Когда-то в старших классах мы снисходительно относились к теориям об особой роли «великих мужей» в истории и не только из-за того, что «великий муж» - это сексизм и немодно. Только полный невежда, думали мы, будет игнорировать силы мировой истории – такие, как подъем среднего класса или борьбу пролетариата, – и делать упор на личности. Однако попробуйте представить себе новейшую историю без Мао, Ленина или Гитлера. Действительно великие и действительно ужасные фигуры на самом деле меняют мир.
В своей новой книге «Нацисты, исламисты и становление современного Ближнего Востока» («Nazis, Islamists, and the Making of the Modern Middle East») Барри Рубин (Barry Rubin) и Вольфганг Шваниц (Wolfgang Schwanitz) выдвигают в число «великих мужей» темную лошадку – Амина аль-Хусейни (Amin al-Husaini), великого муфтия Палестины, близкого друга Гитлера и сторонника радикального исламизма. Аль-Хусейни был бессменным лидером палестинцев, пока в 1968 году не избрал своим преемником Ясира Арафата. Если бы немцы не прислали Ленина в Санкт-Петербург в пломбированном вагоне, не было бы большевистской революции. Если бы Гинденбург не назначил Гитлера канцлером, не было бы нацистского режима. А если бы британцы не поставили аль-Хусейни в 1921 году на пост великого муфтия в награду за то, что он на них шпионил, не было бы «Окончательного решения»…
Да, вы не ошиблись. Рубин и Шваниц утверждают, что аль-Хусейни был - ни много ни мало - архитектором «Окончательного решения». Муфтий ни в коем случае не был рядовым сторонником нацистов, полагают они. Напротив, он имел на фюрера такое влияние, что его вполне можно считать автором самого чудовищного проекта нацистской Германии – массового убийства европейского еврейства.
Идея о том, что аль-Хусейни манипулировал Адольфом Гитлером, выглядит невероятной - да и попросту глупой. Дело в том, что Рубин и Шваниц –историки с политической задачей: они хотят доказать, что исламский Ближний Восток пронизан духом уничтожительного антисемитизма, и поэтому изображают аль-Хусейни демонической фигурой, способной поспорить с самим Гитлером.
При этом из построений Рубина и Шваница можно сделать серьезные и опасные выводы. Почему аль-Хусейни так яростно возненавидел евреев? Ответ один – из-за еврейской колонизации Палестины. Таким образом, если до конца следовать логике Рубина и Шваница—чего сами авторы предпочитают не делать,— на сионизме лежит ответственность за Холокост. Без сионистской колонизации Палестины не было бы арабского антисемитизма, а значит, не было бы аль-Хусейни, а значит, не было бы «Окончательного решения». Авторы используют историю, как аргумент в пользу своего собственного политического прочтения арабо-израильского конфликта, не понимая, насколько рискованно подменять исторический анализ политическими конструкциями.
***
То, что аль-Хусейни был радикальным антисемитом, вообще говоря, не новость. Это давно известно. Хотя назначен он был британцами, он приветствовал нацизм, и по антисемитскому пылу мог перещеголять даже Гитлера. Он часто утверждал, что Ближнему Востоку нужно избавиться от евреев. Годы войны аль-Хусейни провел в Берлине в кругах высшего общества. Нацисты не поскупились, положив ему содержание, равнявшееся 12 миллионов долларов в год. Гитлер, восторгавшийся мужественным видом муфтия, его энтузиазмом и его «арийскими» голубыми глазами, обещал ему, что евреев уничтожат и в Палестине, как только танки Роммеля прорвут оборону британцев в Египте и войдут на территорию сионистов.
Во время своих поездок в оккупированную Польшу аль-Хусейни часто встречался с Эйхманом и с Гиммлером, а после войны помог Эйхману сбежать в Аргентину. Во время Второй мировой самым важным заданием, которое ему дали нацисты, было вербовать в Боснии солдат для СС. Он также, по-видимому, бывал в Освенциме и видел газовые камеры. Вероятно, это зрелище порадовало его сердце, однако в остальном за ним числится больше дурных слов, чем дурных дел.
Тем не менее, Рубин и Шваниц смело уходят в область догадок, утверждая, что именно данное Гитлером аль-Хусейни обещание не позволять евреям переселяться в Палестину подтолкнуло фюрера в 1941 году к решению уничтожить европейское еврейство. Бесспорно, муфтий выступал за геноцид евреев еще до Гитлера - Рубин и Шваниц это наглядно демонстрируют. Как и Гитлер, он считал евреев недочеловеками и паразитами. Однако идея о том, что именно муфтий навел Гитлера на мысль об «Окончательном решении», основана всего на одном свидетельстве из третьих рук, причем не самом надежном - высказываниях, которые скандально известный венгерский еврейский лидер Рудольф Кастнер (Rudolf Kastner) приписывал подчиненному Эйхмана Дитеру Вислицени (Dieter Wisliceny). Рубин и Шваниц, в свою очередь, по непонятной причине приписывают их самому Эйхману.
