Благодаря Баумгертнеру Лукашенко может стать больше, чем президентом России

Почему «калийный конфликт» был неизбежен, приведет ли он Лукашенко в Кремль, рассуждает доцент Московского института международных отношений Кирилл Коктыш.
 
- Через неделю после эскалации «калийного конфликта» - задержания гендиректора «Уралкалия» Владислава Баумгертнера - каким вам видится выход из этой ситуации?
- Выход довольно очевиден: мне кажется, через месяц-другой эта тема перейдет полностью во внутренний политический дискурс - это будут внутренние переговоры. И, конечно же, Баумгертнера на что-то поменяют. Потому что, конечно, соглашение будет достигнуто, и вряд ли он будет сидеть реальный срок, даже если он будет на него обречен. Так что будущее довольно прозрачно - скоро эта тема уйдет с первых полос на вторые, восьмые, потом - исчезнет совсем, но на уровне непубличной дипломатии этот конфликт будет урегулирован, Баумгертнера освободят и белорусская сторона что-то за это получит.

- Опять?
- Дело в том, что теперь уже очевидно - требуя выдачи Баумгертнера, российские власти фактически оплачивают кампанию Александра Лукашенко в России. Жестких шагов, каких-то «посадок» ждали от Путина, а сделал это Лукашенко! И на тот вопрос, который главный редактор «Эхо Москвы» Венедиктов задавал Путину полтора года назад – «Владимир Владимирович, где «посадки?» - ответа нет. Ответ идет от Лукашенко. И он, сейчас об этом можно уже говорить, достаточно динамично приближается к рейтингу своего же уровня конца 90-х годов прошлого века, когда он был наиболее популярным зарубежным политиком. Теперь к тем 15%, которые он имел всегда, можно добавить еще 15%. Чем больше эта кампания будет продолжаться в публичном пространстве, тем выше будет популярность Лукашенко. И как только российские власти этот эффект заметят, они мгновенно эту компанию «свернут».

- А что будет с экономической стороной «калийного конфликта»?
- «Калийный конфликт» может быть решен только как часть гораздо большего ряда проблем. Не секрет, что Евразийский союз - это совершенно не урегулированная вещь. Более того, конструкция Евразийского союза сегодня предусматривает довольно печальную судьбу для Белоруссии, поскольку положенные в его основу «четыре свободы» означают, что управлять, фактически, будут корпорации. А государствам останутся только накладные расходы на «социалку» и на другие не очень приятные вещи. И если все будет развиваться в этом ключе, то у Белоруссии не будет иной судьбы, кроме как стать «набором запасных частей» для глобальных корпораций. Тем более что Россия уже вступила в ВТО и даже сейчас белорусские корпорации вынуждены конкурировать на равных с мировыми гигантами. Поэтому этот конфликт может быть урегулирован только при условии , чтобы Белоруссия начала продвигать, популяризировать и настаивать на своих собственных условиях того, каким должен быть Евразийский союз.

- Белорусские эксперты не исключают, что официальный Минск потребует от Кремля национализации «Уралкалия», чтобы во главе его стал выгодный Минску человек и чтобы можно было по новой вернуться к созданию совместной калийной корпорации. Возможен ли такой вариант?
- Это совершенно невероятно. Во-первых , сейчас в России национализация произойти не может - тренд противоположный . Когда правительство России ведет разговор о такой же большой приватизации, какая была в 90-е годы прошлого века – то это вовсе не то время, когда национализация может произойти. Александр Григорьевич, мне кажется, это хорошо понимает и такие предложения Кремлю вряд ли из Минска могли бы поступать. Мне кажется, что сегодня сценарий объединения в одну монополию исключен - тут компромисс в привычных для Белоруссии и России форматах вряд ли достижим. Ведь для всех форматов необходимо наличие определенного уровня взаимного доверия между Минском и Москвой. Этого уровня сегодня явно не хватает даже для создания совместного предприятия. Не говоря уже об объединении двух предприятий в одно - для этого требуется доверие куда большее.

- Похоже на то, что в самом «калийном конфликте» не все так просто, как нам говорят, и дело не только в том, кто кого и на сколько «бросил»?
- Конфликт был запрограммирован. Белоруссия вошла в Евразийский союз, не просчитав ничего или почти ничего. Расчет был очевиден - дешевой нефти хватит, чтобы перекрыть все остальные потери. Когда выяснилось, что это не перекрывается, потери идут и с этим надо что-то делать, встал вопрос - что станет пунктом обострения? После чего этот конфликт и взорвался. Ведь если бы ситуация продолжалась, Белоруссия ежемесячно теряла бы по 5, по 10, по 15 процентов своих доходов - пока не оказалась бы в полной нищете. Так что переход к конфликтному положению, когда Белоруссия наконец сказала бы: «Да что же это делается?» был запрограммирован, и вопрос был только в том, когда и как быстро это произойдет.

