Ваад (совет) четырех земель был самой продуманной и высокоорганизованной организационной структурой в истории европейского еврейства. Этот национальный совет, или синод, существовал с середины XVI до XVIII века, и его решения влияли на жизнь сотен тысяч евреев. Ваад стремился координировать политику и действия сотен еврейских общин, проживавших в Речи Посполитой. Возникнув в последней четверти XVI века из съездов религиозных лидеров и старшин, которые проводились во время больших ярмарок в таких центрах общественной жизни как Люблин, этот централизованный орган служил местным общинам в качестве верховного законодательного, административного, а порой и судебного органа.
В условиях отсутствия еврейской автономии в любой другой части мира Ваад четырех земель (а также литовский ваад, с которым он часто взаимодействовал), служил в качестве напоминания о еврейском суверенитете в прошлом и предвестника обретения евреями собственного государства в будущем. Как отмечал польский еврей, виноторговец и мемуарист Бер из Болехова, живший в XVIII веке, «этот [Ваад] был для детей израилевых мерой искупления и в какой-то степени честью».
Связь между Ваадом и еврейскими общинами за пределами Польши не была налажена, и осуществлялась лишь периодически, в связи с чем о его решениях за границей узнавали лишь случайно при удачном стечении обстоятельств. Но сам факт существования совета вызывал чувство восхищения. Живший в Египте в начале XVIII века раввин Авраам Галеви (Avraham Halevi) утверждал следующее: «Польша это великий божий город, и каждое звучащее там провозглашение распространяется по всем городам Ашкеназа (германские государства, восточная Франция, Голландия, Бельгия и Люксембург, – прим. перев.)». Раввины Амстердама писали в 1671 году в Ваад, адресуя свои письма тем, чья «крепость (авторитет) распространяется на всю общину в изгнании».
Стоит отметить, что все эти зарубежные наблюдатели говорили о Вааде так, будто это орган раввинов, или по крайней мере, орган, в котором раввины занимают господствующее положение. Однако источники совершенно четко указывают на то, что члены Ваада и его руководители были в основном мирянами, а его власть происходила не из предписаний раввинов. Почти на всем протяжении существования совета находившиеся в его составе раввины действовали как представители своих общин, а не как ученые религиозные деятели. Последние исследования могли создать некий оптический обман, позволивший убежденным сторонникам светской школы, антисионистам и харедиму (самоназвание различных ультраортодоксальных еврейских религиозных общин и членов этих общин, – прим. перев.) сформировать устаревшее представление о том, будто Ваад четырех земель был квазидемократическим органом, который функционировал в Европе без инструментов принуждения и без обременительных атрибутов государства – как некая альтернативная модель еврейской автономии за пределами Ближнего Востока.
* * *
Каков был характер и объем полномочий Ваада вне Польши? Когда и как они применялись? Будучи центральным правящим органом еврейских общин в Польше, Ваад выполнял широкий круг задач: осуществлял административную, экономическую, религиозную и общественную деятельность, устанавливал налоги, осуществлял надзор над местными общинами в таких вопросах как финансы, образование и благотворительность, регулировал межобщинные отношения, представлял интересы польского еврейства в органах власти Речи Посполитой, выделял средства и оказывал помощь в чрезвычайных ситуациях, скажем, во время преследований евреев в 1648-1649 годах. Однако отношения Ваада с другими еврейскими общинами не были определены и никак не регулировались.
Наблюдатели считали, что постановления Ваада в Польше были хорошо известны и воспринимались как обязательные для исполнения решения, по крайней мере, большинством общин ашкенази. Точно так же, некоторые современные исследователи утверждают, что Ваад обладал властью и за пределами Польши, в Ашкеназе, Италии, Богемии и Моравии. Однако этот совет не имел власти над другими еврейскими общинами, хотя и пользовался влиянием вне Польши. У него не было юридической власти, но был моральный авторитет.
Чтобы проанализировать, каким же был этот моральный авторитет Ваада за пределами Польши, можно рассмотреть различные случаи его вмешательства во внутренние дела зарубежных еврейских общин. В XVI и начале XVII веков руководство еврейской общины Франкфурта-на-Майне принадлежало небольшой группе под названием «Хаврута Кадиша» (священное братство) или просто «Хаврута». Это было олигархическое сообщество, выступавшее в роли совета общины. Оно выбирало двух габбаимов (смотрителей), которые занимались общинными делами. Члены «Хаврута», иначе «ценеры», избирались пожизненно. А когда надо было избрать преемника, его выбирали только представители «Хавруты». В период 1616-1628 годов шла борьба между ценерами и членами других группы франкфуртской общины, которые выступали против их власти и стремились расширить членство в общинном совете.
