Чешский режиссер, породнившийся душой с Сибирью

Большинство героев документальных фильмов Зденека Бричковского - жители или представители малочисленных народов Сибири. Чешский режиссер снимал и в Монголии, и в Ирландии, однако именно север России приковал его внимание более чем на 15 лет. Почему?

Зденек Бричковский: Koгда я еще учился на режиссерском факультете AMU, я думал, что моя земля обетованная - это Ирландия. Я слушал ирландскую музыку, интересовался всем ирландским - фольклором, природой, староирландским языком. Ирландии я посвятил и свой первый документальный фильм «Странствие Патрика по Ирландии» о приходе христианства в эти земли. Я собирался углублять там как человеческие, так и документалистские контакты, однако произошло нечто, что меня самого поразило - я ведь никогда не мечтал поехать в Россию и совсем уж не предполагал, что эта страна меня на 17 лет очарует, и я буду туда постоянно возвращаться.


Так говорит режиссер (в некоторых случаях приводится полный вариант его фамилии Новотны-Бричковский) кинолент «Легенда о птичьем яйце», «Феномен/Душевный комфорт Юрия Петровича», «В ожидании лосиной упряжки», «Радуга» и ряда других.

Случайность или зов будущего? Давний друг Зденека Бричковского, ставший архивариусом Праги и страстно интересующийся историей Первой мировой войны и событиями, связанными с чешскими легионерами, собрался в Сибирь в командировку. Он нашел место на Байкале, где, по его предположению, было засыпано кладбище чешских легионеров, и предложил Зденеку сопровождать его.

Зденек Бричковский: Он позвал меня не как документалиста, а для того, чтобы я помог ему откапывать надгробия на этом кладбище, и я после недолгих колебаний отправился вместе с ним. Мы пробыли там месяц, работали на кладбище и купались в Байкале, и, что очень важно для меня, познакомились с простыми людьми на побережье Байкала. Позже мы попали и на полуостров Святой Нос, где встретились со старообрядцами - так я сейчас думаю, хотя и не уверен в этом. Это были чистые самородки, честные и привязанные к земле люди, совершенно другой тип человека, какого я не знал до тех пор. Я испытал с ними нечто, что трудно передать словами, это было очень сильное и глубокое духовное переживание. Этот опыт потом заставил меня к ним возвращаться.

Radio Praha: В начале съемок некоторые коренные жители русского Севера не сразу подпустили вас к своему дому. Каким образом вы преодолевали их опасения?

- Путешествия в Россию научили меня и все еще учат тому, что документалист должен быть открытым человеком. Мы видели, когда были у Баренцева моря или в менее доступных местах Сибири, насколько чувствительны местные люди, живущие в тесной близости к природе, к проявлениям искренности или неискренности. Когда мы приехали на остров Скитский, где снимали фильм «Они, мы и Скитский», его жители поначалу поворачивались к нам спиной, давая понять, что нам нечего там делать. У меня был провожатый Алексей. Позже, когда с некоторыми из них мы познакомились ближе и начали рассказывать им о своей жизни и, главное, о том, зачем Чехии нужна картина о старообрядцах на Печоре, я предложил им, чтобы сами старообрядцы нашли причину, ради которой нам здесь необходимо заняться съемками.


И печорские старообрядцы нашли для этих съемок основания, говорит Зденек Бричковский, беседу с которым мы продолжим на следующей неделе.

Зденек Бричковский привозит из России рассказы о духовном

Сегодня мы продолжим рассказ о путешествиях чешского документалиста Зденека Бричковского в самые отдаленные места России. Здесь он снял в течение 15 лет целый ряд картин, включая сибирскую трилогию, завершившуюся «радужным» аккордом. Заключительная часть трилогии так и называется - «Радуга».

Зденек Бричковский: Я попробовал запечатлеть в своих фильмах то нечто трудноуловимое, что я чувствовал в этих жителях на берегу Байкала. А вторая причина, которая привела к тому, что я постоянно возвращался в эти российские места, - это то, что я повстречал в своем «легионерском» путешествии, когда мы работали на кладбище, где захоронены чешские легионеры, Алексея Сморчкова, который стал моим провожатым на десять лет.

В течение целых десяти лет мы вместе с ним ездили по разным укромным уголкам России и попадали во всевозможные истории. Когда я сегодня рассказываю об этом своим маленьким детям, они мне не верят. Я могу сказать, что нам довелось испытать на себе любовь и глубину русской души – я говорю сейчас о простых русских людях, живущих в небольших деревнях. Зачастую у них почти ничего не было, но они делились с нами даже тем немногим, что имели.


Зденек Бричковский и Алексей Сморчков вместе побывали во многих местах на Печоре и Волге, причем заранее они не планировали своих путешествий.

Зденек Бричковский: Мы знали, что, если не ехать туда с заведомо плохими намерениями, например, высмеять русский народ или выискать экономические недостатки, жители этих мест почувствуют, что вы пришли к ним с хорошим чувством, чтобы встретиться там с чем-то добрым, и они захотят вам это доброе показать.

