Первый комитет солдатских матерей появился в Москве в апреле 1989 года. Годом раньше власти неожиданно отменили отсрочку от службы для студентов, и десятки тысяч молодых людей были призваны в армию. По Советскому Союзу прокатилась волна протестов, и в итоге солдатские матери смогли вернуть на гражданку больше 17 тысяч студентов.
В 1993 году Комитету солдатских матерей России удалось привлечь внимание к ужасному положению призывников на тихоокеанском острове Русский, где 250 матросов были госпитализированы с диагнозом «тяжелая дистрофия», а четыре человека погибли. По итогам разбирательства был отправлен в отставку командующий Тихоокеанским флотом адмирал Хватов.
Еще один мощный импульс солдатским матерям дала война в Чечне. Лидеры движения устраивали антивоенные демонстрации и ездили на Кавказ, где даже сумели добиться освобождения из плена нескольких десятков солдат и офицеров.
Название «солдатские матери» оказалось настолько метким и удачным, что прочно вошло в оборот. Оно по умолчанию закрепилось за всеми организациями, которые отстаивают права призывников и солдат, даже если во главе этих организаций стоят мужчины.
На восприятие движения обществом не повлияли и расколы внутри него — например, в начале 90-х было сразу несколько конкурирующих организаций с похожими названиями; в конце 90-х от Комитета солдатских матерей откололся Союз комитетов солдатских матерей. А во многих регионах России сейчас действуют свои самостоятельные комитеты или советы.
Название оказалось удачным еще и потому, что в нем заложен очевидный личный оттенок. Например, председатель Ярославского отделения Комитета солдатских матерей Андрей Курочкин считает, что в это движение часто приходят те, чьи близкие пострадали от армейской жестокости и произвола.
А вот что об этом рассказывает председатель орловского Совета солдатских матерей Валентина Старовойтова:
— Ко мне обратилась одна знакомая женщина, ее сын в письме написал: «Мама, приедь ко мне срочно. Если ты не приедешь, я сам приеду, только уже в гробу. Но только возьми собой тетю Валю». Я не знаю, почему он меня выбрал. Это было в 2001 году, и вот с тех пор я вникла в эту работу, помогаю призывникам и военнослужащим.
Двести тысяч уклонистов
Фонд «Общественное мнение» приводит любопытные цифры. В 2002 году примерно треть россиян осуждала призывников, уклоняющихся от военной службы, а большинство им сочувствовало. За 10 лет ситуация полностью поменялась: в 2012 году лишь треть опрошенных сообщила о своем сочувствии, а больше половины респондентов — об отрицательном отношении к уклонистам.
При этом общее число молодых мужчин, не желающих служить, остается высоким. В 2012 году от получения повестки смогли уклониться 235 тысяч человек. Осенью 2013 года в Генеральном штабе сообщали о 205 тысячах людей призывного возраста, которые избегают общения с военкоматами.
Число уклонистов особенно велико в городах, говорит председатель Совета родителей военнослужащих Прикамья Александра Вракина:
— Некоторые, если говорить о глубинке, идут служить, потому что это единственный выход получить побольше денег. А те, что в мегаполисах, в частности, в Перми, в больших городах Пермского края, там все сложнее. То есть призывники сейчас стараются и в большинстве случаев уклониться от армии. Но еще беда в том, что призывники в основном это больные молодые люди. Здоровых сейчас очень немного. Отсюда и все остальные негативы, которые связаны с призывом в армию.
Формально те, кто не получил повестку на руки, закона не нарушили, отмечают военные. При этом раньше военкоматы искали таких уклонистов вместе с милицией, но закон «О полиции» снял эту обязанность с правоохранительных органов.
В этой ситуации государство ищет новые способы подстегнуть призыв. Например, Генштаб предлагал публиковать списки уклонистов в средствах массовой информации и интернете. Кроме этого, много лет обсуждается идея отмены повесток: предполагается, что молодые мужчины должны сами являться в военный комиссариат в нужный срок — по достижении соответствующего возраста или по окончании отсрочки. Впрочем, эти идеи пока не получили юридического воплощения.