Евреи Франкфурта в 1613-1614 годах пострадали во время погромов под предводительством Фетмильха, и в августе 1614 года покинули город. Но в феврале 1616 года они вернулись, когда безопасность им гарантировал император Матиас из династии Габсбургов. Вскоре после этого началась борьба за руководство восстановленной общиной, когда противники ценеров попросили Матиаса покончить с их монополией. Император поручил решить эту проблему тем же уполномоченным, которые занимались расследованием восстания Фетмильха. Хаврута представила следствию согласительное письмо, подписанное многочисленными сторонниками, в котором утверждала свой руководящий статус. Имперскими привилегиями, дарованными еврейской общине Франкфурта (составлены в марте 1616 года, официально утверждены в январе 1617-го), ценеры официально и окончательно были признаны в качестве правящего органа общины.
Но противники ценеров не успокоились. На следующем этапе стороны договорились передать спор на рассмотрение известных раввинов ашкенази. 4 января 1618 года эти раввины, выступавшие в качестве арбитров, пришли к компромиссному решению, создав новый орган под названием Заин Тувей Га-Ир (букв. – семь добродетельных мужей города), члены которого, в отличие от ценеров, не могли быть родственниками друг другу, имели право служить в совете два года, и как минимум четверо из них не могли находиться в составе совета несколько сроков подряд. Заин Тувей Га-Ир присоединился к ценерам, и совет общины увеличился с 10 до 17 человек, причем семь членов не входили в элитную Хавруту. К сожалению, такое решение оказалось неработоспособным. Оппоненты ценеров вскоре пожаловались на олигархов, по-прежнему составлявших большинство в совете, обвинив их в том, что они неверно ведут финансовую отчетность, извращают нормы правосудия в юридических вопросах, упрямо продолжают традиции кумовства и не приглашают членов Заин Тувей Га-Ир на заседания совета.
Ценеры предложили ограничить число близких родственников, могущих вместе работать в совете, но оппоненты отвергли данное предложение, назвав его полумерой. Херем (запрет, осуждение, отлучение), который Хаврута наложила на некоего Хирша цур гельбен Роза (Hirsch zur gelben Rose) в 1621 году, стал первым залпом следующего этапа борьбы. Хирш при поддержке ряда домовладельцев подал жалобу на данный херем и на деспотичное поведение ценеров в целом императору Фердинанду II в Вену. Император приказал городскому совету Франкфурта провести расследование и вынести решение, приемлемое для обеих сторон. После продолжительного расследования городской совет в феврале 1622 года решил запретить как ценеров, так и Заин Тувей Га-Ир, и вместо них учредить новый институт в составе 14 членов: шестеро из старой Хавруты и восемь человек, назначаемых муниципальными властями Франкфурта из 16 кандидатов, отобранных еврейской общиной.
Такая схема привела к утрате значительной части еврейской автономии, поскольку во всех других местах империи еврейские общины имели право самостоятельно выбирать свое руководство. Следствием этих навязанных уступок стало усиление волнений в еврейской общине. Одна (неопознанная) фракция решила послать эмиссара в польский Ваад (в то время он назывался Ваадом трех земель). Проект документа, в котором определялись цель и условия этой миссии, а также указывалось, чего податели прошения ждут от Ваада, недавно был опубликован, и есть смысл изучить его более пристально:
Совет трех земель, да сохранит его Господь, должен объявить великий херем (запрет) старшинам франкфуртской общины, указав в нем, чтобы они не встречались и не связывались друг с другом … и чтобы их ни в коем случае не называли старейшинами. И Ваад должен незамедлительно ходатайствовать пред нашим высоким правителем, чтобы старшин выбирала община, но ни в коем случае не сам правитель. Он также должен ходатайствовать от имени еврейской судебной системы, чтобы ее споры не рассматривали суды гоев. Все эти меры должны сопровождаться строгим постановлением, эдиктом Нахаша, что если [старшины] откажутся и не будут подчиняться этим мерам, то общины Ашкеназа, их раввины и старейшины обязаны будут наложить херем на упорствующих старшин [Франкфурта] и всех, кто их поддерживает … а если общины Ашкеназа откажутся наложить херем на упорствующих старшин, тогда этот документ не вступит в силу, пока Совет трех земель не наложит херем на общины Ашкеназа и старшин Франкфурта отдельно, на каждого по имени. … Далее я [посланник] буду просить Ваад запретить канторам или бейлифам, которые созывают старшин Франкфурта, собираться вместе. Они должны наложить херем на любого, кто получает какие бы то ни было назначения от запрещенных старшин, будь то бейлиф, судья, смотритель доверительного фонда общины, смотритель благотворительного общества или раввин. Они должны также наложить херем на любого, кто будет вступать с ними в брак и на раввина, который будет проводить эту церемонию. Я буду также ходатайствовать, чтобы Совет трех земель вынес порицание старшинам Франкфурта во всех общинах, если [старшины] откажутся и не будут подчиняться своим учителям.