- Как раз подвернулся «калийный конфликт» ...
-... и Баумгертнер - а это, как раз, серьезные потери. И проблема взорвалась. Ведь если говорить о Евразийском союзе и о том, на каких условиях Белоруссия вступила в этот союз, то эти условия явно неблагоприятные для ее экономики. Они не будут способствовать ни сохранению индустриальной идентичности, ни сохранению довольно широкого пласта образования (когда готовились соответствующие специалисты для заводов). Зато, поспособствуют преобразованию в аграрную страну со всеми проблемами через 10 или 20 лет без каких-либо шансов отдать те долги, которые были сделаны. А в современном мире тот, кто имеет индустрию, кто имеет какие-то знания - тот и имеет шансы на прогресс. И ставка состоит в том - как сохранить индустриальную идентичность. Сегодня у Белоруссии появилась возможность все эти вопросы артикулировать, поднять их и инициировать дискуссию с участием Казахстана: каким образом можно сделать Евразийский союз индустриальным? Каким образом сохранить те знания, тех специалистов, которые уже накоплены? Ведь это же безумие - брать и избавляться от этих знаний и превращаться в обычных крестьян! Шанс хороший, и мне интересно, использует его Минск или нет. Но потребность в этом есть и время стало таким, что есть возможность об этом говорить и быть услышанным. Так что, если задержание Баумгертнера было эмоциональным порывом, то оно наложилось и на то, что накипело, на ту потребность, что все эти вопросы давно уже нужно было поднимать.

- Странным образом все совпало: необходимость артикулировать вопросы в связи с Евразийским союзом, необходимость очередной раз налаживать отношения с Евросоюзом, ноябрьский саммит «Восточного партнерства» в Вильнюсе ... Случайность или хорошо выбранный момент?
- У Лукашенко всегда была очень хорошая политическая интуиция. Я не хочу говорить, что здесь присутствовал исключительно холодный расчет, но эти факты должны были быть приняты во внимание. Ведь Брюссель в сегодняшней конфронтации Москвы и Минска заинтересован поддержать Минск - это очевидно. Как очевидна и возможность, сохранив лицо, вернуться к той политике, которую он проводил последние 8 лет. Это - относительно налаживания отношений с Евросоюзом. О «Восточном партнерстве» что-то трудно говорить ... Мне кажется, здесь нужен какой-то волшебник, который вдохнет в это тело хоть какой-то дух. Этот проект - давно мертвый , там противоречия настолько сильны, что запрячь вместе крыловских зверей было бы легче. Но другие форматы работы с Брюсселем имеют хорошие шансы на срабатывание. Второе: во время конфликта с Украиной Россия вряд ли будет рисковать отношениями с Белоруссией. Всегда было так, что конфликт Москвы и Киева давал возможность Минску улучшать свои доходы за счет восточного направления и - наоборот. Сейчас ссора Киева с Москвой дошла до того, что Киев не может «свернуть», что дает Минску достаточно высокие шансы на выигрыш.

- Таким образом - все учли?
- Есть еще одно, на что вряд ли у Минска был расчет, но так совпало, и это наиболее существенный момент. Лукашенко попал в «зазор» между российским обществом и российской властью. И это проблема. Проблема для России. Ведь он становится референтной фигурой для российской общественной мысли. И этой мысли совсем нет дела до того, какой Лукашенко на самом деле: что он имел в виду, что хотел - теперь его портрет будет дорисовываться. Он теперь оказался в нише борца за справедливость , который против олигархов, за социальную справедливость. И это тот образ, который может объединять от трети до половины населения России. А если к этому будет добавлено требование узаконивания приватизации, не пересмотра, не отмены, а - узаконивания, то и больше. Дело в том, что, к примеру, в начале 2000-х годов только 3 % россиян считали, что приватизация была закончена, около 17 % считали, что необходимо «убить и поделить», и около 80 % - что «убивать не надо, но разобраться – необходимо». Что нужно ввести какие-то принципы, чтобы всего было как-то доплачено и социальный разрыв был бы более или менее ликвидирован. Эта картина принципиально не изменилась - это было видно, когда был арестован Ходорковский. Когда ему был вынесен приговор, 60 % россиян сказали, что приговор - справедливый , а еще 20 % - что недостаточно суров. Это те 80% , которые хотят, чтобы какие-то разборки были. И Лукашенко сейчас оказался в той нише, которая позволяет ему расти как политику на российских просторах. И это та позиция, которая дает ему возможность очень сильного влияния на Кремль и на Путина. При творческой разработке этого момента он может стать тем фактором, который будет даже диктовать условия Кремлю. Это возможно, если Кремль продолжит не замечать, что он оплачивает кампанию Лукашенко в России, если будет требовать освобождения Баумгертнера, не замечая, что этим злит собственное общество. И если Александр Григорьевич не наделает ошибок, которые разрушат этот образ. Ведь, подчеркну, этот образ сейчас создается не Лукашенко - образ создается ожиданиями российского общества. И образ этот имеет мало что общего с Лукашенко, с настоящей Белоруссией - об этом там неизвестно. Но это та мечта, которая теперь «рисуется». И это тот феномен , который является главным результатом этого «калийного конфликта».