Но есть и реальные законодательные новшества. О последнем из них рассказывает член Общественной палаты Кировской области Михаил Плюснин:
— Практически каждый год у нас есть какие-то новации в законодательстве. Вот самая последняя, которая вступила в силу с 1 января этого года, — это то, что люди, не отслужившие до 27 лет без уважительных причин, по решению призывной комиссии будут получать такую запись в военный билет: человек не отслужил в Вооруженных Силах без законных на то оснований. И, соответственно, люди после этого не смогут поступать на работу в органы государственной и муниципальной власти. Но если призывная комиссия примет такое решение, любой нормальный человек должен будет пойти в суд, и в суде нужно будет доказать, почему призывная комиссия решила, что он незаконно уклонился. И тут возникает другой вопрос: если призывная комиссия считает, что он незаконно уклонился, то нужно подавать на него документы для возбуждения уголовного дела. Этот вопрос пока не урегулирован, как это будет работать, пока неясно.
Правда, как уточняет Михаил Плюснин, изменения в законодательстве происходят постоянно, и не все они усложняют жизнь призывникам — есть и либеральные поправки:
— Вот последние поправки к закону об образовании, там поменялись формулировки по образовательным организациям. Раньше тех, кто учился в техникумах, в 20 лет забирали, а сейчас не будут. До этого была поправка, касающаяся выпускников 11 класса. Тем, кто успешно сдаст ЕГЭ, дается право поступить в вузы, и только в осенний призыв они будут призываться в армию. Так что каждый год какие-то инновации идут, достаточно серьезные.
Солдатских матерей принято считать противниками призыва, чуть ли не врагами армии и государства. Любопытно, что сразу двое участников нашей программы сообщили: они были против сокращения срока службы с двух лет до одного года. Говорит Александра Вракина:
— Лично я была против этого урезания. Я считаю, что один год службы — это вред, который наносится и гражданской жизни, и военной службе. Если, правда, не говорить о том, что если бы у нас в армии было все хорошо, это было бы неплохо. Ну, год службы, потом вообще убрать этот год, только контрактная система была бы, это неплохо. Вот эти «было бы» и «если бы» очень весомы в нашей жизни.
Год службы обесценивает саму идею призыва, утверждает Михаил Плюснин:
— В самой армии говорят, что слишком сложная техника, и за год службы человек только-только начинает понимать, что к чему, а его уже пора увольнять. Раньше кадровые военные говорили, что восемь месяцев призывник только входит в курс дела, привыкает к армии, а тут его уже нужно увольнять. Вот в этом большая проблема — не хватает времени на нормальную подготовку. Вторая проблема — некому стало передавать знания, потому что раньше был большой срок: два года, несколько потоков, разный уровень знаний и навыков. И люди могли постепенно вжиться, получить знания, шла естественная передача. А сейчас этого нет, разорван круг, и получается, что офицеры должны в разы больше передавать сами. А офицеров на сегодня, после того как их сократили, тоже стало не хватать, нагрузка на них стала высокая, они со всем не справляются. И это влечет за собой потерю управляемости. Судя по тем сообщениям, которые сейчас идут из армии, там сейчас главное перестараться, перебдеть, а не сделать хорошо.
Альтернатива для пацифистов
В 2002 году в России был принят закон «Об альтернативной гражданской службе». В Калининграде на основе Комитета солдатских матерей появился Комитет альтернативной гражданской службы, помогающий призывникам-пацифистам. О действии закона говорит председатель комитета Владимир Мареев:
— Он хотя и драконовский, и встречает огромное противодействие со стороны военных комиссариатов и призывных комиссий, но все равно они вынуждены направлять граждан на альтернативную гражданскую службу. Мы считаем, что закон работает.