Во Франкфурт было направлено, по меньшей мере, три письма с требованием запретить назначенный муниципалитетом совет и принять такой метод избрания еврейского руководства, который был бы приемлем для всех евреев. Однако Ваад признавал, что его положение в этом вопросе и право вмешательства совершенно неясны:
Ибо до сего времени мы не высовывали свои головы наружу, не выходили за пределы нашей территории, и не дай Бог, чтобы мы или наше потомство начали вами помыкать. Не дай Бог. Это не наш путь. … Что вы примете от нас, если, не дай Бог, вы посчитаете нас виновными и осудите слова наши? Что это будет, и чего мы добьемся, если вы обозлитесь на наше вмешательство в ваш спор, который «не наш, о Господи, не наш» (пс. 115) [т.е. нас не касается]…
Ваад постарался подробно разъяснить, что он не считает руководителей франкфуртской общины своими подчиненными, а считает их равными. А как равные, оба органа имеют право порицать друг друга:
Между нами и вами всегда существовал вечный договор, между нашими отцами и вашими. … Если нас достигнут ваши слова общепонятного упрека и понятной лишь избранным любви, предупреждающие нас об истине и об искажении справедливости, то мы посчитаем их за честь и похвалу.
Такой подход заложил основу для вмешательства Ваада в процесс выборов руководства во Франкфурте. Совет не претендовал на власть над Франкфуртом. Он даже не выставлял напоказ свой престиж, обязывающий другие общины, как утверждал раввин Галеви, проявлять по отношению к нему покорность и послушание. Ваад претендовал на более скромные и более общие вещи:
Но в любом случае мы выполним свой долг в соответствии с заповедями: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем; обличи ближнего твоего» (Левит, 19:17), пусть даже несколько раз (Сефер ха-Хинух, параграф 239), потому что «Время Господу действовать» (Пс. 119:126). «А где оскверняется имя Божье, да не будешь ты стоять на церемонии» (Мидраш Танхума, Мишпатим 6).
Предлагая такое обоснование, Ваад объясняет свое право выражать мнение по франкфуртскому делу обязанностью каждого еврея протестовать против нарушений и прегрешений, когда бы он ни стал их свидетелем. У совета особого мнения нет: он вмешивался как группа равных, заинтересованная в защите Торы.
Несмотря на просьбы той фракции, что послала своего представителя в Польшу, совет не собирался выступать в роли посредника между соперничающими группировками франкфуртской общины. Не собирался он и мирить общину, которую на протяжении 10 лет раздирала междоусобица. Хотя внимание совета к конфликту во Франкфурте привлек эмиссар из этого города, сам совет назвал причиной вмешательства то, что франкфуртское дело создало опасный прецедент. Это было отклонение от практически повсеместного еврейского обычая самим выбирать своих руководителей. Это был удар по основам существования евреев как европейского меньшинства.
Согласно пожеланиям тех, кто направил франкфуртского эмиссара, Ваад назвал неправомочными старшин города и приказал членам общины не признавать их. Чтобы подкрепить свое решение, совет пригрозил старшинам Франкфурта санкциями, если те не согласятся с его решением. Среди санкций был большой херем; уведомление о хереме пражских мудрецов, Земли Израильской; публикация имен упорствующих в Польше и других местах; наказание франкфуртских евреев, по тем или иным причинам посещающих польские общины, а также неуказанные юридические меры.
Так каков же был результат вмешательства Ваада в дела Франкфурта? Во-первых, у самого совета было немало сомнений в своей правомочности выносить решение для общины, которая находилась за пределами его правовой юрисдикции. Поэтому он предостерегал:
Пусть же ваши дурные наклонности не порождают у вас соблазна сказать: «Они далеко от нас, и у нас нет связей ни с кем из них. Что есть между нами общего?»
