После окончания Второй мировой войны США неохотно взяли на себя роль мировой сверхдержавы. К концу холодной войны американцы уже так привыкли к власти, что любой другой статус, кроме статуса сверхдержавы, казался им просто немыслимым. И сохранение этого статуса превратилось из зла по необходимости в непосредственную цель. Однако сейчас то, что в недавнем прошлом казалось немыслимым, вновь стало темой для обсуждения. Впервые за последние несколько десятилетий американцы вернулись к вопросу о том, хотят ли и могут ли США сохранить за собой статус мировой сверхдержавы.
В некотором смысле США никогда не были готовы к тому, чтобы руководить системой международной безопасности. Географическая изоляция способствовала формированию такой американской стратегической культуры, которая в гораздо большей степени подходит для эпизодического участия в масштабных конфликтах, чем для постоянного поддержания мирового порядка. В отличие от других наций, за плечами которых остались столетия национальных сражений не на жизнь, а на смерть, американцы воспринимали силу и дипломатию в качестве альтернатив, которые нужно использовать попеременно, а вовсе не в качестве непосредственных составляющих континуума власти. Метод, при помощи которого американцы борются с угрозами безопасности, заключается в том, что сначала они предпринимают попытки решить проблему дипломатическими путями или оказать политическое давление. За редкими исключениями — такими как, к примеру, Генри Киссинджер, предпочитавший европейскую модель управления — американские политики считали военную силу единственным вариантом действий в тех случаях, когда дипломатия не помогала. Поскольку американцы считали дипломатию и силу альтернативами друг другу, а не неразрывно связанными линиями поведения, они никогда не прибегали к помощи вооруженных сил с целью донести «политическое послание» и стремились добиться безоговорочной, предпочтительно решительной победы в тех случаях, когда применяли силу. Тем национальным лидерам, которые соглашались на нечто меньшее, чем решительная победа, впоследствии приходилось платить высокую политическую цену за свой промах — иногда это даже приводило к поражению всей политической партии, к которой они принадлежали.
Хотя в течение длительного периода времени оно считалось неформальным компонентом американской стратегии, это разделение дипломатии и силы было закреплено в документе, получившем название Доктрины Пауэлла или Доктрины Уайнбергера. Хотя администрация Обамы не делала официальных заявлений относительно своей приверженности доктрине Каспара Уайнбергера (Caspar Weinberger) или Колина Пауэлла, которые, к слову, были республиканцами, политика Барака Обамы на мировой арене во многом является отражением этой доктрины.
Кроме того, сама структура американской политической системы мешает Америке играть роль мировой сверхдержавы и управлять постоянно меняющимся балансом сил в различных регионах. В рамках американской политической системы власть разделена. Любое действие требует длительного и сложного процесса выстраивания консенсуса между различными влиятельными политическими фигурами. Эта система отлично работала в 19 веке, когда кризисы и угрозы развивались постепенно и медленно. Однако в условиях современного мира, где полное уничтожение государства — это вопрос нескольких минут, такая система оказалась совершенно неэффективной. Наконец американская стратегическая культура отражает тот факт, что собственно существованию США угрожают весьма ограниченное число негативных факторов. В некотором смысле все войны, в которых Америка принимала участие, представляют собой «войны по выбору». Таким образом, у нее всегда есть возможность не вмешиваться в решение проблем и конфликтов.
В период холодной войны США находили способы обойти эти препятствия. Хотя внешняя политика и политика безопасности неизменно становились поводом для споров между двумя партиями, и республиканцы, и демократы всегда соглашались друг с другом в вопросе о поддержании ведущей роли США в мире, и потому им всегда удавалось прийти к консенсусу. Более того, масштабы американского влияния означали, что Вашингтону вовсе не обязательно иметь рациональную стратегию. Главное, чтобы его действия были эффективными. Зачастую политики просто выделяли крупную сумму денег и откладывали использование военной силы до того момента, когда она могла принести наилучшие результаты с наименьшими затратами.
Подобные обходные приемы позволяли США оставаться мировой сверхдержавой, несмотря на то, что они совершенно не подходили для этой роли. Однако сегодня эти приемы уже не работают. Идея о том, что политика должна «останавливаться у кромки воды» — то есть должны существовать некие рамки или ограничения в том, как внешняя политика и политика безопасности используется в качестве инструмента борьбы между двумя партиями — кажется настолько же устаревшей, как и костюмы героев телесериала «Безумцы». Лишь немногие члены Конгресса обладают глубокими знаниями в вопросах внешней политики и политики национальной безопасности, что является отражением отсутствия интереса к этим аспектам у американской общественности. В широком смысле степень общественной поддержки сильной обороны и международного активизма стремительно снижается. Когда в других странах возникают проблемы, американцы предпочитают ограничиваться лишь символическими мерами, не демонстрируя при этом серьезной решимости с ними разобраться. Главная задача, очевидно, заключается в том, чтобы убрать этот вопрос с первых полос и избежать непосредственного участия в конфликте. Кроме того, растущий национальный долг требует того, чтобы стратегия США была эффективной и рациональной одновременно.
Теперь оппоненты пытаются извлечь выгоду из ослабевающей воли и уверенности Америки. Несвязанные необходимостью искать национальный консенсус и использовать все дипломатические инструменты, прежде чем применять военную силу под самыми различными предлогами, враги Америки пытаются поставить нас в тупик. К примеру, президент России Владимир Путин, осознавая, какими могут оказаться экономические и политические последствия открытого вторжения на Украину, очевидно, решил ограничиться разжиганием в этой стране беспорядков, которые помешают Евросоюзу и НАТО принять ее в свои члены. И он может продолжать действовать в таком ключе бесконечно. Тем не менее, США отстают от него ровно на один шаг, разрабатывая экономические санкции и реагируя на предыдущие маневры Путина вместо того, чтобы просчитать его следующий шаг.
Тем не менее, слухи о закате Америки, возможно, являются несколько преждевременными. Поскольку США до сих пор обладают достаточной экономической и военной силой, чтобы быть мировой сверхдержавой, некоторые аналитики по вопросам внешней политики и национальной безопасности считают, что Америку ожидает еще несколько десятилетий господства в мире. Однако они упускают главное: вопрос заключается не в том, обладают ли США необходимым запасом ресурсов для того, чтобы быть сверхдержавой, а в том, есть у них для этого уверенность и желание.
Президентские выборы 2016 года станут ключевым сигналом. Вопросы внешней политики и политики безопасности будут играть довольно ограниченную роль в этой кампании. И в этом нет ничего необычного, особенно учитывая то, что между двумя партиями существует некий консенсус относительно роли Америки в мире. Однако если один или оба кандидата будут открыто выступать за отсоединение США от остального мира — если лозунг Джорджа МакГоверна (George McGovern) «Вернись домой, Америка» 1972 года снова вернется в мейнстрим политического дискурса — это докажет, что США больше не хотят быть сверхдержавой и что сейчас происходит формирование совершенно иной системы международной безопасности. Так и произойдет, если кандидат от Республиканской партии выступит за уменьшение роли Америки в мире. В этом случае станет очевидным то, что утрата желания и уверенности — это не просто «эффект Обамы», а возвращение к американской исторической норме, предполагающей выборочное, эпизодическое участие в системе поддержки глобальной безопасности.