- Но что для политической карьеры Лукашенко может дать это «рисование образа» - он что, может претендовать на трон в Кремле?
- На трон в Кремле - нет, конечно. Но претендовать на автора Евразийского союза, который будет диктовать ему условия, - легко.

- Урезанный вариант Горбачева - президент союза из трех государств?
- Возможно. Ведь индустриальной Белоруссии нужны рынки, а очевидно, что Евросоюз свой ​​рынок не даст. Как очевидно, что единственные рынки, на которые Белоруссия может прочно рассчитывать - это российские рынки. Они теперь могут быть утеряны. Причем - не в пользу российских корпораций. Ведь после вступления России во Всемирную торговую организацию за российским капиталом останутся нефть, газ и металл, но вся переработка будет принадлежать крупному глобальному капиталу. Который не будет оставлять в стране налоги , который не будет просвещать население и готовить профессионалов - российскому населению суждено в этом сценарии обслуживать нефтяную и газовую трубы и работать на металлоперерабатывающих комбинатах. Но в уставе ВТО есть статья, по которой те интеграционные союзы, которые были созданы до вступления страны в ВТО, не подпадают под юрисдикцию ВТО. Минск может давить на Москву, чтобы она использовала этот пункт. И чтобы три наших страны остались индустриальными государствами, а население могло рассчитывать на большее, чем крутить коровам хвосты. И если это знамя окажется у Минска и Минск начинает диктовать свои условия, то это немного больше, чем стать президентом России. Это - стать тем Сяо Пином , который создаст крупный рынок для своей собственной страны. И которому будут благодарны все остальные страны. Ведь пока Евразийский союз - политическое объединение, а не экономическое, и это всех устраивает. На этом направлении и можно было бы продвинуться. Способен ли на это Минск - вопрос , но сегодня эти ворота открылись.

- Почему Лукашенко не ловит момент и никак не комментирует сегодняшнюю конфликтную ситуацию?
- Идет рефлексия - пока не ясна партия, Минск будет молчать. Это в ключе той тактики, которую Минск до сих пор проводил - играть на противоречиях и получать выгоду из конфликта между крупными соседями. Выгоду невозможно получить, пока неизвестны позиции внешних игроков. Чтобы игра реализовалась, Минску нужно дождаться реакции Москвы, реакции Брюсселя, после чего определять свою собственную позицию. Здесь будет игра «в чеканку»« - кто кого переждет. Как Путин сейчас ждет каких-то заявлений из Минска от имени первого лица, так и Минск ждет заявлений от первого лица в Москве - чтобы знать, как на это реагировать . И тут кто первый ходит, не имеет гарантий, что будет победителем.

- А как же угрозы экономически-криминальных санкций в отношении Белоруссии со стороны вице-премьера Дворковича, нападок Онищенко на белорусские молоко и мясо?
- Такие заявления есть, есть какие-то предупреждения, но конкретные шаги пока не сделаны. И вряд ли такие шаги будут сделаны. Но если и будут, то они будут краткосрочными. Лукашенко может поставить на карту все, а Москва не может рисковать по-крупному - ни Евразийским союзом , ни Таможенным союзом , ни Единым экономическим пространством . Ведь если эти вещи встанут под вопрос, то возникнет вопрос: а как эти вещи были институционально сделаны, как может быть, что международные соглашения зависят от судьбы одного предпринимателя? Это значит, что все было сделано на песке. Эти те вопросы, которые нельзя задавать и невозможно, чтобы они стали в центре общественного дискурса. Поэтому - угрозы будут, но к полноценному конфликту Москва не готова, она к нему не готовилась. А вести конфронтацию на два фронта - украинский и белорусский - и вовсе невозможно. Да и чем больше  конфронтация на «белорусском фронте», тем больше популярность Лукашенко в России. Второе: чем большая конфронтация - тем больше у Лукашенко возможностей списывать экономические трудности на счет Москвы. Этот аргумент дает ему козыри на выборах в 2015 году. Таким образом, при ухудшении положения он выигрывает, при улучшении - тоже! Хорошая игра, и она совсем не продумана со стороны Москвы. Впервые за много лет Минск смог начать, возможно - интуитивно, игру, где он может быть инициатором, а не только реагировать. Довольно долго Минск способности к такой игре не демонстрировал .