Сомнения Ваада в том, что франкфуртская община с готовностью выполнит его распоряжения, были вполне обоснованными. Первое письмо, направленное советом во Франкфурт, его получатели порвали. В своем втором послании члены Ваада написали: «Наши слова в ваших глазах высокомерны и отвратительны. … Вы посмеялись над нашими словами». В конечном итоге конфликт во Франкфурте был урегулирован за счет компромисса между фракциями. В 1627 году раввином Франкфурта был назначен пражский раввин Хаим бар Ицхак Коэн (Haim bar Yitzhak Cohen), внук знаменитого раввина Иуды Лёва (Judah Loew), а в соглашении о компромиссе открыто отвергалось вмешательство польского Ваада.
* * *
С 1660 года в Амстердаме было две общины ашкенази: одна, основанная в 1635 году, и вторая «польская», состоявшая из беженцев от московского вторжения в Речь Посполитую в 1654-1655 году, которая следовала обычаям литовского еврейства. Более крупная и авторитетная община ашкенази, похоже, смирилась с созданием польской общины. Но вскоре возник конфликт, и община ашкенази видимо попыталась принудить польскую общину к слиянию с ней. В ответ польские евреи обратились за поддержкой в Ваад.
Совет направил в Амстердам письмо, в котором просил сефардов прийти «на помощь польской конгрегации, да хранит их Господь». Их помощь выражалась в том, что они вступились за поляков перед властями. Ваад объявил, что старшины сефардов должны стать третейскими судьями между польскими евреями и ашкенази. Ашкенази продолжали свои нападки на самостоятельность поляков и клеветали на сефардов, заявляя, что в данном вопросе они для них не авторитет. Примерно в 1671 году Ваад отказался от посредничества сефардов и выступил за слияние двух общин. Спор закончился в конце 1672-го или в начале 1673 года, когда польская община обратилась с протестом в муниципалитет Амстердама, пожаловавшись на отказ общины ашкенази делиться доходами от своей скотобойни. Муниципалитет назначил следственную комиссию, и 26 июля 1673 года, когда она завершила свое расследование, запретил польской общине собираться отдельно, а также «разрешил» ей слиться с общиной ашкенази.
Главными источниками информации по данному эпизоду являются два письма, направленные в Ваад представителями общины сефардов, в которых выражается протест против внезапной перемены точки зрения совета. Стиль этих писем свидетельствует о том, что все участвовавшие в споре стороны относились к решениям Ваада с уважением: поляки, искавшие у него поддержки, ашкенази, пытавшиеся изменить линию поведения совета, и сефарды, возмущенные изменением его позиции. Но при этом нет никаких свидетельств того, что слово Ваада было в этом споре решающим. Две общины объединились по указанию городских властей после жалобы поляков, а не потому что стороны решили выполнить распоряжение Ваада.
Конфликт возобновился, когда раввином общины ашкенази в Амстердаме в 1681 году стал Давид Лида (David Lida). Этот раввин быстро навлек на себя гнев важных членов общины, обвинивших его в саббатианстве и плагиате в написанной им книге «Migdal David» (Башня Давида). Оппоненты раввина ставили его в неловкое положение и открыто ругали, клеветали на него в печати и в итоге в 1684 году добились снятия с Лиды сана раввина. Когда на него начались нападки, раввин Лида попытался защититься, обратившись летом 1681 года в Ваад. Ваад откликнулся, и его участие нашло отражение аж в семи документах, датируемых периодом с осени 1681 года по конец лета 1684 года. Нам известно о пяти письмах (первое написано осенью 1681 года), которые Ваад направил общинам Амстердама. Это письма с осуждением противников раввина, о котором объявили по всей Польше, с одобрением действий раввина Лиды, с доводами в его защиту и с критикой его хулителей. Все это говорит о том, что Ваад пытался отразить нападки врагов раввина и упрочить его положение.
Ваад обосновал свое вмешательство на стороне польского еврея раввина Лиды тем, что нельзя бездействовать, когда порочат честь мудреца, потому что в таком случае порочится и честь Торы.
Мы слышим звуки греховности, звуки проклятий и ругательств, которые истязают душу слушающему. Наш живот и наши чресла расстроены теми ужасными деяниями, что совершаются против чести и достоинства великого раввина …
В соответствии с нашей священной обязанностью защищать его честь […] мы пробудились, восстали и сказали: как может наша душа не покарать возмездием этих злодеев? Попадись они к нам в руки, мы бы насытились их плотью.
