Эта история началась в юго-восточной части балтийского побережья. Там, где лежит порт Ревель или Колывань. Его нет на современной карте? Ничего удивительного. Сейчас он называется Таллин. В XVI веке соперничество за него разворачивалось между Польшей, Великим княжеством Литовским, Швецией, Россией и так называемой Ливонской Конфедерацией, в состав которой входили Ливонский орден, Рижское архиепископство, Курляндское, Дерптское и Эзель-Викское епископства. На первый взгляд второстепенную, но немаловажную роль в этом конфликте играли Англия, Дания, а также свободные города Ганзейского союза. Шли Ливонские войны. Как и большинство войн, разворачивались они из-за денег.
Нарва, как заноза
России, которая была отрезана от Западной Европы землями враждебного Великого княжества Литовского и Польши, приходилось поддерживать связь с Западом морским путем. Северный путь из Белого моря вокруг Скандинавии, которым пользовались английские торговцы, нельзя было назвать ни коротким, ни простым, ни безопасным. Поэтому русские стремились обосноваться на побережье Балтики. Войска царя Ивана вошли в Ливонию в январе 1558 года, а в 1558-1559 годах нанесли ряд сокрушительных поражений Конфедерации, заняв территорию практически до границы с Пруссией. Хотя они не располагали морским флотом и не захватили ни Ревель, ни Ригу, Конфедерация практически прекратила свое существование.
Дипломатическое давление со стороны Дании, Швеции, Польши и Литвы, напрямую угрожавших военным выступлением на стороне Конфедерации, вынудило русских заключить перемирие, отказавшись от всех завоеванных территорий. В их руках осталась Нарва (сейчас — город в Эстонии на границе с Ленинградской областью). Этот порт не мог сравниться с Ригой или Ревелем, но давал доступ к морю.
Через Балтику в Россию отправились торговые суда — в основном из английских, голландских, датских и немецких городов. Торговцы были заинтересованы в контактах с Россией по морю. Многие российские товары, особенно из северо-восточного региона, - ценные меха, моржовые клыки, полудрагоценные камни, высококачественная древесина - были в Европе уникальными товарами, и за них платили почти любую цену. В противоположном направлении везлись вина, ткани и оружие, которое было так необходимо российскому государству, ведшему войны практически на всех направлениях.
Власти Ревеля были недовольны развитием нарвской торговли, они лишились пошлин и прочих выгод от транзита российских товаров. Соседа, занимающегося территориальными захватами, боялась Швеция, которой недавно удалось освободиться от власти датской короны. Еще меньше желали усиления Москвы Польша и Литва, которых объединяла персональная уния. Ощущение угрозы усиливала мысль, что познав выгоды балтийской торговли, Россия решит создать на Балтике собственный флот — и уже не только торговый. А если Москва что-то получает, то расстается с этим крайне неохотно…
Не обладая силами для того, чтобы перекрыть балтийский торговый путь России военными или дипломатическими средствами, ее противники прибегли к… разбою. Шведские суда из Ревеля и польские из Гданьска начали нападать на торговцев, плывших в Нарву и обратно. Это нельзя было назвать регулярными военными действиями, поскольку действовал очередной мир, а в разбойных нападениях принимали участие вооруженные частные суда. Но это не было простым пиратством.
Польский король Сигизмунд II Август и шведский король Юхан III выдавали капитанам кораблей так называемые каперские свидетельства, которые давали право нападать на суда неприятельской стороны и захватывать их, а также обеспечивали правовые гарантии со стороны союзников или нейтральных государств. Поскольку Нарва находится в узком, самом восточном заливе Балтики, торговым судам было сложно попасть в дружественную России Данию. Вскоре нарвская морская торговля была практически парализована: торговцы боялись выходить в море.
