценкам, только США потратили 7,5 миллиардов долларов) выделялась на сокращение выбросов, а меньшая часть (по некоторым оценкам, менее 20 процентов) — на адаптацию. Между тем, критики утверждают, что большая часть этой помощи нужно было бы назвать «иностранной помощью».
На последнем саммите UNFCCC в Дохе, сформировался хрупкий союз между ЕС, Альянсом малых островных государств и наименее развитыми странами, который стал выдвигать дальнейшие претензии. Несмотря на сопротивление американской стороны, в международно-правовой документ впервые было включено положение об обязательном смягчении «потерь и ущерба от изменений климата», но стороны не договорились о выделении денежных средств и сроках финансирования.
Кроме того, американская сторона выступает решительно против любого использования на саммите в Дохе в финальных договоренностях, термина «компенсация», да и вообще США выступают против употребления любого словосочетания, которое бы подразумевало юридическую ответственность за погашение климатического долга (каким бы способом размер этого долга ни был рассчитан), а также избегают касаться темы вины. Однако они совсем не против того, чтобы обозначать платежи словом «помощь» и рассматривать их (еще предстоит решить, с помощью какого механизма) в качестве акта благотворительности, а не как обязательство.
Другой элемент климатического долга, обсуждавшегося в Кочабамбе, не привлек столь сильного внимания со стороны UNFCCC, хотя на повестке дня и стояли вопросы, касающиеся ужасающего положения экологических мигрантов, вынужденных в результате изменения климата отказываться от своей земли и лишенных средств к существованию. Заметим, что всего в мире к 2000 году насчитывались десятки миллионов климатических мигрантов. Как прогнозируют Межправительственная группа экспертов по изменению климата, Отчет Стерна за 2006 год и другие источники, к 2050 году в результате изменения климата количество мигрантов в мире возрастет в интервале от двухсот миллионов до одного миллиарда человек. Однако на сегодняшний день потребности и права климатических мигрантов не закреплены ни в одной из международных конвенций, хотя к 2010 году, согласно оценкам Красного Креста, численность климатических мигрантов опередила число беженцев, появившихся в результате войн и насилия. Что касается внутреннего законодательства, то и оно вряд ли всегда будет помогать этим несчастным; в результате, могут появиться мигранты второго сорта, прозябающие в лагерях беженцев и центрах временного содержания в надежде получить временную визу.
Итак, понятие климатического долга не так-то просто узаконить, в результате чего нарастает волна климатических мигрантов. Что они должны будут получить, когда прибудут в качестве беженцев в более богатые государства, где стиль жизни ориентирован на здоровье и сбережение природных ресурсов? Во-первых, им, по крайней мере, предоставят убежище. Но кроме этого было бы неплохо им выплатить денежную компенсацию в какой-нибудь форме.
Возьмем штат Аризону, который слывет эпицентром националистических настроений в США. Большая часть территории этого штата испытывает на себе воздействие климатических изменений; здесь процессы нагрева и испарения идут быстрее, чем в любом другом регионе Северного полушария. Но в северной части Мексики тоже происходят неблагоприятные процессы: общее количество осадков там сокращается, что приводит к значительной эрозии почв. По прогнозам ученых, к концу века количество осадков в данном регионе сократится на 70 процентов. Таким образом, мексиканцев, устремляющихся в Аризону, следует по большому счету отнести к категории климатических мигрантов. А это значит, что существует причинно-следственная связь между их бедственным положением и условиями жизни в округе Марикопа, возглавляемом шерифом Джо Арпайо, где проживают местные ксенофобы. Получается, что причиной, порождающей климатических мигрантов из Мексики, отчасти являются выбросы углерода, загрязняющие атмосферу над столицей штата Аризона Финиксом.
Ожесточенная полемика в Аризоне по поводу вопроса об иммиграции может оказаться одним из первых сражений грядущих «климатических войн», когда угроза глобального потепления будет все чаще использоваться при формировании иммиграционной политики, призванной сделать из богатых стран охраняемые острова и безопасные гавани посреди экологически-грязного моря. Зачастую, при формировании пограничной политики государства Севера используют изоляционистские настроения, доминирующие среди местного населения. Спровоцированные изменением климата катастрофы, вроде ураганов Катрина и Сэнди, угрожают мегаполисам, причиняя максимальный ущерб самым обездоленным жителям. После каждой такой катастрофы появляются новые волны климатических мигрантов, а слаборазвитые страны берут кредиты на восстановление, попадая тем самым в новый вид долговой ловушки; в то же время, имущие классы начинают еще сильнее думать о том, как бы понадежнее себя защитить от внешних неприятностей.