Как и в первых двух описанных выше случаях, Ваад понимал, что главная власть и ответственность в этом вопросе принадлежит амстердамским еврейским институтам и властям. И было бы предпочтительнее, если бы спорщики обращались именно к ним.
Но пока мы сдержали свою власть, отдав предпочтение Вашей чести [обращение к амстердамской общине ашкенази], ибо Ваша честь обладает властью выносить ясные приговоры, и мы поддерживаем Вашу честь, как бы вы ни поступили в данном случае.
Несмотря на это заявление, Ваад все-таки не сдержался и решил объявить херем хулителям раввина. Он должен был сохранить свою силу вплоть до выполнения трех условий. Злоумышленники должны были отказаться от обвинений в адрес раввина, успокоить его и лично явиться в Ваад, чтобы тот аннулировал свой херем.
Этот херем против клеветников и изобретателей лжи следует объявить обезумевшей толпе под звуки труб и шойферов (музыкальный духовой инструмент, – прим. перев.), назвав имена тех (известных Вашей чести), кто не достоин благословения. Когда злодеи будут найдены, вы имеете право вынести этим людям приговор и конфисковать их имущество. Мы здесь не имеем никаких полномочий, кроме словесных, и объявляем херем волей Божьею.
Иными словами, еврейские лидеры Амстердама сами должны были решить, кого подвергнуть осуждению, а после этого наложить херем.
В 1684 году, когда был достигнут компромисс, и раввин Лида на непродолжительное время вернулся к исполнению своих обязанностей, Ваад пригрозил:
А если, не дай Бог, к этому раввину будет проявлено пренебрежение в словах или в делах, будет посягательство на его собственность или, не дай Бог, на него лично, то знайте, что мы выступим против вас с самым суровым осуждением.
Дело закончилось тем, что в 1684 году раввин Лида был окончательно отстранен от раввинства в амстердамской общине ашкенази. Но он оставался в Амстердаме до 1687 года, когда ему удалось достичь компромисса с противниками, получить компенсацию в размере 250 флоринов и навсегда покинуть этот город. В данном случае тоже никак нельзя утверждать, что к урегулированию конфликта привели распоряжения Ваада. Очевидно, оппоненты раввина считали херемы Ваада не более чем досадным неудобством. Никто из Амстердама не явился ни в Ваад, ни в суд раввинов, как того требовал Совет четырех земель. Дело закончилось победой противников раввина и его отъездом из города — вопреки позиции Ваада.
* * *
Отъезд в Иерусалим группы раввина Иуды Хасида (Judah Hasid) в 1700 году вызвал волнения в рядах ашкенази. «Хасидим» во главе с Хаимом Малахом (Haim Malakh) стали доминировать в городской общине. Их саббатианские наклонности встретили мощное сопротивление со стороны раввинов ашкенази из Иерусалима, которые в 1705 году обратились в Ваад (вместе с некоторыми важными раввинами ашкенази из других мест) с просьбой поддержать их попытки изгнать саббатианскую секту из Святого Города. Раввины писали:
Без содействия великих за границей у нас здесь в Святом Городе недостаточно власти и сил, чтобы запугать их и осудить на изгнание. Поэтому вам [то есть, зарубежным раввинам и Вааду] надлежит проявить понимание и мудрость, и исправить то, что они извратили и разрушили, провозгласить и объявить повсюду, что есть жизнестойкая еврейская община, либо опубликовать прекрасные изречения железным пером и грифелем. И избави Бог, избави вас Бог упоминать имена подписавших это прошение.
Раввины ашкенази в Иерусалиме были слабы и защищались. Их позиции были слабы настолько, что они боялись обнародования имен тех, кто выступал против саббатианцев. Они полагали, что их единственный шанс на победу — получить поддержку важных лидеров в Европе. Они просили Ваад объявить херем против Хаима Малаха и его кружка и оповестить о нем всю диаспору. Ответ Ваада нам неизвестен. Когда стало известно о саббатианстве Хасида (а произошло это еще в 1701 году, менее чем через год после его прибытия в Иерусалим), европейские общины прекратили посылать деньги в общину Иерусалима. В 1704 году пражский раввин Давид Оппенгейм (David Oppenheim) письменно подверг осуждению группу саббатианцев, и к 1706 году большинство из них перешли в ислам или в христианство, либо покинули Иерусалим. Видимо, это в определенной степени было вызвано давлением со стороны раввинов ашкенази и их зарубежных сторонников. Но в большей степени это стало результатом безжалостных действий мусульманских кредиторов иерусалимской общины в самом городе.