Полгода пиратства
И в тот момент, около 1570 года, на Балтике появился Карстен Роде (Carsten Rode/ Rodhe). У историков есть разные мнения по поводу его происхождения и предыдущего рода занятий. По предположению одних, он был немцем, который состоял на службе у датского короля Фредерика II и промышлял морским разбоем на основе королевского каперского свидетельства, а потом был рекомендован русскому царю. По другим сведениям, это был торговец из Копенгагена, который пытался торговать с Россией, но после нападения польских пиратов лишился своего корабля со всем имуществом и, не видя другого выхода, пошел на службу к Ивану Грозному. Впрочем, первая версия не противоречит второй: в те неспокойные времена торговцы нередко в зависимости от конъюнктуры «переквалифицировались» в разбойников и наоборот. Несомненно то, что это был предприимчивый человек, отважный авантюрист и талантливый моряк.
Весной 1570 года Карстен Роде получил каперское свидетельство от Ивана IV, в котором царь велел ему «преследовать огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним либо выводить от них товары или припасы, или что бы то ни было». Иными словами, ему было поручено бороться с польскими и шведскими пиратами, защищая торговые суда, выходящие из Нарвы. Заодно ему позволялось грабить поляков и шведов, хотя в документе прямо сказано об этом не было.
Впрочем, не имея в этой области большого опыта, русские чиновники, судя по всему, не слишком напрягали фантазию и просто скопировали текст польского или шведского каперского свидетельства. Историки до сих пор спорят, каким образом Роде начал свою деятельность на Балтике. Одни, например, профессор Виктор Ярхо, утверждают, что он купил и снарядил свой первый корабль за деньги царя на острове Борнхольм.
Зная, однако, нелюбовь царя Ивана Грозного к трате денег (чем он, впрочем, не отличался от прочих монархов), логичнее было бы допустить, что мероприятие финансировалось русскими купцами, которые были заинтересованы в открытии нарвского морского пути. Если это было так, то почти наверняка к этому приложила руку семья Строгановых. Ее имущество и владения представляли практически государство в государстве, превосходя по размерам капиталы некоторых европейских монархов того времени.
В свою очередь, Константин Бадигин предполагает, что своим первым кораблем Роде завладел силой и обманом в порте Рённе на Борнхольме с молчаливого согласия наместника острова Шведера Кеттинга (Schweder Ketting), правившего там от имени ганзейского города Любека, которому датский король Фредерик II отдал остров в аренду. Борнхольм стал своего рода «пиратским раем Балтики», а его власти были, несомненно, замешаны в темные дела. Завязав хорошие отношения с наместником острова, Роде мог укрыться в Рённе от штормов или превосходящих сил противника под прикрытием охранявших порт пушек. Здесь он мог ремонтировать свои суда, пополнять запасы продовольствия и пресной воды, а также набирать команду. Всевозможных авантюристов, прохвостов и охотников за чужими деньгами было на Борнхольме предостаточно. Роде продавал захваченные корабли и их грузы здесь или в Копенгагене, хотя договор с Иваном Грозным предписывал делать это исключительно в Нарве и передавать значительные суммы в царскую казну.
Этот аспект карьеры предприимчивого датчанина известен довольно хорошо благодаря документам, которые в конце XIX века удалось обнаружить российским историкам в датском королевском архиве. Примерно за полгода Роде захватил 22 торговых судна с грузом, стоившим около полумиллиона серебряных талеров (такую сумму сложно представить в руках отельного частного предпринимателя той эпохи).
Имея под своим командованием эскадру из полутора десятка вооруженных пушками и готовых к бою кораблей с командами головорезов со всей Европы (русских среди них практически не было), Роде был силой, с которой приходилось считаться. Игра польских и шведских пиратов в кошки-мышки с направляющимися в Нарву торговцами становилась опасной для самих «кошек», а акции, которые шведы и поляки предпринимали против датчанина, были безуспешными.
Из пиратов в адмиралы
Доступ торговцев в Нарву был открыт. Поэтому довольный царь Иван закрывал глаза на нарушение Карстеном Роде первоначального договора (хотя, как оказалось позже, не аннулировал его долги перед казной) и, более того, именовал его «морским атаманом», что было равнозначно присвоению адмиральского чина.