По словам Владимира Александровича, интерес к альтернативной службе у будущих призывников высок:
— В Калининграде и Калининградской области консультирующихся по вопросам альтернативной службы очень много. Немножко с опозданием они говорят: «Я хотел бы получить право на замену военной службы альтернативной», а когда начинаем разбираться, то у него уже пропущены сроки обращения в призывную комиссию. Те убеждения, которые у него имеются, они не совсем имеют ту силу, о которой можно говорить. Он говорит, что он против военной службы, но он не совсем четко выражает свои мысли. Комитет альтернативной гражданской службы в данном случае помогает обратившимся, но многие ведь и не обращаются, они пытаются сами. Берут с интернета различные копии заявлений в суды, которые не всегда отражают саму суть заявления по замене военной службы альтернативной. Учитывая, что у них слабая подготовка, многим отказывают. Они не могут призывным комиссиям донести наличие своих убеждений. Хотя по закону это не надо доказывать, но объясниться призывник должен.
Один из распространенных мифов о гражданской службе – то, что получить право на нее могут только сектанты. На самом деле, отстоять свое право на альтернативную службу может по закону любой гражданин, говорит Владимир Мареев:
— Те, кто добивается, как правило, либо являются верующими, либо они обстоятельно и правильно доносят, что они не могут применять оружие и почему он должен иметь право на альтернативную гражданскую службу.
С другой стороны, религиозные причины для отказа от военной службы, как правило, находятся у приверженцев небольших конфессий. У православных христиан это не принято, поясняет Владимир Мареев:
— Православная церковь их, наоборот, направляет, что вы должны отслужить, это честь и достоинство. Тем более что православие наше здесь имеет своих представителей во многих воинских частях. Во многих частях открыты мини-храмы, где молодые люди совершают молебны.
Саму идею альтернативной гражданской службы часто критикуют защитники призыва, но есть у нее свои противники и с другой стороны — они, в частности, считают, что это полумера, помогающая государству откладывать переход на контрактную армию. Владимир Александрович эту оценку отвергает:
— То, что это полумера против призыва, мы тоже как-то не согласны, потому что сама контрактная система очень правильная. И если бы не тотальное воровство и тотальное сопротивление военных, контрактная служба уже давно была бы в России. То, что сейчас творится, на каких условиях ребята заключают контракты, когда они эти контракты в глаза не видят, когда вербовочные пункты обещают им гораздо большую сумму оплаты, а по прибытии в воинские части они выясняют, что обещанных денег им никто платить не будет. Им обещают общежития, а на самом деле им предоставляют казарменные помещения на территории воинских частей, и это много говорит о том, что противодействие контрактной службе имеет место.
Вербовка контрактников в современной армии — проблема номер один для правозащитников, утверждает Андрей Курочкин:
— К этому вопросу наше государство подходит уже четвертый раз, то есть первые три этапа провалились с треском. Но курс, который установил президент, он остается. Но если раньше под словами «контрактная армия» понималось жилье, большое денежное довольствие, льготы, гарантии, право выбора места службы, профессии и многого-многого другого, то на сегодняшний день от контрактной армии не осталось почти ничего. Они получают копеечное денежное довольствие, на которое должны содержать себя и свою семью, у них сохранили льготы, пособия, социальную поддержку до минимума. Современному контрактнику предлагается или навязывается подписать его, дается 18 тысяч рублей, за которые он себя должен полностью обеспечивать, снять себе и своей семье жилье и всех кормить. От того смысла, который вкладывался изначально, в современной контрактной армии ничего не осталось. Поэтому план был поставлен министерством обороны, президентом и так далее, командиры частей его выполняют. На сегодняшний день контрактная армия для нас проблема номер один. Ребята жалуются, что их с первых же дней, как только они пришли в армию, заставляют подписывать, подсовывают контракты. Они их подписывают. Потом в какой-то момент, без уведомления, они переходят на контрактную службу, и им не дают уволиться, заставляя проходить службу два-три года, сколько написано в контракте.
