Основная отрасль европейской науки — философия, потому что к вопросам рождения и гибели этого мира европейцы всегда подходили скептически.
Сегодня же Запад невольно вычеркнул из своей литературы такие вопросы, как происхождение мира и конец света, поскольку они были признаны неразрешимыми проблемами философии. Для нас же основная отрасль науки — юриспруденция: право — это все для исламского общества. К сожалению, первая революция у нас началась только с Танзимата (модернизационные реформы в Османской империи и период их проведения с 1839 года до принятия первой османской конституции в 1876 году — прим.пер.), с правовой сферы. Однако в законе той или иной нации неизбежно влияние языка, обычаев, традиций этой нации. Если пренебречь этим фактом, нация начнет остерегаться революционеров.
Тот факт, что за последние сто лет мы отстали от Европы, не вызывает сомнений. Однако это тоже научный вопрос, который ждет ответа наряду с такими вопросами, как «где находимся мы» или «как мы можем догнать Европу». У Махмуда II, разумеется, не было богатого багажа знаний в области социологии или социальной психологии. Курс на реформы был взят теми, кто бывал в Европе и был ослеплен великолепием ее просвещенного лика. Так и возник Танзимат. Можно ли понять то обстоятельство, что мы начали преодолевать отсталость нашей нации именно с законов?
После Второй конституционной эры авторитет государственной власти пошатнулся, стали возникать новые идейные течения. Абдулла Джевдет, Джелал Нури, Кылычзаде Хаккы, Зия Гекальп — основные идеологи данного периода. Конечно, говоря о революции, на передний план они выводили правовые революции. Разрыв между усвоившей революционное мышление интеллигенцией и нацией стал расти. Фактически возникло два класса: один из них — дипломированная интеллигенция, другой — главные силы нации. Первая группа ничего не производит и только твердит о ценностях нации. В то же время, глядя на нашу новейшую историю, мы можем видеть: те обладатели дипломов, что впитали ценности нации (пусть таких специалистов и немного), принесли немало пользы своей стране. Эта ситуация освежает в памяти пример Японии.
В 1867 году японцы совершили революцию. Им не понадобилось 30 лет, чтобы спастись от феодальной структуры и выйти на уровень конкуренции с западными странами и Америкой. В мире, где расстояния стали быстро сокращаться, Япония привлекла внимание могущественных держав: в то время крупные игроки по разным надуманным причинам стремились держать небольшие государства под контролем. В 1904-1905 годах в серьезную схватку вступили Япония и Россия. Японцы собирали сведения о вооруженных силах России, они атаковали из обширного региона, простирающегося от Камчатки до их южного побережья. Русский генштаб не был подготовлен к такому натиску и рассредоточил свои дивизии на бескрайних степных просторах. Удар, который в этой войне нанесли японцы, воспитанные на ценностях национального единства, стал полной неожиданностью для русских.
На этот счет Изледдин Шадан вспоминал очень любопытный факт. Его дед, Лебиб-эфенди, служил у султана Абдул-Хамида II башкатипом (первый секретарь — прим.пер.). Однажды ночью 1904 года, совершив утренний намаз, они вместе вышли на крышу дворца Йылдыз, откуда открывался вид на Босфор. В подзорную трубу они стали наблюдать за российскими кораблями, которые должны были пройти через пролив. Как только показался российский флот, султан повернулся к Лебибу-эфенди и произнес: «Хорошо посмотрите на эти корабли, они больше не вернутся». И, в самом деле, Тихий океан стал кладбищем для прошедшего через Босфор российского флота. Изледдин Шадан прокомментировал это событие так: «Или Абдул-Хамид II был из числа авлия (люди, которые проводят все дни в постоянных молитвах и поминании Аллаха — прим.пер.), или же он знал, что японская техника ведения войны намного превосходит российскую».
Вторая мировая война стала катастрофой для Японии, но, несмотря на это, японцы продолжили свой подъем, а мы до сих пор отчаянно бьемся в истерике. Прежде всего, мы плохо знаем консервативную Европу. Кроме того, наши революционеры не имели возможности изучать действия Японии, которые она предпринимала на пути к инновациям, потому что в нашей литературе нет ни одного серьезного источника об этой стране. В противном случае мы смогли бы увидеть, как ей удается двигаться вперед, не теряя своего национального единства и нравственного характера.
Японская революция не пожертвовала ни одной из своих национальных традиций, опирающихся на прочный фундамент. Конечно, японская нация приняла эти революции, но она, например, в точности сохранила свою коллекцию под названием «японский алфавит». Она не пошла на разрушение своей национальной культуры и гордости. И что же? Этот алфавит не помешал Японии быстро войти в число процветающих наций мира.