Как стало видно после ураганов Катрина и Сэнди, движение за климатические права в международной сфере напоминает те же процессы, которые происходили в американских городах в 1980-х; активисты в те времена так же боролись против несправедливого размещения опасных производств и захоронений токсичных отходов. Основой для Принципов климатической справедливости, одобренных экологическими организациями в 2002 году в Бали, послужили Принципы экологической справедливости, разработанные в 1991 году на Руководящем саммите по экологической справедливости в отношении цветного населения (People of Color Environmental Justice Leadership Summit), прошедшем в Вашингтоне.
Изменение климата ведет к катастрофе. В этом можно воочию убедиться, на примере тропических островов, исчезающих в результате подъема уровня океана. Кроме того, изменение климата наносит удар и по тем странам, которые его порождают, — здесь, прежде всего, нужно вспомнить о сообществах цветных людей США. Например, жители резерваций вынуждены страдать от вредных выбросов теплоэлектростанций, а промышленная добыча урана и токсичная порода, удаляемая в результате вскрышного метода разработки полезных ископаемых, вызывает у этих несчастных раковые заболевания.
И подобные примеры можно увидеть в каждом государстве Севера. Несмотря на тот факт, что многие из этих экологических бедствий возникли вследствие вывода «грязных» производств на другие территории (здесь вспоминается печально известный главный экономист Всемирного банка Лоуренс Саммерс [и его якобы ироническая] мысль, высказанная в 1991 году: «Экономическая логика, лежащая в основе политики вывоза токсичных отходов в страны с самой низкой заработной платой, безупречна поскольку слабозаселенные страны Африки, в основном, слабо загрязнены»), в каждой стране есть и свои доморощенные злодеи и бессчетное число экологических жертв, появившихся в результате действий, предпринятых политическим руководством этих стран. Поэтому здесь возникает вопрос об эффективности предпринимаемых мер, хотя некоторые и утверждают, что система представления интересов государств в UNFCCC — лучший способ ведения переговоров по вопросам погашения климатического долга. В самом деле, кто поручится, что платежи не пойдут на обогащение элиты стран, являющихся экологическими кредиторами? Да и вообще, какая часть компенсационных выплат дойдет до тех, кто в них нуждается больше всего?
Именно эти вопросы часто всплывают, когда речь заходит о программах оказания помощи, ведь многие экономисты пришли к выводу, что подобная помощь зачастую ведет к увеличению разницы между доходами. Подобная ситуация возникает в результате коррупционной деятельности правительственных чиновников и их приспешников. По мнению других экономистов, государства-доноры тоже ведут хитрую политику — предоставляя помощь, они, как правило, руководствуются не альтруизмом, а геополитическими и коммерческими интересами. Вот на таком именно базисе и будет выстраиваться система оказания помощи в рамках UNFCCC, покуда не появятся прозрачные механизмы, призванные отследить направления финансовых потоков. В качестве одного из способов обеспечения прозрачности можно ввести систему «зеленых дивидендов», которые бы выплачивались всем гражданам в качестве «основного дохода», причем без всяких предварительных условий; такие выплаты смогли бы поддерживать на плаву домашние хозяйства и общины, которым не по карману инфраструктурные расходы.
Пилотная программа, запущенная в Отдживеро (Намибия), привела к целому ряду положительных результатов. Так, доходы местной общины значительно превысили общую сумму, полученную по программе гранта; снизился уровень бедности, задолженность домохозяйств и голод среди детей, а экономическая активность резко возросла. В государствах Севера, можно было бы взимать налог на выбросы углерода и направлять собранные средства на поддержание здорового образа жизни и экологии, а также и постепенно переходить на экологически чистые виды производств; подобный механизм действует, например, в штате Аляска (напомним, что в штате Аляска часть доходов от продажи нефти напрямую распределяется среди местных жителей через фонд Permanent Fund Dividend). В развитых государствах любому человеку гарантируется безусловный основной доход, который предоставляется, как следует из названия, безо всяких условий, в том числе и без необходимости выполнения работы. Концепция безусловного основного дохода прекрасно согласуется с принципами здорового образа жизни (в противоположность «сытой жизни» в духе вульгарного материализма). Именно эти идеи проповедовались в Кочабамбе и были закреплены в качестве одного из базисных принципов движения за климатическую справедливость. Гарантия безусловного основного дохода жителям всех стран — это проект долгосрочный, требующий больших усилий государств Севера и Юга. Но именно с его помощью в перспективе можно будет добиться погашения долгов.
Эндрю Росс — профессор социального и культурного анализа Нью-Йоркского университета.