В 1751 году Ваад стал участником знаменитого дела Эмдена-Эйбешюца. Польский ученик раввина Ионатана Эйбешюца (Jonathan Eybeschutz) раввин люблинский Яков Хаим (Ya’akov Haim) и его сын Авраам Хаимс (Avraham Haims) (известный «политик» в еврейских общинах Польши и кандидат на должность парнаса (старшины) Ваада) объявили херем против раввина Якова Эмдена (Ya’akov Emden) и его сторонников. Это вызвало шквал писем протеста в Ваад от многочисленных раввинов ашкенази, выступавших против Эйбешюца (в том числе, и от самого Эмдена). Они требовали, чтобы Ваад отменил херем и наказал люблинского раввина Хаима. Они также требовали, чтобы Ваад начал кампанию против Эйбешюца, автора подозрительных надписей на амулетах. Эмден писал:
Объединитесь с нами во имя защиты Торы! Да будет объявлено: «Я за Господа!» Да посвятит человек по имени Яков свое перо великому и грозному Богу. Призовите земли дальние и ближние: Литву и ее области, Рутению, Пруссию, Валахию и земли Востока, призовите те земли, куда доходит ваше слово, слово царя и властелина, чтобы они взяли в руки оружие, запрягли коней в колесницы и выступили на войну против врагов Господа».
Эмден просил Ваад присоединиться к атакам на Эйбешюца. Он исходил из того, что поскольку спор вышел за пределы самого Ашкеназа, правящий в Польше и влияющий на некоторые общины за ее пределами Ваад станет в этой борьбе ценным союзником.
Эйбешюц со своей стороны полагал, что Ваад может спасти его от врагов. Он известил короля Дании о том, что намерен представить свои доводы в Ваад. Во введении к своей книге «Luhot Edut» (1755 г.) он писал:
И сказал я тут своим гонителям: «Смотрите же! Через несколько дней в Ярославе соберутся старшины и мудрецы [речь идет о проводившейся раз в полгода встрече Ваада]. Давайте представим наш спор на их суд, ибо они величайшие по мудрости и по числу».
Эйбешюц с полным на то основанием надеялся, что совет рассудит это дело и оправдает его, полагая, что вердикт Ваада заставит преследователей оставить его в покое.
Похоже, что членам Ваада не очень-то хотелось делать выбор между лагерями Эмдена и Эйбешюца. В своем ответе на призывы и требования сторон они постарались воздержаться от оскорблений, видимо, надеясь, что дело это разрешится само собой, и совету не нужно будет выносить официальный и однозначный приговор. На встрече в Константинове в 1751 году Ваад решил ничего не решать. Казначей совета Иссахар Бериш Сегал (Yissakhar Berish Segal) писал в то время одному из известных противников Эйбешюца раввину амстердамскому Арье Лейбу (Aryeh Leib):
Было решено, что старшина месяца в Вааде имеет полномочие написать основательный и здравый ответ на все послания. И мы увидим, что из этого получится. Если наш учитель Ехонатан почувствует раскаяние и поправит то, что разрушил, то оно к лучшему. Но если нет, то в Вааде в этом году обязательно будет большое собрание, и мы, даст Бог, увидим, каково оно - военное положение.
Иными словами, Ваад лишь решил, что старшина Авраам бен Йошка (Avraham ben Yoska) сформулирует дипломатичные ответы сторонникам обоих лагерей. Между тем, совет выжидал, надеясь на то, что Эйбешюц смягчит своих оппонентов. Если бы напряженность сохранилась, то Вааду пришлось бы пересмотреть свою линию поведения.
Письма Авраама из Лисы на самом деле имели целью сохранить добрые отношения с обеими сторонами. В июне 1751 года он писал Шмуэлю Хильману (Shmuel Hilman), настаивавшему на отмене херема против Эмдена, который объявил люблинский раввин Хаим, что херем этот объявил не Ваад, а поэтому «он не херем вовсе, не отлучение, а лишь фантазия». Но он также написал о колебаниях совета по поводу принятия определенного и четкого решения:
Великое смятение приключилось со всеми обитателями земли, которых попирают царствующие раввины. Кто бросит свое одеяние между львом и львицей, когда у львицы течка?
