Французский писатель-путешественник Седрик Гра (Cédric Gras), несколько лет проживший во Владивостоке и сегодня возглавляющий Aliance Française в Донецке, после двух книг о России выпустил сборник рассказов «Нежность и дали» ("Le cœur et les confins", изд. Phébus) о конфликте любви и дороги. Интервью.
RFI: Когда читаешь «Нежность и дали», кажется, что это такая стилизация записок путешественников прошлых веков: старомодно, романтично, с письмами, кораблями и усталыми путниками. Если бы в некоторых из этих писем не было слова «телефон», их нельзя было бы отличить от писем двухсотлетней давности. Для тебя было важно это ощущение «вневременности»?
Седрик Гра: Я думаю, что каждый писатель ищет вневременности. У таких книг нет срока давности. Их можно читать и пятьдесят, и сто лет спустя. Ведь большинство книг, связанных с сегодняшним днем, исчезают.
Если мне хоть чуть-чуть удалось быть вне времени в этой книге, я счастлив. Если это так, может быть, эту книгу будут читать и позже. Мне бы этого хотелось. Возможно, это получилось благодаря сюжету: любовь и путешествия, даже если они тоже зависят от традиций и моды, остаются как в личной жизни каждого, так и в устройстве всякой цивилизации.
— Время, вообще, кажется, главным двигателем путешественника. Тема бега, спасения от времени — непременная часть рассказов путешественников. У твоих героев тоже это есть: тревога от проходящего времени.
— Я убежден, что пространство — это возможности, а время — диктатура. Время уходит безвозвратно, и, даже врачи, несмотря на все их старания, здесь бессильны. На смену юности с ее сумасшествием и желанием путешествий, приходит желание стабильности и семьи. Это, разумеется, зависит от людей, но в жизни неизбежно есть этапы, продиктованные нам временем.
Когда ты путешествуешь, главное — не цель путешествия, а время, проведенное в дороге. Время и пространство перпендикулярны друг другу. Когда любовь сталкивается с путешествием, то оказывается вовлечена в это противоречие. Это парадокс желания путешествовать (а для меня чувство дороги — это чувство, которое надо проживать в одиночестве) и неожиданности чувств, влюбленности, которая настигает тебя накануне или посередине дороги и заставляет делать выбор. Впрочем, иногда время берет над нами верх.
— Почему путешествовать лучше в одиночестве?
— Это лишь мое мнение. Речь ведь не о том, чтобы, будучи холостяком, веселиться во всех частях света. Просто в одиночестве ты больше открыт для мира и для природы. Даже когда ты путешествуешь просто с другом, это в каком-то смысле защищает тебя от места, где ты находишься.
Даже если ты ненавидишь одиночество, я убежден, что его нужно обязательно попробовать хоть раз в жизни. Для этого не обязательно уезжать в таежную глушь или залезать на вершину горы, можно просто снять хижину в Бретани и уехать туда на пару дней с книгами. В общем, не стоит критиковать одиночество до тех пор, пока ты не знаешь, что это такое.
— Какие книги — о любви или о путешествиях тебя больше всего вдохновили?
— Не читал. Я не слишком люблю любовную литературу, хотя речь всегда идет о любви. У меня есть один рассказ, действие которого происходит в Монголии, и мне иногда кажется, что в нем есть влияние «Джамили» Чингиза Айтматова. Но, опять же, это не то же самое, потому что там речь идет о любви как протесте против гнета культурной традиции. Так что, не думаю, что было чье-то влияние.
Не знаю, удачны ли мои рассказы, но мне кажется, что тема конфликта любви и путешествий довольно новая. Я, кажется, не читал книг на эту тему. Притом, что в нашем обществе с утра до вечера все только и говорят о любви, будь то фильмы, музыка или литература. Я не испытывал влияния других авторов, писавших до меня на эту тему, просто мне так захотелось. Это история не обо мне, повторяю, но я столкнулся с этим конфликтом и захотел о нем написать. Мне хотелось придумать истории, в центре которых — пространство, время и любовь.
— «Лишь о двух вещах мы будем жалеть, умирая: что мы мало любили и мало путешествовали». Это цитата из Марка Твена, которую ты используешь в качестве эпиграфа к одному из рассказов, но она могла бы стать эпиграфом ко всей книге.
— Я прочел эту цитату и был счастлив, что она мне попалась, потому что всегда приятно узнать, что кто-то до тебя так же думал и об этом написал. В этом чудо литературы — в диалоге между людьми, которые друг друга не видят, но читают и так, через литературу, общаются. Поэтому литература великолепна. Жалко, что он произнес эту фразу на смертном одре — не любить и не путешествовать. И в этом «и» — весь парадокс невозможности смешивать то и другое и стремление к тому и другому. Конечно, я набросился на эту цитату, как только ее увидел.