Как отмечает Кристофер Браунинг (Christopher Browning), выбор Гитлером тактики геноцида, скорее, был связан с его ликованием по поводу «молниеносного» захвата российской территории летом 1941 года. В итоге фюрер отказался от выдвигавшейся им ранее смутной идеи сплавить миллионы евреев «за Урал» и, поддавшись эйфории уже достигнутой – как он считал – победы, решил сделать свои новые восточные владения Judenfrei самым простым и жутким способом из всех возможных.
Хотя аль-Хусейни вряд ли подал Гитлеру идею Холокоста, его слова и дела были вполне чудовищны. В своих воспоминаниях он хвастался, что помешал тысячам еврейских детей попасть в Палестину в 1942 и 1943 годах, и выражал радость в связи с тем, что вместо этого их отправили на смерть в Польшу. Основатель «Братьев-мусульман» Хасан аль-Банна (Hassan al-Banna) восхвалял аль-Хусейни после войны такими словами: «Что за герой, что за чудесный человек! … Германии и Гитлера больше нет, но Амин аль-Хусейни будет продолжать свою борьбу».
Однако Рубин и Шваниц возлагают на аль-Хусейни ответственность не только за все то явное зло, которое он совершал словом или делом, но и за Холокост—а заодно и за последующее создание Израиля и за весь арабо-израильский конфликт. По мнению Рубина и Шваница, Израиль возник только из-за того, что муфтий отверг в 1939 году Белую книгу, а в 1947 году яростно выступил против плана ООН по разделу Палестины. Если бы не занятая муфтием позиция, пишут они, арабы бы приняли британские условия и вскоре подмяли бы под себя всю Палестину. Ведь фактически, Белая книга, предусматривавшая прекращение еврейской эмиграции в Палестину через пять лет, обещала им именно это. Она предполагала, что двунациональное государство должно было быть объявлено через десять лет, когда арабы в любом случае оказались бы в большинстве.
Итак, без великого муфтия, не было бы Израиля. Однако аль-Хусейни, пишут Рубин и Шваниц, также отвечает за отсутствие мира между Израилем и большей частью арабского мира. По мнению авторов, за радикализмом ближневосточной политики с 1930-х годов до нашего времени стоит один человек – муфтий, создавший положительный образ бескомпромиссного сопротивления. Именно вслед за ним бесчисленные арабские демагоги провозглашают, что противостоять Израилю и Западу – это героизм, а любой компромисс – предательство. Именно благодаря аль-Хусейни в ближневосточном политическом дискурсе восторжествовали идеи презрения к практической стороне дела и постоянного обращения к памяти о доблестных, но неудачных выступлениях.
Рубин и Шваниц считают аль-Хусейни ключевой фигурой в истории ближневосточного радикализма. Однако с таким подходом связан ряд очевидных проблем. Аль-Хусейни никогда не был ни влиятельным лидером, ни авторитетным богословом, ни - тем более -главой государства, как скажем Гамаль Абдель Насер. Авторы даже не пытаются доказать, что аль-Хусейни сыграл в создании антизападной доктрины роль, сравнимую с ролью идеолога «Братьев-мусульман» Саида Кутба (Sayyid Qutb). Радикальная позиция аль-Хусейни была и остается привлекательной для арабского пира, однако дело тут не в самом муфтии, а в настроениях арабской улицы, которая до сих пор считает предательством любые уступки Израилю и Западу. Радикализм аль-Хусейни значим только потому, что он находит отклик в арабской культуре.
Если бы муфтий поддержал Белую книгу, история развивалась бы точно так же. Евреи бы все равно с ней не согласились, так как она отдавала их под власть арабского большинства. Кстати, палестинцы вскоре поняли, какую выгодную сделку предлагает им Британия. Хотя в 1939 году муфтий отверг ее в соответствии с лозунгом Верховного арабского комитета «Англичан - в море, евреев - в землю», другие палестинские лидеры, включая брата Амина – Джамаля аль-Хусейни (Jamal al-Husaini) – и Мусу аль-Алами (Musa al-Alami), собравшись на следующий год в Багдаде, как утверждается, приняли ее условия. Рубин и Шваниц странным образом игнорируют этот факт. Еще больше Британия умиротворила арабов, снизив еврейскую эмиграцию во время войны до ничтожного уровня, который был намного меньше установленного Белой книгой.
Рубин и Шваниц также обсуждают отказ арабов согласиться с принятым ООН в 1947 году планом раздела Палестины. Они считают это очередной возможностью упущенной палестинцами из-за экстремиста аль-Хусейни. Однако здесь они ступают на еще более ненадежную почву. Когда была принята резолюция ООН, в арабском мире начались массовые уличные демонстрации протеста. Арабские правительства начали войну потому, что эта резолюция разожгла народные страсти. План ООН был неприемлем для палестинцев. Почти половина из них должна была стать меньшинством под властью евреев. Сионистам должно было достаться больше половины территории, в том числе лучшие сельскохозяйственные земли, хотя евреи составляли намного меньше половины населения. Разумеется, арабские страны могли бы отвергнуть любой план раздела, но на фоне уличных выступлений этот они точно не могли бы поддержать. Таким образом, к решению арабов воевать аль-Хусейни имел косвенное отношение.