В сентябре 1751 года Авраам написал самому раввину Эмдену (который приходился тестем одному из его детей). Он выразил свое негодование по поводу херема раввина Хаима, однако вежливо объяснил, что члены Ваада надеются на разрешение конфликта до того, как они займут чью-то сторону:
И мы каждодневно совещаемся, ожидая услышать благую весть о мире, но вместо этого одна злоба. Ибо многие шлют нам письма, требуя разных хитростей и уловок. А мы говорим: да не будут видны в Израиле ни щиты, ни копья; наше молчание лучше наших слов.
На следующий день, когда был канун Йом-Киппура, Авраам написал раввину Эйбешюцу. Письмо это утрачено, но Эйбешюц изложил его краткое содержание в документах, которые он представил датским властям. Хотя оно написано человеком пристрастным, послание явно указывает на то, что Авраам пытался успокоить Эйбешюца и обещал защитить его честь.
Основная причина, по которой Ваад проявлял колебания и не занимал определенной позиции в споре, могла состоять в том, что раввины и старшины не могли прийти к единому мнению. Оба враждующих лагеря собрали в Польше сторонников, и каждая из сторон пыталась обеспечить поддержку своему герою. Фракция Эйбешюца одержала верх, когда Авраама из Люблина (сына Хаима) назначили старшиной Ваада. В конце заседания Ваада, которое проходило осенью 1753 года, он поднял этот вопрос и добился того, что совет большинством голосов 19 к 11 проголосовал за то, чтобы объявить раввина Эйбешюца «невиновным», а также постановил сжечь все направленные против него жалобы.
Каждый лагерь хотел, чтобы Ваад вынес херем в его пользу, однако пользы от такого херема было немного. Конечно, Эйбешюц напрасно надеялся на то, что херем Ваада заставит замолчать Эмдена и его сторонников. Конфликт был урегулирован лишь после вмешательства датского короля, в результате чего Эйбешюц снова стал раввином Альтоны, и спору наступил конец.
* * *
Эти и прочие случаи позволяют сделать некоторые обобщения и выводы относительно авторитета Ваада за пределами Польши. Их можно четко разделить на две категории: споры между двумя разными общинами или между двумя фракциями одной общины (категория А), и богословско-личностно-коммерческие конфликты, в которых участвовали раввины и старшины из множества общин (категория Б).
В начале статьи я задавал вопрос о том, какие обстоятельства привели к тому, что Ваад начал вмешиваться в дела общин за пределами Польши. Примеры из категории А дают на него четкий ответ. В каждом из случаев та или иная община или фракция пыталась главенствовать над другой общиной или фракцией, либо нарушить ее исключительные права, в результате чего испытывавшая давления сторона апеллировала к Вааду в попытке заручиться его поддержкой в борьбе с «нарушителем». Стороны ни разу не приняли решение совместно назначить Ваад посредником или арбитром в своем споре. Принцип был таков, что слабая сторона неизменно пыталась заручиться поддержкой Ваада в борьбе против сильной стороны. Так, противники назначаемого властями нового совета в составе 14 членов во Франкфурте просили Ваад отказать ему в легитимности. Польские евреи в Амстердаме хотели сохранить свою обособленность от более крупной общины ашкенази, пожелавшей включить их в свой состав. Раввину Давиду Лиде и его сторонникам нужно было защититься от нападок занимавших господствующее положение лидеров амстердамской общины ашкенази. Раввинам ашкенази в Иерусалиме хотелось ослабить власть и влияние саббатианцев, которые отняли у них их общину.
Возможно, слабая сторона в каждой из этих историй понимала, что в одиночку ей не удастся выстоять перед более сильным, более влиятельным и более мощным в политическом плане противником. Поэтому она искала независимый внешний авторитет, к которому ее противник тоже должен был относиться с уважением. Что примечательно, в большинстве описанных случаев на каком-то этапе к делу подключались нееврейские органы государственной власти. Что касается саббатианцев в Иерусалиме, то когда слабая сторона обратилась в Ваад, она одновременно апеллировала к другим общинам и раввинам. А это означает следующее: когда институты власти местной общины оказывались не в состоянии разрешить споры и восстановить порядок и стабильность, Ваад был не единственной инстанцией, а лишь одним из нескольких авторитетных органов, куда можно было обратиться.