— Если обратиться к географии этих повестей, действие в них происходит во всех частях света. Ты упомянул Монголию, но действие твоих рассказов происходит и в Южной Америке, и в Гималаях, и в Гренландии и в Украине.
— Я специально не хотел писать о России, потому что у меня уже вышло две книги о России и, по-видимому, в следующем году будет третья. Моя тема вовсе не обязывала меня говорить именно о России. Я решил, что это здорово, я отдохну от России. Есть всего один рассказ, где речь идет о Мурманске. Есть еще одна история, действие которой происходит в Украине.
Меня забавляло писать про эти места, где я был еще до России. Я изъездил Южную Америку, изучал географию во Французском институте в Пондишери в Индии, занимался альпинизмом в Гималаях, пересек Монголию и Тибет на лошадях и т. д. В общем, я использовал все эти пейзажи, которые посмотрел и полюбил в качестве декорации для моих историй.
Мне было очень интересно, ново — писать такие истории. Во-первых, потому что это не путевые заметки, а выдуманные истории, а, во-вторых, потому что я больше не рассказывал о России. Я не был уверен, что смогу придумывать истории, что смогу писать о чем-то другом, кроме России. И я получил огромное удовольствие от этого, потому что это было что-то совершенно новое.
— Сборник рассказов — не первый ли это шаг к написанию романа? Когда приступаешь к роману, всегда колеблешься. Тебе не кажется, что рассказы — это та литературная форма, которая позволяет проверить себя на готовность к написанию романа? Не думаешь ли ты написать настоящую книгу?
— Я не задавал себе такого вопроса. Для меня формат рассказа был удобен по двум причинам. Во-первых, из-за моей собственной застенчивости — я не хотел говорить о личном чувственном опыте. И потом, мой личный чувственный опыт никому не интересен. Поэтому я выбрал не столько формат повести, сколько формат фикшна — он позволяет вообразить вещи, которые могли бы случиться, но не случились. Хотя в этих повестях есть вещи, которые реально происходили, пусть не со мной, но с другими — истории, которые я слышал и пересказал.
Мне хотелось рассказать о проблемах, которые присущи мне, как и многим другим людям, но, при этом, я не хотел, чтобы это основывалось на моем личном опыте. И потом, форма рассказа оказалась удобной потому, что не было материала на роман, и к тому же позволяла коснуться многих тем на многих примерах. А делаем ли мы первый шаг к роману через рассказ, я не вполне уверен.
Мне кажется, что роман — это очень-очень сложный труд. Намного сложнее написать одну огромную историю, чем много маленьких, даже если в результате книга окажется толще. Не знаю. Мне, конечно, хотелось бы написать однажды роман, но для этого надо иметь, что сказать. Надо еще пожить. Поэтому я пока об этом не думаю.
— А что будет в четвертой книге?
— О России у меня всегда есть, что сказать. Прошлой осенью я пересек российский Дальний Восток с севера на юг — от Якутии к границам Чукотки до Владивостока и северокорейской границы вместе с осенью. Чем выше вы на севере, тем раньше наступает осень, и по мере продвижения на юг осень начинается позже. И я прошел через российский Дальний Восток, чтобы бросить вызов Дальнему Востоку вместе с этой метафорой осени. Почему осень? Потому что я очень люблю осень. Потому что осень — это немного угасание, а русский Дальний Восток находится в фазе угасания, которую следует преобразовать в новую весну.
Надеюсь, что это произойдет, потому что я очень люблю этот регион и надеюсь, что он найдет новую модель, новую форму экономики, открытости азиатским странам, которая поможет ему не слиться с Азией, а перестроиться как русскому региону, почерпнув из Азии новые силы. Я надеюсь, что Тихоокеанский регион использует свой фантастический потенциал, чтобы перестроиться. Надеюсь, что он не будет проглочен этими азиатскими силами, но использует их — как в айкидо, когда используется сила противника, чтобы перестроить себя.
Да, я люблю Дальний Восток, люблю осень. Во-первых, в это время года легче путешествовать: в лесу больше нет клещей, не слишком жарко и не слишком холодно, небо ясное, комаров нет, медведи, тигры, дикие звери хорошо наелись за лето и спокойно готовятся к зиме. Этот регион очень подходит для путешествий. И что хорошо — куда бы вы ни поехали летом, вы знаете, что народ в отпуске, а путешествовать по стране в отпускной период — не то же самое, что в рабочий период. А там осенью все люди вернулись и готовятся к зиме, это время сбора урожая, страды, подготовки к зиме. С другом-фотографом мы путешествовали, по осени, а попятам за нами шла зима. Много раз мы попадали в снегопады, но мы спускались все южнее, чтобы догнать осень, а над нами летели клинья диких уток, гусей, лебедей, кочевавших на юг. Очень красиво. Это как дороги — все в движении, все движется к югу. И мы закончили во Владивостоке, который, как обычно, последним вступает в зиму. Это одно из самых красивых путешествий, которое я проделал, и я расскажу о нем в следующей книге.
