Еще лет пять назад трудно было и представить, что у Европейского Союза могут возникнуть проблемы с его привлекательностью на Украине. Что придется запускать информационные кампании в поддержку ЕС, а европейские послы совместно с экспертами и общественными активистами будут курсировать по Украине, чтобы вернуть Евросоюзу утраченный шарм.
Хотя, казалось бы, в стране, где показателем качества и достойной жизни стал загадочный для европейцев «евроремонт», имиджевых вопросов к Евросоюзу не может возникнуть априори. Тем не менее, они возникают. И не только ввиду некоторых процессов, происходящих в самом ЕС или в нескольких странах-членах, но и из-за противодействия тех, для кого европейский выбор Украины — это лишь кратковременная прихоть нынешнего президента, которая никоим образом не должна опираться на масштабную общественную поддержку. Ведь одно дело — воевать против навязанной (или, как говорят наши друзья-россияне, насильнической) евроинтеграции, другое — против евроинтеграции осознанной. Одно дело, когда эта тема находится в мейнстриме, как теперь, другое — когда она является фишкой лишь одиночных политиков и интеллектуалов и дрейфует на грани маргинеса.
Лучший пример того, как в общественном восприятии из привлекательного и мощного Европейского Союза сделать страшного и истерзанного монстра, — это Беларусь. Еще в 2002 г. 60% белорусов были готовы проголосовать за членство Беларуси в ЕС, если бы на тот момент состоялся соответствующий референдум. В 2010-м — лишь 36%. То есть почти вдвое меньше. С момента, когда Евросоюз вплотную приблизился к границам с Беларусью, были привлечены все доступные информационные ресурсы, чтобы доказать рядовому жителю страны: модель государства, выстроенного Лукашенко, значительно эффективнее той, что под крышей ЕС строят литовцы и поляки. Результат не замедлил — через полтора-два года проевропейские настроения в Беларуси заметно ослабли, а пророссийские — усилились.
В Украине проблемы с позиционированием ЕС возникли лишь тогда, когда европейский выбор перестал быть чем-то абстрактным и чисто теоретическим. Когда стал вопрос ребром о практической евроинтеграции. Ведь Соглашение об ассоциации — именно и является началом такой практической евроинтеграции. Стало больше конкретики — и больше домыслов. Больше домыслов — и больше страхов. Больше страхов — и больше сомнений.
Мне с коллегами из Института мировой политики за последние несколько месяцев удалось объехать почти 20 городов Украины с так называемыми «уличными евроуниверситетами» — общением на тему евроинтеграции с обычными людьми под открытым небом на главных площадях и улицах вместе с приглашенными послами ЕС (при поддержке Фонда «Відродження», UNITER/PACT, Шведского института и Global Reporting, посольств Швеции и Великобритании).
Главный вывод этих евроуниверситетов — людям действительно не хватает объективной, и главное — доступной информации о том, что такое «евроинтеграция в действии». Это именно тот случай, когда нам — экспертам, журналистам, дипломатам — нужно быть не столько умными и красивыми, сколько понятными и доступными. Понятными, чтобы, объясняя преимущества евроинтеграции, не манипулировать, но и лишний раз не отпугнуть. Скажем, не обязательно бить себя кулаками в грудь и рассказывать, что в ЕС нет коррупции; намного лучше объяснить, что в Евросоюзе коррупция — это выбор, а у нас — необходимость. Или привести лишь один факт: первые места в мире по уровню восприятия коррупции занимают страны — члены ЕС, Украина — на 144-м рядом с Сирией, Камеруном и Республикой Конго.
Доступными нужно быть потому, что многих украинцев в регионах часто поражает не так то, что именно сказал тот или иной посол ЕС, а то, что он, например, говорит по-украински (в Николаеве именно это обсуждали в толпе местные жители после выступления посла ЕС Яна Томбинского). Или то, что он вышел пообщаться с людьми на главную площадь какого-то областного центра, а не в актовый зал с согнанной аудиторией накануне очередных выборов и с очередным набором агитации. И вышел без какой-либо охраны.