- Интересно, предусматривался в этой игре вариант обязательного улучшения отношений с Брюсселем?
- Это полностью будет зависеть от Брюсселя. Пока же Брюссель ничего не предложил - ни денег для белорусской экономики, ни рынков для белорусских товаров. В общем, план Брюсселя в отношении Украины, Белоруссии, других восточноевропейских стран такой же циничный, как и у Евразийского союза - малые страны просто разбираются на запчасти для крупных игроков. И это была бы конкуренция - в пользу каких корпораций будет разобрана Белоруссия. Самое смешное, что после вступления России в ВТО корпорации с обеих сторон одни и те же! Но греческий и остальные кризисы в Южной Европе высветили довольно сильный запрос на то, чтобы и Брюссель сформулировал какие-то политические выводы для Евросоюза. Что такое европейскость? Как она должна работать? Сегодня целый ряд ценностей, которые продвигались как базовые, не срабатывают. Прежде всего, из-за конфликта с исламскими ценностями - исламистов довольно много в Европе. Проблема мигрантов, безработной молодежи, обеспечения рабочих мест, справедливости - где она, когда гамбургский таксист на греческом кризисе прикупил себе по три-четыре дома? Это не тот Евросоюз, в который входила Греция и которого она ждала. То же касается и принципа организации экономики - эта потребительская экономика, которая царит в ЕС сегодня, дает шансы только китайской индустрии. И не дает шансов ни европейской, ни белорусской, ни американской индустрии. Так что сейчас время больших перемен. И если Брюссель начнет задумываться над этими вещами, будет двигаться в эту сторону, то он может стать очень интересным партнером.

- И про Москву можно будет забыть?
- И Москва может быть очень интересным партнером, если начнет меняться. Или если Минск начнет влиять на нее, чтобы она начала меняться в более благоприятную для Минска сторону. И если Брюссель так же начнет меняться. И те предложения, которые в Брюссель может принести с собой Белоруссия, прежде всего это - индустриализм , который потерян во всей Европе, кроме Германии, если сформулировать это более-менее весомо, то даже на этом направлении можно найти понимание. Короче, все зависит от того, какую повестку сумеет сделать Минск и как он может быть услышан в Брюсселе . Мне кажется, что сейчас Брюссель в том положении, когда он готов слышать дружеские советы со стороны. Если это не будет прямым вымогательством, а какие-то совместные проекты, не игра в «финансируйте, имы сделаем у нас еще одну Европу!», а игра в «Давайте сделаем, чтобы выиграли вы, но выиграли и мы». Вопрос, сможет ли Минск играть в эту игру. Она довольно сложная и очень отличается от всего того, что игралось до сих пор. Нет, можно по- прежнему пугать Брюсселем Москву и наоборот, и что-то на этом заработать. Только это не будет уже убедительным ни для Москвы, ни для Брюсселя - в это уже несколько раз играли.

- Выглядит так, что сегодня Минск способен показать и Европейскому, и Евразийскому союзам пути дальнейшего развития?
- Белоруссия очень «легкая», чтобы изменить Евросоюз. Но выторговать для себя условия и стать белорусским феноменом, который что-то привнесет в Евросоюз - это возможно. То же и в случае с Евразийским союзом: Белоруссия не сможет заменить Россию - да и не нужно! - но выторговать те условия, которые будут выгодны для Белоруссии в Евразийском союзе, Белоруссия может. Влиять нужно не так: «Все слушайте меня, как надо жить»! Но если Белоруссия, спасая себя, сможет сгенерировать те принципы, которые будут спасительными для остальной Восточной Европы, то она сможет стать сильным, даже коренным фактором в Евразийском союзе, и может стать довольно весомым фактором в Европейском союзе. Ведь те проблемы, с которыми столкнулась Белоруссия, касаются и большинства стран Восточной Европы.