Разрозненные попытки
Насколько вообще эффективен общественный контроль над армией? Михаил Плюснин уверен, что пока он остается набором отдельных усилий:
— Есть разрозненные попытки наладить контроль. Где-то получается лучше, где-то хуже. Соответственно, разные сектора подвергаются контролю. Где-то нормально идет работа с призывниками. Где-то нормально идет контроль за работой сборного пункта. Где-то организована доставка солдат совместно с общественностью. В каких-то регионах выдают мобильный телефон. Допустим, в Татарстане эта практика развита, ежегодно они выдают мобильный телефон с сим-картой прямо на призывном пункте. Есть регионы, которые очень тщательно отслеживают своих призывников в воинских частях и, соответственно, вмешиваются или реагируют на сигналы, что что-то неблагополучно. Но цельной системы нет.
По словам Андрея Курочкина, во многих регионах солдатским матерям удается наладить наблюдение на призывной комиссии, но в самой армии работать гораздо сложнее:
— В последние годы нашей организации дали возможность участвовать в работе призывных комиссий, в том числе и субъектов. Мы можем уже осуществлять контроль над правильностью присвоения категорий годности, за отправкой и так далее. В войсковых частях больше зависит от отношения командиров к нашей организации, потому что это закрытый объект. Так или иначе, нам становится известна информация — через заявления или через звонок — о каком-то инциденте в армии. Мы связываемся и пытаемся решить законным способом. Но здесь уже 50/50, если на стадии призыва мы очень эффективно начали работать, то в армии работать сложнее, здесь многое зависит от командиров частей.
При этом ситуация может различаться даже внутри одной воинской части, уточняет Михаил Плюснин:
— Тут вопрос очень зависит и от командования воинских частей, потому что у нас есть факты, когда в рамках одной дивизии, но в разных ротах совершенно разный уровень порядка и дисциплины. А так достаточно высокий уровень и происшествий, и преступлений. Это связано с тем, что сократили «ненужный» персонал: психологов, воспитательное направление. Людей посокращали, а ведь без сохранения взаимоотношений ничего не сделаешь.
Валентина Старовойтова тоже обращает внимание на работу родителей в призывных комиссиях:
— Мы работаем на призывных комиссиях. Родители у нас как эксперты включены в каждую призывную комиссию по указу губернатора. И там, на призывных комиссиях, они точно так же отслеживают прохождение медиков, специалистов нашими сыновьями, обследование их состояния здоровья, и потом призывная комиссия выносит правильное решение. У нас за прошлый год, слава богу, ни одного возврата не было из Орловской области.
Кроме того, Валентина Васильевна вообще оценивает эффективность общественного контроля очень высоко:
— Если бы не было солдатских матерей, то дедовщина и неуставщина процветали бы в воинских формированиях, я в этом уверена. Общественный контроль очень-очень нужен. Сейчас вот практически единицы жалоб есть и то незначительные, по сравнению с тем, что было. У нас, слава богу, грузов-200 нет уже четыре года.
А вот Александра Вракина считает, что уровень насилия в армии не уменьшился:
— Я бы сказала, что остается неизменным. Оно как было, так и осталось, насилие есть. Даже нововведения того же Сердюкова, который, кстати сказать, конечно, мы знаем много негатива про него и о его работе, но все-таки положительные моменты у него были и они должны были в какой-то мере улучшить положение в армии, но не получилось. И я думаю, что сейчас некоторые нововведения Шойгу, тоже где-то довольно странные, но в основном пока положительного больше. Но это не решает проблему, не решает систему неуставных взаимоотношений и вообще отношений в армии между сослуживцами. Я считаю, что офицеры и рядовой состав — это сослуживцы, только одни на более длительный срок, а другие на короткий. Но отношения между ними, я бы не сказала, что улучшаются.
Несколько лет назад с сайта министерства обороны удалили раздел, где выкладывалась статистика потерь в армии. С тех пор, как отмечают правозащитники, информацию нужно выискивать в интервью должностных лиц или официальных пресс-релизах.
В 2008-м в вооруженных силах России погиб 471 военнослужащий, и это на 29 человек больше, чем в 2007 году. По данным Министерства обороны, 231 человек покончил жизнь самоубийством.