***
При этом бесспорный факт, что сочувствие к нацистам в арабском мире широко распространено. Даже сейчас близость муфтия к Гитлеру улучшает, а не ухудшает его репутацию. Ни одна из арабских стран никогда не высылала со своей территории нацистских военных преступников – напротив, арабские режимы давали убежище тысячам бывших нацистов, многие из которых были замешаны в военных преступлениях. После Второй мировой войны Египтом и Сирией десятилетиями правили симпатизировавшие нацистам Насер и его окружение и Асад со своей партией «Баас». Советник Насера и бывший нацист Йоханн фон Леерс (Johann von Leers) познакомил его с «Протоколами сионских мудрецов», которые позднее благодаря Насеру стали каноническим текстом на Ближнем Востоке. Даже Анвар Садат, в дальнейшем героически заключивший мир с Израилем, в начале своей карьеры сотрудничал с нацистами и когда в 1953 году пошли слухи о том, что Гитлер жив, Садат написал ему пылкое открытое письмо, в котором провозгласил: «Я от всего сердца поздравляю Вас, потому что, хотя может показаться, что Вы проиграли, Вы – истинный победитель … Ваше имя стало бессмертным в Германии, и это – достаточный повод для гордости».
Рубин и Шваниц начинают разговор о связях между нацистами и исламистами с Макса фон Оппенгейма (Max von Oppenheim), ставшего в прошлом году предметом занимательной дискуссии в Tablet между Вальтером Лакером (Walter Laqueur) и Лайонелом Госсманом (Lionel Gossman). Оппенгейм руководил попытками Германии организовать общеисламский джихад во время Первой мировой войны, и продолжал работать на Германию во время Второй мировой. Рубин и Шваниц утверждают, что он был сыном евреев, перешедших в католицизм, когда он был ребенком, хотя на самом деле его мать была католичкой, а отец – евреем, крестившимся еще до рождения сына. Однако если не обращать внимания на подобные ошибки, история о том, как Германия в разгар Первой мировой войны пыталась поднять мусульман против британского правления, и о том, как она сотрудничала с турецкими властями, когда те осуществляли геноцид, рассказывается в книге крайне увлекательно.
Несмотря на преувеличение роли аль-Хусейни, Рубин и Шваниц проделали большую работу, продемонстрировав размах партнерства между Германией и исламистами. Пожалуй, это – лучшая часть их книги. У Германии существовала давняя традиция поощрения джихада, восходящая к временам задолго до прихода Гитлера к власти. Однако Макс фон Оппенгейм отвечает за террористов-смертников 21 века не больше, чем муфтий или Гитлер. Связи с немцами не объясняют исламский радикализм, они - лишь часть фона.
Рубин и Шваниц утверждают, что их книга – это взгляд в прошлое, помогающий понять настоящее, однако для этого требовался бы более тщательный анализ, который уделял бы больше внимания современному сложному, охваченному конфликтами Ближнему Востоку. Да, пример муфтия продолжает вдохновлять тех, кто мечтает уничтожить Израиль и создать исключительно мусульманский Ближний Восток без евреев и христиан. Но это не значит, что аль-Хусейни изменил историю. В арабском мире и без него всегда хватало проповедников ненависти и исламистов, которые считают нацистов образцом для построения добрососедских отношений с евреями – да и не только с ними.
Связь между нацистами и исламистами не объясняет жизнеспособность ближневосточного экстремизма. Необходимо понять, почему, несмотря на все надежды, которые вызвала Арабская весна, альтернативы экстремизму на Ближнем Востоке по-прежнему так слабы. За мусульманским экстремизмом стоит давняя традиция, частью которой были и Оппенгейм, и аль-Хусейни. Однако не она заставляет людей стремиться к героическому мученичеству и не она мешает запуганному большинству населения арабского мира обуздать террористов — светских и религиозных.
Стремление Ирана получить ядерную бомбу делает вопрос о том, лежит ли в основе отвержения мусульманами Израиля стремление уничтожить еврейское государство, актуальным для многих евреев – а заодно и для всех, кто не хочет геноцида на Ближнем Востоке. Однако, чтобы ответить на этот вопрос бесполезно копаться в биографиях «исторических личностей». Ни аль-Хусейни, ни Насер, ни Арафат, ни Хомейни, ни старший и младший Асады не были причиной торжества радикализма на Ближнем Востоке. Любые отрицательные персонажи лишь выражают нечто более основополагающее: этнический и духовный раскол региона, отмеченного бурными религиозными исканиями, пылающего яростью как против Запада, который вмешивается в его дела, так и против собственных правителей, и отчаянно нуждающегося в общих врагах, на роль которых евреи всегда очень хорошо подходили.