Radio Praha: Вы встречались там не только с русскими, но и с ненцами, ижемцами, которые занимаются кочевым оленеводством…

- А также с вычегодцами, старообрядцами, что стало для меня темой на 15 лет.

- Вы рассказывали о том, что предложили староверам, которые поначалу не шли на контакт с вами, самим найти причины, ради которых стоило бы задокументировать их жизнь. Сколько времени им на это понадобилось?

- Да, они наконец-то нашли оправдание съемкам – на это потребовалось нескольких дней. Это оправдание заключается в том, что останется свидетельство некоторых старинных обрядов, праздников и песен, и на пленке будут запечатлены образы старых людей, которым уже, может быть, осталось недолго жить. Мы договорились с ними, что я потом отправлю им не только смонтированный фильм о них, но и весь отснятый там материал, чтобы они могли с ним обращаться так, как им будет угодно. То есть, эти жители поняли, что мы не хотим злоупотреблять их доверием, не хотим их представить как каких-то отсталых от жизни людей, так как я действительно не думаю, что люди, живущие в очень простых условиях, отстали от жизни.

- А российские документалисты также проявляли ранее интерес к жизни героев ваших картин?

- Не знаю точно. Мне говорили, что какие-то русские документалисты туда приезжали, но, возможно, у местных жителей сложился с ними не очень положительный опыт. В конце концов, я знаю это и по собственному опыту. Случалось и так, что я предполагал, что из отснятого материала получится стоящая картина, которая станет событием, однако потом в процессе монтажа оказывалось, что материала не так уж много, и те, кто принимал участие в съемках, могли бы быть несколько разочарованы, так как ожидали большего. Мне не подобает оценивать работу приезжавших туда русских режиссеров, но вначале я чувствовал со стороны тех, кого собирался снимать, нежелание. И не только со стороны староверов. И среди чехов есть люди, которые стремятся избежать съемок.
 
– Как реагировали староверы, когда увидели смонтированный фильм, снятый про них?

– Это, признаюсь, непростой для меня вопрос. По характеру своей работы я не являюсь документалистом-этнографом, чьей первоочередной целью является точно запечатлеть фольклор, традиции. Это не мой путь. Куда бы я ни попал, куда бы меня ни привела судьба, я стремлюсь запечатлеть первую встречу, например, с тем или иным краем или с его жителями. Под первым могут подразумеваться встречи в течение двух-трех недель или месяца. Первые впечатления от этой культуры или ее представителей для меня очень важны, и я стремлюсь задокументировать это внутреннее впечатление. А в таком случае существует определенная опасность, что, скажу откровенно, как раз и произошло со съемками староверов.
 
В своем документальном фильме о них я представил обе реакции. Ту, когда они нас не приняли, отвернулись от нас, и свое ощущение барьера между нами, что было совсем чуждым для меня – мы даже думали с Алексеем уехать с острова Скитского, так и последующую реакцию, когда они нам открылись, и мы стали участниками их праздника и внутренней жизни этой деревни, а их жители начали рассказывать нам свои истории, и мы подружились с ними. У меня возникло ощущение, что некоторым людям оттуда было не очень приятно, что в фильме остались обе эти сюжетные линии. Они думали, что это, скорее, будет фильм в фольклорном духе, охватывающий ту часть, когда мы вместе пережили что-то хорошее. В целом же у меня сложилось впечатление, что, когда герои моих картин видят итог этой работы, они реагируют на это хорошо.


На последнем фестивале документальных фильмов «Один мир» в Праге была представлена заключительная часть сибирской трилогии Зденека Бричковского «Радуга». Многие чешские зрители, признается режиссер, спрашивают его, чем продиктована поэтизация сибирской действительности, к которой документалист прибегал и в первых главах цикла, в кинолентах «В краю тишины» и «Феномен»:

- Зрители, задающие подобные вопросы, подчеркивают, что знают, какой жесткой может оказаться жизнь в плохих экономических и социальных условиях в Сибири с ее бескомпромиссной природой, и поражаются, что я привожу оттуда такие поэтические киноленты. И я могу представить, что, если бы я снимал фильмы на социальную тематику, то в такой обстановке родились бы очень суровые картины. Потому что условия для здравоохранения, образования, социального или финансового обеспечения населения, то есть всего, к чему привык так называемый цивилизованный мир, в таких отдаленных местах, как Забайкалье, север европейской части России, отсутствуют. Однако я снимаю не социальные фильмы, а истории о духовном пути этих людей.

Зденек Бричковский ищет в своих картинах ответ на вопрос: в чем заключается тот импульс, который вселяет надежду в этих людей, живущих в крайне трудных условиях, далеко от цивилизации:

- С какими мыслями они просыпаются по утрам? Ради чего воспитывают своих детей? Ведь человек не может в состоянии безнадежности растить своих потомков, и меня интересует тот зримый свет, навстречу которому или за которым они идут. А если эту тему удается раскрыть, что, полагаю, удалось в фильме «В краю тишины», эти люди вдруг начинают говорить о своей вере. И это вовсе не обязательно православная вера, это может быть и древняя славянская вера, как в случае Николая из фильма «В краю тишины». И эта поэтичность и лиризм проникают во все клетки картины.