Аннексия Крыма и крупномасштабная дестабилизация Восточной Украины, которую Кремль организует, финансирует и снабжает оружием и людьми, стали открытыми и беспрецедентными нарушениями нормативной системы отношений европейских государств после окончания Второй мировой войны (заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, устав Организации объединенных наций, будапештский меморандум). Другими словами, они перевернули с ног на голову утвердившийся европейский порядок.
Чтобы полностью понять происходящее и разобраться со всеми возможными последствиями, необходимо проанализировать суть установившегося в Москве режима. От этого зависит наша способность найти подходящий ответ на острейший украинский вопрос. И не только она: на кону стоит будущее единство Европейского Союза и даже сам смысл его существования, а также перспектива того, что российские граждане смогут когда-нибудь построить общество с опорой на правовое государство и демократию. То есть, масштабы просто огромны.
Начинается наша история с России, а не Украины. Эта история продвигается вперед неразрывно с ярким всплеском в 1999 году, который ознаменовал приход к власти Владимира Путина, а также, по всей видимости, окончание демократических подвижек в СССР и России. На первое место вышли сторонники сильного государства, которые, по сути, всегда играли одну из ведущих ролей: именно они подорвали все усилия Горбачева, умело сыграв на разочаровании и ностальгии части коммунистического аппарата, а также сильных и слабых сторонах Бориса Ельцина. Оставалось лишь донести эту мысль до нескольких олигархов, которые еще питали иллюзии того, что держат в руках реальную власть. Это относится к «создателю королей» Борису Березовскому и таким как Михаил Ходорковский, который думал, что может совершенно независимо управлять своей экономической империей и даже безнаказанно участвовать в политической жизни страны.
Природа новой российской системы
Хотя общие очертания стали заметны еще в начале второй войны в Чечне в 1999 году, во время первой президентской кампании Владимира Путина, идеологии преемника Бориса Ельцина понадобилось некоторое время, чтобы пустить корни. В 2005 году все было на порядок яснее. Тогда президент Российской Федерации заявил в Берлине о том, что распад Советского Союза стал главной геополитической катастрофой ХХ века. Причем речь идет о двойной катастрофе, так как она подразумевала крушение не только империи, но и системы власти.
Приоритетной задачей для президента России, по всей видимости, стало формирование новой властной системы путем постепенной разборки демократических построений, которые появились в конце 1980-х - начале 1990-х годов, параллельно с созданием вертикали власти. К концу его второго мандата этот процесс преобразования практически подошел к концу. В любом случае, достигнутого оказалось достаточно для того, чтобы Владимир Путин «уступил место» Дмитрию Медведеву. А демократия в стране в тот момент со многих точек зрения уже стала потемкинской демократией.
Любое чередование власти стало совершенно невозможным. Парламент превратился в подобие регистрационной палаты для проводимых сверху решений. Ограничивающих свободу законов становилось все больше. Судебная система работала по указке (по крайней мере, в том, что касается значимых для властей дел). Олигархи смирились с тем, что предоставленная им широкая автономия означает подчиненность и верность системе. Большая часть СМИ (и в первую очередь телевидение) превратилась в инструмент Кремля. Вся реальная власть была сосредоточена в знаменитой «вертикали», где силовым структурам отводится ведущая роль, подобная той, что играла компартия в советской системе. Возможности силовых структур были кардинально расширены. Так, с 2009 по 2013 год выделяемые силам правопорядка ресурсы были увеличены на 50%, а финансирование армии возросло на 80%.
Если рассматривать ситуацию с позиций Марселя Гоше (Marcel Gauchet), который проводит черту между «тоталитарной властью» и «тоталитарным режимом», можно сказать, что в 2012 году, в начале третьего президентского срока Владимира Путина, российская власть стала тоталитарной. Она контролирует и зажимает все общество. Об этом в частности говорит то, как она смогла рассеять (с помощью грамотно составленной смеси даров и точечных репрессий) набравшее обороты после президентских выборов массовое протестное движение. Но хотя власть и держит под контролем общество, ей до сих пор не удается проникнуть в него. Российские граждане не в силах повлиять на политические структуры, но их поддержка носит по большей части прагматический характер. Они отмечают заслуги новой власти в восстановлении порядка и обеспечении определенного экономического благополучия.
При этом они практически полностью игнорируют идеологию системы. Начавшаяся в ноябре украинская демократическая революция «евромайдан» дала власти возможность гораздо глубже проникнуть в российское общество. Изначально воспринятое в Кремле как провал свержение режима Януковича, который практически выполнил порученную ему Москвой задачу (разрушение изнутри украинской государственной системы), с аннексией Крыма превратилось в масштабную идеологическую операцию по мобилизации населения.
Становление идеологии
Все это, разумеется, не означает, что идущие в Москве изменения означают скачок от тоталитарной власти к тоталитарному режиму, как это было в 1930-х годах при Сталине и в 1960-х годах при Мао. Для этого требуется замена мирской религии большевистской системы. Таким образом, совершенно естественно, что опыт различных тоталитарных систем, история России и Советского Союза, а также теории новых идеологов российского величия, становятся для новой власти опорой в поиске новых идеологических основ.
Получается, что хотя нынешняя система власти много заимствует у большевизма (он стал отправным пунктом «тоталитарного момента»), ее идеологическая модель напоминает скорее методы Сталина после разрыва пакта Молотова-Риббентропа. Тогда во многом обесценившаяся и плохо применимая коммунистическая идеология отошла в тень под натиском советского патриотизма, в котором смешались имперская ностальгия, вера в исключительность русской цивилизации, неприятие упадничества Запада, «антифашистская» борьба, экспансионизм и милитаризм. «Национал-большевизм» — так охарактеризовал Снайдер этот коктейль.
