Когда кино-археологи будущего выкопают из земли архивы Paramount, не обнаружат ли они там формулу, нацарапанную на салфетке верховным киномудрецом: «Титаник» + «Страсти Христовы» — субтитры = «НОЙ»?
Такие мысли существуют, хотя Даррен Аронофски уже сделал собственную версию «Страстей», показав мученическую смерть Микки Рурка в «Рестлере». Однако «Ной» это нечто иное. Мрачное, свирепое, изобилующее дополнительными элементами и малопонятное в деталях, это буйное прочтение и представление на экране Дарреном Аронофски Книги Бытия, задуманное в сотрудничестве с его давним партнером по перу Эри Хэнделом, нельзя назвать блокбастером на века. Но не исключено, что это самая эксцентричная аранжировка Ветхого Завета, вышедшая из стен Голливуда после «Библии» Джона Хьюстона… Кроме того, «Ной» это также самый еврейский библейский блокбастер из числа когда-либо снятых — при всем уважении к «Десяти заповедям» Сесила Демилля.
Каждая цивилизация имеет право на собственную версию Всемирного потопа и Единственного Выжившего в нем. Этот миф берет свое начало в Месопотамии, и впервые о нем было написано клинописью примерно 4000 лет назад. Ученые считают, что повествование Ветхого Завета о потопе было составлено во время Вавилонского плена и после разрушения Первого храма, и таким образом, оно отражает боль от уничтожения Иудеи. Первым кинематографическим представлением потопа в Голливуде стал «Ноев ковчег» (1928 г.) режиссера Майкла Кертиса по сценарию Дэррила Занука, где Всемирный потоп был представлен в контексте Первой мировой войны. (Фильм принес коммерческий успех, но сам по себе он стал настоящей катастрофой, потому что на съемках были раненые, и, как говорят, даже утонувшие.) Хьюстонская версия истории о Ное была в чистом виде театром абсурда с небольшой накладкой из современности. В одном из последних эпизодов «Библии» гибель Содома представлена грибовидным облаком.
Страхи некоторых набожных христианских прогнозистов, ожидавших освящения своего героя в качестве ярого защитника окружающей среды, отчасти реализованы в «Ное» Аронофски. Фильм преследует призрак глобального потепления, там очень сурово говорится об опасностях красного мяса, и что самое важное, там показано, как педантичный патриарх приходит в неистовство. Видимо, у правоверных мусульман с «Ноем» тоже проблемы. Поскольку он нарушает заповеди, запрещающие рисовать кумиров, фильм запрещен к показу на всем Ближнем Востоке. Коранический Ной это ворчливый пророк, предупреждающий грешников о грядущем катаклизме и высмеиваемый за свои беспокойства. «Всякий раз, когда я призываю их просить у тебя прощения, они затыкают пальцами уши и натягивают плащи на свои головы», — жалуется он. Вот оно, человечество как сборище сумасбродных двухлетних детишек!
В «Ное» Ной в большей степени интроверт, он осторожнее в общении с другими и не связывается напрямую с создателем. «Ной» основан на истории, которая, как говорят, просто очаровала родившегося в Бруклине и учившегося в Гарварде Аронофски, когда он еще был в седьмом классе. В «Ное» главное внимание уделено четырем главам из Книги Бытия, посвященным уничтожившему весь мир потопу, а также спасшему мир ковчегу. Сделано это в такой манере, которая говорит о знакомстве с древними еврейскими текстами, а также с современными комиксами компании Marvel Entertainment и с популярной психологией от Фрейда. С катаклизмом, призванным покончить с жизнью на планете, соперничает буря, бушующая в сознании библейского супергероя, которого с максимальной угрюмостью играет Рассел Кроу.
Как и в «Библии», порочные потомки Каина запятнали божье творение. Ной, выступающий в качестве этакого романтического буддиста, для которого жизнь священна в любой форме (в первой сцене картины он выговаривает сыну за то, что тот сорвал цветок), остался последним праведником на земле, если не считать его деда Мафусаила (его играет похожий на Йоду Энтони Хопкинс, балансирующий на грани болезни Альцгеймера). Ной во сне слышит предостережение, что жизнь на земле скоро погибнет. Соответственно, он готовит свою вечно страдающую жену Ноему (Дженнифер Коннелли, у которой такое же мрачное выражение лица, как у Кроу в «Играх разума») и сыновей Сима, Хама и Иафета к тому, что они станут единственными людьми, кто выживет после окончательного решения Всевышнего. Ну, и еще удочеренная им сирота Ила (Эмма Уотсон), которую киношники сами изобрели.
«Ной» с удвоенной силой передает всю глупость балетного опуса-ужастика Аронофски «Черный лебедь» и скучный и тягучий мистицизм «Фонтана» (не страшась плагиата с самого себя, скажу, что эта картина как будто написана учителем Мадонны по каббале, который неделю осмысливал фильм Ходоровски «Крот» и танцевал под психоделическую музыку Incredible String Band). Но он совершенно не похож на обычный урок в воскресной школе и на скрупулезное киноискусство. Эта картина нечто среднее между гламурным ужастиком и мрачным представлением шоу-бизнеса. Фильм снимали главным образом в Исландии — стране лишайников, камней и гейзеров, и от этого эпическое произведение Аронофски больше напоминает малоизвестную сагу про викингов, нежели мифический рассказ с местом действия на Ближнем Востоке. Нордическая мрачность подавляет ближневосточную суету. Несмотря на «бурю и натиск» картины, молчание Бога кажется оглушающим.