Да, очень важно, когда наши чиновники начинают вслух говорить о европейских ценностях и моделях поведения. Но еще важнее — не девальвировать эти ценности, выезжая в народ поговорить о Евросоюзе с мини-кортежем охраны и рукопожатиями с «народом» ровно на два фотокадра. Слишком уж резко начинают диссонировать в таких случаях вербальная — европейская и визуальная — постсоветская картинки. Не удивительно, что только в двух городах представители местной власти на уровне заместителей мэров не побоялись выйти на улицу и поговорить с людьми на евроинтеграционную тематику: это Кременчуг — на Полтавщине и Нежин — на Черниговщине.
Погружение с евроинтеграционной тематикой в народ — дело неблагодарное, но, тем не менее, захватывающее. В каждом городе ожидает новый сюрприз. Как правило, связанный с местной властью или приверженцами Коммунистической партии. Где-то местная власть показательно дистанцируется от любого сотрудничества, зато в день акции, как грибы после дождя, появляются палатки Коммунистической партии с листовками за Таможенный союз. Так было в Кировограде. Там представители городского совета настойчиво не рекомендуют ехать к ним, поскольку у них «весь город — за Таможенный союз», и они не могут гарантировать безопасность. Так было в Запорожье, куда мы попали со второй попытки — после двух депутатских запросов и в компании с послом Британии Саймоном Смитом. Оказалось, что за Таможенный союз — далеко не весь город.
Там очевидно накрученные коммунистической пропагандой пенсионеры набрасываются на европейских дипломатов с грозными предупреждениями, что «мы всегда были и будем с Россией, а ты пошел вон отсюда». Не переставал донимать вопрос: почему ни в одном регионе не удается встретить агрессивного, хамовитого и демонстративно нетолерантного приверженца Европейского Союза? Зато накачанных неуважением любителей Таможенного союза хватит на целую армию.
Хождение в народ под знаком Евросоюза в Украине осложнено сегодня еще и тем, что появились новые болезненные темы, о которых страны Центрально-Восточной Европы на этапе своей ассоциации даже не задумывались. Например, когда Литва была кандидатом в члены ЕС, основным контраргументом звучало то, что молодежь массово выедет из страны. Таких тем, как «Евросоюз разваливается» (популярный аргумент после кризиса в еврозоне), или искусственно раздутый вопрос однополых браков, неактуальный нынче даже для большинства стран ЕС, вообще не фигурировало.
Другое отличие — если у наших западных соседей начало движения в ЕС носило четко выраженный культурно-исторический акцент, то у нас начало евроинтеграции сразу приобрело какой-то прагматично-циничный оттенок: а что, кому и сколько за это будет? То есть вместо благородной цели «возвращения в Европу» в украинском варианте часто вырисовывается другое — интрижка с Европой. Интрижка, способная перерасти в серьезный роман и даже брак, а может ничем и не закончиться. Либо закончиться возвращением уже не в Европу, а назад — в Евразию.
В каждом регионе, конечно, свои аргументы «за» и «против». Но есть вещи, типичные для преобладающей части Украины. И все они, так или иначе, сводятся к противостоянию двух ключевых понятий: стабильности и изменений. Так случилось, что евроинтеграцию надо начинать в стране, большинство населения которой (52%, по данным социологической службы «Рейтинг») считает, что сейчас для Украины важнее стабильность, а не какие-либо изменения.
Но все же пугают людей не только изменения. Вопрос, звучащий чаще всего в разных городах Украины, — «Для чего мы Европе?». Во всевозможных вариациях — от «Кому мы там нужны?» до «А они разве нас не боятся?». Вопрос, на который довольно сложно ответить, поскольку аргументы наподобие «им нужен безопасный и зажиточный сосед» в таком общении не совсем работают, а аргументы по поводу человеческого потенциала и возможностей для инвестиций провоцируют интерпретации: «Мы так и знали, что будут скупать нашу землю, а к нам относиться, как к рабам». Это вопрос сложный еще и потому, что довольно легко промоутировать европейские ценности или европейские стандарты. Но как, подскажите, промоутировать простое человеческое достоинство? Как промоутировать элементарное самоуважение? И должно ли это тоже входить в информационную кампанию за ЕС?
