Политическая интеграция всегда считалась слабым звеном Европы. Тем не менее, возможность превращения ЕС в великую державу или сверхдержаву стала модной темой в дебатах среди ученых. С тех пор как Европейское экономическое сообщество в 1960-х годах сформулировало свой первый внешнеполитический курс, все большее количество ученых стало обсуждать вопрос о том, какую роль Европа играет, может играть и должна играть в мире.
Те, кто считал, что процесс европейской интеграции ведет к возникновению влиятельного глобального игрока, выдвигали самые разные определения. «Европейская сверхдержава», «цивилизационная европейская держава», «нормативная европейская держава», «тихая сверхдержава» – вот лишь несколько богатых поэтическими образами концепций, созданных для выдвижения идеи о том, что объединенная Европа сможет играть центральную роль в мировых делах. Среди основных доводов, выдвигаемых в обоснование оптимистических прогнозов, были утверждения о том, что единая Европа не просто будет суммой составляющих ее частей, но сможет внести значительный вклад в международные отношения.
Другие специалисты, такие, как Хедли Булл (Hedley Bull), заявляли, что разговоры о державе Евросоюз создают противоречия в терминологии, потому что Европейский Союз существует только посредством своих стран-членов (между которыми зачастую масса разногласий), ибо процесс европейской интеграции на самом деле предназначен для отказа от силовой политики, и потому что до недавнего времени в ЕЭС, а позднее в ЕС отсутствовали инструменты, необходимые для осуществления власти - такие, как общая дипломатия и военная мощь.
В любом случае, эти усилия показали, что для обращения с Европой как с державой или сверхдержавой требуются более творческие определения этих понятий. В отличие от них, Соединенные Штаты можно назвать мощной державой в любом случае, и при этом не возникает никаких вопросов – за исключением, пожалуй, вопроса о том, правильно используется власть или нет.
Такая трудность возникает из характера самого Евросоюза, который зиждется на отказе от применения силы при урегулировании межгосударственных отношений. Весь процесс европейской интеграции связан с поиском ответов на общие вызовы и с урегулированием разногласий посредством общих правил, переговоров и компромиссов. Иными словами, в нем отвергается силовая политика, приводившая к катастрофам в истории XIX и XX веков. Во внешнем плане возникший из данного процесса Евросоюз также полагается на отказ от силы как инструмента политики. Для некоторых стран-членов это является продолжением их собственных стратегических традиций по оказанию влияния и отстаиванию интересов мирными средствами. Для других это новый с исторической точки зрения метод взаимодействия в международных отношениях, приведший к упорядочению процесса их ослабления как держав. Даже при решении дипломатических проблем и вопросов безопасности ЕС делает это такими способами, которые не укладываются в классические представления о силовой политике.
Несмотря на разработку общей внешней политики, скажем, в вопросах торговли, сотрудничества и развития, а в последнее время общего курса в сфере внешней политики и безопасности (CFSP), а также общего курса в сфере безопасности и обороны (CSDP), создание европейской сверхдержавы противоречит логике интеграции Европы.
Двуликий Янус за работой: интеграция и дезинтеграция ЕС сегодня
В дебатах на тему долгосрочных перспектив европейского влияния за рубежом необходимо также принимать во внимание обратимый характер политической интеграции. С этой точки зрения уроки последнего кризиса оказались парадоксальными.
С одной стороны, страны-члены ЕС продемонстрировали значительную политическую волю и способность к сохранению таких достижений европейской интеграции, как экономический и валютный союз, хотя их солидарность и жизнеспособность ЕС подверглась суровым испытаниям. Спасая хрупкую и плохо продуманную еврозону, эти страны продемонстрировали такую спаянность, которая в некоторых случаях действовала в ущерб их рациональным экономическим и финансовым узким интересам. С самого начала в основе схемы экономического и валютного союза лежала скорее политическая, а не монетарная логика. Сейчас страны-члены продемонстрировали свою преданность этой политической концепции, спасая экономический и валютный союз, несмотря на большие экономические издержки. Были также предприняты новые шаги в направлении дальнейшей интеграции по таким ключевым вопросам, как мониторинг национальных бюджетов и создание банковского союза.
С другой стороны, усиление во время кризиса взаимного недоверия среди некоторых стран-членов (и их граждан), а также отказ других стран от дальнейшего сплочения и объединения их экономик подает весьма неоднозначные сигналы. Это напоминает нам о том, что европейскую солидарность и сплоченность нельзя воспринимать как данность. Кроме того, сомнению подвергаются некоторые давние основы политической интеграции на фоне опасностей повторной национализации. Это касается, например, общего курса в сфере безопасности и обороны и общей политики в вопросах предоставления убежища и миграции.
В итоге реальность складывается таким образом, что будущее Европы сегодня может быть очень разным. Сплочение союза было единственным конечным вариантом, который рассматривался всерьез; но сегодня в действие вступают и другие тенденции, указывающие на дезинтеграцию – как в результате внутреннего ослабления, так и в силу внешнего давления.
Выбор для Европы
Предоставляя странам-членам правовой способ для выхода из ЕС, участники переговоров по Лиссабонскому договору в принципе признали, что европейская интеграция может оказаться обратимой. То, что прежде казалось немыслимым, внезапно превратилось в четкую юридическую возможность. Вопреки сложившейся за шесть десятков лет организационной, бюрократической и юридической системе, это стало напоминанием о том, что ЕС выживает только благодаря тому, что этого хотят составляющие его члены. Входящие в его состав государства последовательно показывают, что они поддерживают Евросоюз лишь в силу того, что считают его более эффективным, чем имеющиеся альтернативы.
В то же время, страны-члены согласятся на дальнейшую интеграцию, если она поможет им продвигать и отстаивать свои интересы в мире – например, за счет снижения рисков и неопределенностей для их экономик и обществ, которые создаются глобальной взаимозависимостью. Европейцы будут поддерживать союз, если он даст им возможность не просто справляться с международными проблемами и страдать от них, но и формировать международную среду. Иными словами, они будут готовы взять на себя обязательства по дальнейшей интеграции, если ЕС сможет выступить в качестве единой силы. Конечно, парадокс заключается в том, что Евросоюз сможет стать такой силой лишь в том случае, если его члены и их граждане позволят ему это сделать, согласившись на дальнейшую интеграцию.
Распад ЕС может вызвать либо добровольный выход из его состава одного или нескольких членов, либо недвусмысленный отказ от общей политики или от некоторых аспектов интеграции. Но она может наступить и из-за постепенного сползания ЕС в пучину бесполезности и неуместности, если Евросоюз не сумеет приспособиться к меняющимся реалиям. Риск внутреннего ослабления тоже нельзя недооценивать. Ведь есть масса причин опасаться того, что постепенная «деевропеизация», ведущая в перспективе к распаду ЕС, может оказаться далеко не мирной.
Бастьен Ниве – лектор-исследователь высшей школы управления им. Леонардо да Винчи, научный сотрудник парижского аналитического центра Институт международных отношений и стратегий (IRIS).
