Вот да! Чтоб два раза не вставать...

В русском языке недавно закрепились новые речения, которые, кажется, пока что никто еще не разбирал. Речения эти возникли несколько лет назад на границе устной и письменной речи — в социальных сетях, в чатах и эсэмэсках. Пойдем от коротких к длинным. Сначала о самом коротком. Оно состоит из двух союзов: «И да». За этим «и да» может последовать такое дополнение к сказанному, после которого собеседникам лучше разойтись и не возобновлять разговор. У речения «и да» есть более развернутый родственник — «чтоб два раза не вставать».

Другое речение — «вот да!» — обычно произносится или пишется в ответ на чужое высказывание, с которым собеседник как раз очень даже согласен. Больше того, он и сам бы хотел это сказать, но его опередили. И тогда он говорит «вот да». Правда, потом за этим «вот да» часто следует скрытое опровержение.

Почему эти речения такие короткие, понятно: они ведь возникли в быстром межпальцевом диалоге. Хороши «и да» и «вот да» еще и тем, что не нуждаются во всяких смайлах. Смайлы — это часто признание человека в неспособности (реже — в нежелании) выражать свои мысли и чувства с помощью слов. А мелкоречевое притаптывание с помощью дискурсивных слов обозначает все же попытку вскарабкаться с уровня жеста или картинки на уровень речи.

Пойдем немного дальше. Посмотрим на более пространные модные дискурсивные слова. Первое — «кому не везет, тот я». Например: «Кому сегодня вставать на работу и кто не спал всю ночь, тот я».

Для чего говорящий использует этот довольно сложный оборот? Он хочет соединить в своем высказывании две вещи, которые в жизни вступают в противоречие. Первая вещь — это потребность поведать о себе миру. Вторая вещь — это необходимость признаться в собственной неудачливости или невезучести. Для этой цели в языке есть и другие средства.

Интересующий нас оборот «кто невезучий, тот я» совмещает самоиронию с признанием, или признание с самоиронией. Пусть и не совсем удобно мне в этом признаваться, но всегда приятно поговорить о маленьком подвиге. При этом событие, спрятанное за незамысловатым «тот — я», обычно представляет собой цепочку мелких препятствий и неприятностей, из-за которых сама попытка добиться от говорящего чего бы то ни было обречена на провал. «...Тот я» — это человек, снявший с себя хотя бы часть ответственности за собственные действия. «Мне не повезло, такой вот я невезучий...»

Второе развернутое речение: «Это только мне кажется странным то-то и то-то?» Например, это только мне кажется странным, что о русском языке пишет человек с нерусской фамилией?" Так пишут обычно люди, уверенные, что их мнение на самом-то деле разделяет большинство. Но поскольку никто пока не успел высказаться, им пришлось первыми раскрыть всем нам глаза.

Почему таких речений и новых риторических вопросов становится все больше?

Возможно, только потому, что у людей появились для них гаджеты. Ведь это — выражения, позволяющие вставлять в любое высказывание такой подтекст, который позволяет собеседнику одновременно и высказаться, и уклониться от ответственности за высказывание.

Названные случаи — «и да», «вот да», «чтоб два раза не вставать», «это только мне кажется?», «кто невезучий, тот — я», — всё это только поплавки над целой сетью старых и новых речений. И в эту сеть человек попадает для того, чтобы сказать вроде бы всё, а на деле как бы и вовсе отказаться от высказывания.

В каких случаях может появиться такая необходимость отказа от прямого высказывания? Возможно, в тех, когда у других от твоих речей ничего не изменится, а вот лично тебя могут ждать большие перемены. Когда свобода высказывания ограничена наиболее болезненным образом. Да говори что хочешь! Вот только ответ тебе будет дан асимметричный. И — главное! — совершенно непредсказуемый. Обычно, однако, получаешь ответ в форме отсутствия ответа.

Вот, например, в Госдуме РФ есть депутат, который объявил Россию колонией США, а главу российского государства — тайным лидером национально-освободительного движения. Между тем, захваченные Госдепом США российские СМИ, по мнению названного депутата, «мешают президенту вести борьбу за суверенитет». И даже всячески цензуруют выступления президента. Ни медицинских, ни правовых, ни политических последствий эти публичные высказывания государственного мужа не имели.

С другой стороны, обращение нескольких девушек из панк-группы «Пусси Райот» к Богородице закончилось для них тюремным заключением.

Или другой пример. Президент России официально заявил, что гринписовцы, пытавшиеся захватить платформу «Приразломная», очевидно, не являются пиратами. Но вопреки этому довольно авторитетному мнению главы государства, к тому же публично высказанному, мужественные представители слепой старухи-Фемиды из Мурманска гнут свое и держат гринписовцев в тюрьме по подозрению именно в пиратстве.

Как бы мог отреагировать на эту коллизию современный россиянин? Он мог бы спросить так: «Это только мне кажется, что, с точки зрения международного права, акт „пиратства“ в данном конкретном случае совершают российские спецслужбы?»

Или дать более развернутый ответ: «И да. В советское время у начальника на столе лежали два карандаша — красный и синий. Когда положительная резолюция была написана красным карандашом, ее можно было не исполнять. Сейчас, когда люди разучились читать и писать, вместо цветных карандашей и употребляются дискурсивные слова. И когда большой начальник говорит, что нечто «очевидно», это значит, что слова сказаны понарошку. Поэтому, объявив, что гринписовцы «очевидно, не пираты», президент просто подмигнул своим мурманским сообщникам.

Прочитав это, иной вялый россиянин ответил бы так: «Кто устал от этой вашей новой русской риторики отчаяния, тот я».