Рассматривая споры из категории Б, в которых наряду с Ваадом участвовали раввины из некоторых других общин, мы можем сказать, что и здесь Совет четырех земель вмешивался не по собственной инициативе. Вмешаться его просили люди, материально заинтересованные в урегулировании спора, и они апеллировали к Вааду после того, как другие стороны уже заняли ту или иную позицию. Но цель у просителей из категории Б не всегда была такой же, как из категории А.
Раввин Эйбешюц, считавший, что его преследуют, видимо надеялся, что Ваад четырех земель выступит в роли суда, который установит его невиновность и объявит об этом. Здесь налицо сходство со слабой стороной из категории А. Тем не менее, противники Эйбещюца, сторонники Эмдена, а также не упомянутые выше участники других конфликтов из категории Б обращались в Ваад не как в суд или арбитраж, а как в престижный орган, являющийся привлекательным дополнением к списку тех, кто выступил на их стороне. Для них совет был одним союзником из многих (хотя и очень важным). Его польза заключалась в предполагаемом влиянии на других, кто мог присоединиться к спору, но не в мнимых полномочиях выносить окончательные решения, которые вынудят оппонентов уступить.
Короче говоря, наши примеры указывают на то, что Ваад просили о вмешательстве в местные споры за пределами Польши и Литвы как независимый и авторитетный орган, обладающий силой принуждения, или как союзника одной из сторон в споре, выходящем за пределы местных общин. Такое вмешательство осуществлялось неизменно по просьбе одной из сторон, но не по инициативе самого совета. Те, кто признавал право Ваада на вмешательство в дела, возникающие за пределами его географических границ, возлагали свои надежды на величие раввинов, связанных с советом. Глубокое знание Торы и мудрость этих раввинов давали совету право «составлять воедино разбитые осколки», то есть, выносить обязательные для исполнения решения. Как подтверждал раввин Эйбешюц, мужи из Ваада «величайшие по мудрости и по числу».
Величие в Торе повышает престиж и привлекает людей, которые просят о поддержке; но оно не всегда может заменить официально признанную и наделенную законным статусом власть. Некоторые из наших примеров показывают, что это расхождение вызывало беспокойство у Ваада. Даже в тех случаях, когда совет вмешивался, он объявлял, что рассматриваемый спор остается в юрисдикции местной власти. Если же вопреки этому совет все-таки вмешивался в спор, то поступал он так прежде всего из-за того, что его попросили. В отличие от тех, кто к нему апеллировал, он не подчеркивал свое более высокое или преимущественное положение по Торе. На самом деле, в своих посланиях он говорил о почтительном и равном отношении к общинам Амстердама и Франкфурта. И уж определенно Ваад четырех земель не утверждал, что в силу своего статуса в Торе другие обязаны подчиняться его слову.
С практической точки зрения, цель обращения в Ваад заключалась в том, чтобы добиться от него решения или херема в свою пользу и против противников. В большинстве рассмотренных нами случаев совет на это соглашался. Однако, за исключением первого указания сефардам Амстердама от 1665 года поддержать тамошнюю польскую общину (что соответствовало интересам сефардов), вмешательство Ваада в рассмотренных нами примерах не привело к каким-то наглядным результатам. Отказ от жестких санкций и отсутствие таких возможностей мешали совету оправдать надежды тех, кто обращался к нему.
В начале статьи я отмечал, что Ваад четырех земель обладал моральным авторитетом за пределами Польши и Литвы. Анализ представленных здесь случаев показывает, что этот авторитет был основан на репутации польских ученых раввинов. Здесь есть некий парадокс, поскольку Ваад был в основном органом мирским, светским, и его указы относились скорее к сфере права, а не к сфере деятельности раввинов. Тем не менее, Ваад четырех земель все же пользовался определенным нравственным авторитетом, придававшим ему в глазах слабых сторон статус института, сравнимого с нееврейским органом власти ( и со статусом ряда великих раввинов). Но на практике нравственного авторитета Ваада было недостаточно для достижения этими сторонами своих целей в конфликтах. Евреи во всем мире знали о Вааде четырех земель, восхищались им и даже могли просить его о помощи в случае необходимости. Но похоже, что их готовность соблюдать решения Ваада не была прямо пропорциональна степени поддержки их и их интересов со стороны совета.
Моше Росман — профессор кафедры еврейской истории Университета имени Бар-Илана, автор книги «How Jewish is Jewish History?» и вышедшей совсем недавно монографии «Founder of Hasidism: A Quest for the Historical Ba'al Shem Tov».