Другими причинами гибели военнослужащих в 2008 году стали: несчастные случаи (121 погибший), нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств (50 погибших), убийство и причинение смерти по неосторожности (26 погибших), превышение должностных полномочий и нарушение уставных правил взаимоотношений (24 погибших), нарушение правил обращения с оружием (19 погибших).
Осенью 2009 года министерство обороны сообщило, что за первые девять месяцев года погибли 273 военнослужащих, 137 человек совершили самоубийство.
В 2010 году в армии, как следовало из доклада генерального прокурора Юрия Чайки, погибли 478 человек, и это, если верить прокуратуре, на 14% меньше, чем в 2009 году. Тогда же генпрокурор сообщил, что общая преступность в армии уменьшилась на 17%.
Данные Генеральной прокуратуры не очень хорошо стыкуются с данными минобороны. При их сравнении получается, что на последние три месяца 2009 года пришлась половина смертей в российской армии.
В 2012 году, если верить аналогичному докладу Юрия Чайки, в армии погибли 339 человек.
Фонд «Право матери» оценивает потери в российской армии гораздо выше. По мнению председателя фонда Вероники Марченко, они составляют порядка 2-2,5 тысяч человек каждый год.
Александра Вракина объясняет армейское насилие идеологическими причинами:
— В нашей стране нет идеологии. Она потеряна еще с окончанием советского времени, советской эпохи. Идеологии нет, нет в головах и патриотизма. Военные силы пытаются как-то возродить это, но это сложно, очень сложно, потому что жизнь доказывает обратное. Вы посмотрите — молодые люди безработные до призыва в армию и после призыва в армию.
Валентина Старовойтова, напротив, считает, что с патриотизмом в стране все в порядке:
— Это духовность и нравственность, как граждан призывного возраста, так и военнослужащих. Возрождать надо духовность и нравственность, патриотизма у нас достаточно, я считаю.
В этой программе я обычно стараюсь сфокусироваться на региональных проблемах и провинциальных гражданских активистах. Но вот что интересно: самым сложным, после Северного Кавказа, местом для призывников оказываются Москва и Московская область. Говорит Андрей Курочкин:
— Я веду прием как в Ярославской области, так и в Москве, в том числе обрабатываю материалы и обрабатываю письма. Если говорить о благополучных или неблагополучных регионах, то понятно, что на первом месте Кавказ и около него. Зона, где своя религия, культура и так далее, где национальный признак вмешивается очень резко. Но на втором месте Москва и Московская область, как ни странно. Федеральная власть очень близко, то же министерство обороны, и командиры частей очень быстро должны выполнять команды того же перехода на контрактную армию, и жалоб оттуда огромное количество. Ну и на неуставные отношения и все сопутствующие проблемы.
Зародившись на волне протеста, в наше время движение солдатских матерей давно перестало быть протестным. По всей стране солдатские матери охотно сотрудничают с властью, во многих регионах представители комитетов и советов входят в местные Общественные палаты. Последняя череда антипризывных митингов за пределами Москвы или Петербурга прошла уже восемь лет назад — в 2006 году страну всколыхнула трагедия Андрея Сычева.
На общем фоне выделяется разве что фонд «Право матери». Он занимает наиболее бескомпромиссную позицию, и он же чаще всего сталкивается с проблемами — например, с финансированием своей деятельности или с арендой офиса.
В современной России проблема армии застряла на перепутье. Перевести вооруженные силы на полностью профессиональную основу власть то ли не может, то ли не хочет. Победить насилие и произвол в призывной армии власть не в состоянии. Вернуть армейской службе мало-мальский престиж или сделать армию социальным лифтом — тем более.
«Изменить эту ситуацию может активное волонтерство граждан в общественных организациях, требующих отмены призыва. Родители мальчиков должны об этом думать с момента рождения сына. Тогда общими усилиями миллионов (а не сотни правозащитников) что-то действительно изменится», — заявила в одном из своих интервью председатель фонда «Право матери» Вероника Марченко.