* * *
Итак, для чего строить ковчег? Сбитый с толку своими непростыми снами, Ной обращается за советом к Мафусаилу. Старик угощает внука чашкой галлюциногенного чая, и это дает ему возможность получить у Бога точные инструкции по строительству гигантской плавучей тюрьмы. Стройка привлекает внимание злобного Тубал-Каина (Рэй Уинстон). Этот хищный убийца является царем каинитов. Согласно некоторым традиционным верованиям, эта второстепенная библейская фигура была единокровным братом Ноя. Еще одна семейная драма, повышающая психологический накал страстей. А может, просто мелочь, которую Аронофски и Хэндел не решились использовать, поскольку это было бы уж совсем как в «Звездных войнах».
Чтобы защитить себя и получить рабочую силу для сооружения ковчега, Ной обращается за помощью к вспыльчивым падшим ангелам-хранителям. Эти шестирукие каменные создания пятиметровой высоты, предводителя которых озвучивает Ник Нолти, стали самыми вдохновенными цифровыми творениями Аронофски, как будто вышедшими из «Невероятного Халка» и из «Трансформеров». Их апокрифической основой является один из самых древних источников эзотерического учения «книга Еноха», известная исследователям еврейского мистицизма, но являющаяся канонической только для эфиопских евреев-фалаша и для эфиопской монофизитской церкви.
По сравнению с извивающимися в цифровом рок-н-ролле падшими ангелами бредущие к ковчегу компьютерные животные не очень впечатляют, хотя напряжение возрастает, когда они оказываются на борту, и начинается ливень. Ноема начинает говорить о том, что мальчикам понадобятся жены, раз уж им выпало заново заселять землю, однако Ной проявляет странное безразличие к ее доводам. И даже когда Тубал-Каин начинает решительное наступление на ковчег, Ной отказывается спасать даму типа Лары Крофт, которую его сын Хам подобрал как будто в братской могиле. Такой неожиданный и явно патологический акт низости быстро отходит на второй план, когда мы глазами Бога охватываем взглядом разбушевавшуюся планету. Гейзеры поднимают ковчег вверх, а Ной с семьей прячется в своем темном и вонючем убежище, прислушиваясь к воплям гибнущих людей, которые в отчаянии хватаются за скалы. (Подобно астронавтам в межпланетном путешествии, животные переведены в бессознательное состояние.) Неожиданно Аронофски улучает момент и возвращает нас к первым главам Книги Бытия, показывая сотворение мира и Эдемский сад. Это намного занимательнее в своей мрачности и трагичности, нежели обращение к Книге Бытия, открывшей «Фонтан», не говоря уже о космических доисторических вставках в «Древе жизни» режиссера Терренса Малика.
Человечество тонет, и перед нашими глазами мелькает история Земли. «Ной» становится все безумнее, и Ной тоже. Появляются талмудистские комментарии о том, что ковчег это место вынужденного воздержания. Ной запретил любую сексуальную активность, посчитав ее неподобающей эпохальному моменту разрушения мира. (Кое-кто говорит, будто нарушение Хамом данного запрета привело к наказанию, которое состояло в том, что его потомки стали чернокожими.) У Ноя Аронофски есть еще более фанатичная побудительная причина. Зациклившись на идее о том, что когда животные будут спасены, «человечество должно закончиться», он хочет раз и навсегда положить конец воспроизведению потомства — и поэтому впадает в неистовство, узнав о неожиданной беременности.
Здесь у нас есть ключевое теологическое новшество по поводу Ноя. Некоторым христианским фундаменталистам Ной представляется предшественником Иисуса Христа в роли Спасителя — умирающим и воскресшим. (В этом смысле потоп можно считать некоей экстремальной формой крещения, когда весь мир тонет и гибнет.) Следует отметить, что ноахиды, что означает «потомки Ноя», это, согласно Торе, неевреи. Но «Ной» Аронофски это нечто иное. Он очень голливудский, обладающий той суровостью, которую Джон Уэйн демонстрирует в «Искателях» по отношению к своей опозоренной команчами племяннице. А еще у него явно прослеживается некая мания, как у Джеймса Мейсона, лечившегося кортизоном в фильме «Больше чем жизнь»: «Бог пощадил Исаака, но БОГ БЫЛ НЕПРАВ!» Но он также пугающе ветхозаветный. Ной это олицетворение Авраама — в том, что даже терзаемый комплексом вины, он готов убить невинного ребенка, дабы продемонстрировать свою верность Богу. Невероятно упрямый, подталкиваемый в своем неврозе половым соперничеством, этот Ной похож не на Спасителя, а на очень человечного карающего патриарха.
Уместно будет отметить, что у истории о Ное и ковчеге априори счастливый конец — к облегчению, я уверен, нервничающих продюсеров Аронофски. Но там есть намек на то, что Ной из «Ноя», подобно Моисею, может вести в землю обетованную, но ему не будет дозволено туда войти. Обращаясь к послепотопной жизни Ноя, которую ему приписывают в Книге Бытия, Аронофски бегло показывает его, лежащего в одиночестве в пьяном ступоре на берегу нового исландского рая.
Элемент счастливого примирения здесь присутствует, и этого нельзя отрицать. Но может быть, именно так Аронофски и хотел попрощаться с Ноем — его миссия выполнена, и этот трагический пьяный герой лежит обессиленный на берегу.