Другая общая черта для многих регионов — это то, что желание быть с Россией не означает быть как Россия. Для них настоящей моделью для воспроизведения у себя является... Беларусь. Едва ли не в каждом городе приходилось слышать, как чисто на белорусских улицах, какие там замечательные дороги, какое превосходное социальное обеспечение, как бесперебойно работают там предприятия. То есть Беларусь стала своеобразной альтернативой Евросоюза для тех украинцев, кто все еще ностальгирует по Советскому Союзу, для которых такие вещи, как «демократия» и «права человека», являются какими-то непонятными западными уловками, а «сильная рука» — вполне конкретным инструментом на пути к стабильности и благосостоянию. Собственно, во время поездок была возможность в который раз убедиться, что не только Хиллари Клинтон своевременно рассмотрела в Таможенном союзе некую апгрейд-версию Советского Союза, но и приверженцы ТС упрямо хотят туда, мечтая об единственном — вернуть хотя бы самую малость советского. Те же, кто еще при жизни в СССР возненавидел коммунизм большевистского пошиба и тайком настраивал приемники на радиоволны свободных стран, — двумя руками именно за ЕС. Причем независимо от возраста и региона.
Самый абсурдный аргумент, тоже кочующий из одного региона в другой, — это то, что после введения зоны свободной торговли с ЕС «менее качественные товары из менее развитых европейских стран хлынут в Украину». В Кривом Роге даже возникла интересная сценка: не успел задать этот вопрос молодой парень-студент, как ему сразу же ответил мужчина преклонного возраста: «А разве есть в Европейском Союзе менее развитые, чем Украина, страны? А то, что Украина уже завалена низкокачественной китайской продукцией, вас не волнует?».
И все же, было бы лучше, если бы украинцы больше волновались о том, что даст евроинтеграция лично им и их семьям. А так сложилось впечатление, будто многих из них главным образом беспокоит судьба каких-то абстрактных «предприятий», которые могут потерять российский рынок, но не закрепиться на европейском. Их по советской инерции, волнует, сможем ли мы летать в космос, а не сможет ли конкретная супружеская пара обеспечить своему ребенку качественное медицинское обслуживание. Их мало беспокоит качество питьевой воды; их не интересует, почему в ЕС люди живут, по самым скромным подсчетам, на 10 лет дольше, чем в Украине; что на каждый товар есть, по меньшей мере, двухлетняя гарантия; что в Украине сегодня — самые дорогие авто в Европе; что в ЕС суд можно выиграть без денег и телефонного звонка свыше, а учиться в престижном университете в Праге почему-то выходит дешевле, чем в Налоговой академии в Ирпене. Но многих украинцев почему-то очень беспокоит судьба греков и болгар. «А вы посмотрите на Грецию!», «А вы знаете, что творится в Болгарии?», — с ужасом в глазах выкрикивали наши сочувствующие люди. Люди, большинство которых ни разу не были в этих странах. И откровенно удивляются, когда узнают, что 68% болгар положительно относятся к членству своей страны в ЕС и 80% проголосовали бы за это членство, если бы снова был референдум. А 69% греков не хотят, чтобы их страна выходила из еврозоны.
Любимый общий аргумент тех, кто сегодня поддерживает Европейский Союз, звучит приблизительно так: «Пусть хотя бы наши дети поживут нормально». Причем этот аргумент приходилось слышать как от госслужащих, так и от руководителей предприятий, чья прибыль напрямую зависит от российского рынка или цены на российский газ. Злые языки говорят, что этот аргумент, как одно из объяснений, почему Украина выбирает евроинтеграцию, называл в своем разговоре с Дмитрием Медведевым и Николай Азаров. Социология тоже подтверждает, что даже часть приверженцев Таможенного союза (каждый шестой) убеждена: лучше будущее для их детей и внуков будет в Украине, интегрированной в Европейский Союз, а не в Таможенный.
И в завершение: понятно, что за один месяц или даже год убедить всю страну в безальтернативности европейского выбора не удастся. Эффекта домино тоже не будет. Скорее, это будет эффект попкорна: одни люди, как и «зерна», будут созревать до такого осознания быстрее, другие — медленнее. Будут и такие, что вообще не созреют. Главное в этом процессе — нужная температура. Такая, какую поддерживает сегодня вопрос подписи под Соглашением об ассоциации.