Это один из аргументов в пользу того, что эскадра Роде несмотря на неоднозначный характер своей деятельности была, по сути, регулярным российским флотом. Все суда корсара ходили под русским флагом с черным двуглавым орлом на зеленом фоне. Вскоре датчанин отказался от пиратского обычая распределения добычи между членами команды. Моряки получали стабильное, не зависящее от успехов и неудач, жалование, для рядового матроса оно составляло шесть талеров в месяц. Как каждый пират, Роде предпочитал представлять для настоящих корсар, своих вооруженных коллег по профессии, только гипотетическую опасность и вступал с ними в бой, только когда не было другого выхода. Он охотнее грабил неготовых к вооруженному сопротивлению шведских и польских торговцев, заходя даже в территориальные воды Дании. Неудивительно, что пострадавшие жаловались на пирата датскому королю, требуя поймать и казнить разбойника. Иногда к этим жалобам присоединялись ганзейские и датские торговцы, завидовавшие прибыли, которую их конкуренты получали благодаря корсару. Фредерик II, которого забрасывали жалобами со всех сторон, оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, он был обязан оказывать адмиралу своего союзника Ивана Грозного покровительство, а с другой, Дания все больше отдалялась в дипломатическом плане от Москвы, тяготея к сближению с соседями — Швецией и Речью Посполитой. Деятельность отчаянного пирата давала козыри в руки шведских переговорщиков при их контактах с датчанами.
В итоге Фредерик II принял решение: во время своего визита в Копенгаген в 1570 году Роде был арестован в одном из портовых трактиров, а его суда конфискованы в пользу королевской казны. Матросов задерживать не стали. Обвинителям пирата объявили, что в Копенгагене Роде принимали как честного торговца, привозящего хорошие товары, и ничего не знали о его преступных деяниях. Вину за самовольное оказание пирату помощи без согласия датской короны возложили на наместника Борнхольма, за что его ждало неотвратимое наказание. Справедливость, по крайней мере, внешне, восторжествовала, хотя никаких документов о том, что наказание имело место, до сих пор не обнаружено.
Как в тумане
Датский король не спешил судить и вешать пирата. Его отправили вглубь страны в замок Галль, где его содержали, скорее, как не слишком желанного гостя, чем как преступника. Ему предложили освобождение за 1000 талеров, и хотя такая сумма у него наверняка была, Роде медлил, надеясь на заступничество русского царя, которое (с выкупом из возможного плена) было предусмотрено каперским свидетельством и приказом о присвоении адмиральского чина. В свою очередь Иван IV, помня о долге Карстена Роге перед российской казной, не спешил развязывать мошну. Он предложил Фредерику выслать адмирала в Россию даром, обещая, что проведет расследование и сообщит обо всем своему «датскому брату-королю». Летом 1573 года Роде был переведен в Копенгаген и помещен под домашний арест.
Обмен письмами между монархами продолжался как минимум до 1576 года, которым датируется последнее найденное в архивах послание Ивана Грозного к Фредерику на тему пирата. Ответ обнаружить уже не удалось. Его могло и не быть, поскольку отношения между Россией и Данией стали в тот момент еще более прохладными. Впрочем, царь уже не нуждался ни в балтийском флоте, ни в адмирале: после череды неудач в войне со Швецией и Речью Посполитой русские потеряли Нарву.
Дальнейшая судьба бравого датчанина неизвестна: его имя не появлялось больше ни в датских, ни в российских, ни в каких-либо других документах. Анализируя ход событий, сложно поверить в то, что он был казнен. Необходимости в этом уже не было: скандал утих. Кроме того, король Фредерик был не столь склонен казнить своих предприимчивых и талантливых подданных (даже за более серьезные преступления), как Иван Грозный. Можно предположить, что Роде под новым именем продолжал служить датскому королю. Дания оставалась сильной морской державой, эпоха Великого судоходства лишь начиналась, заморские земли ждали своих открывателей, а суда… пиратов.
