Иммигрант, который приезжает в новую страну в слишком зрелом возрасте, чтобы адаптироваться к жизни в ней, но при этом слишком рано, чтобы выживать за счет ностальгии по своей родине, должен создать третью, воображаемую страну, в которой он будет жить. Когда моей бабушке поставили диагноз «болезнь Альцгеймера», мне хотелось видеть в этом некое отражение ее поздней иммиграции из СССР в США: она покинула одну цивилизацию, так и не сумев обрести другую. (Тогда я был подростком.) Одна из ее дочерей порвала все связи с прошлым и возродилась в качестве настоящей американки. Другая продолжала снова и снова возвращаться в Россию, снимая документальные фильмы, раскапывая могилы, изучая историю ГУЛАГов и, таким образом, превращаясь в саму «память». Но у моей бабушки уже не было ни прошлого, ни будущего. Со временем, когда ее болезнь прогрессировала, она нередко ходила с пустым взглядом по променаду Брайтон-Бич, русского гетто, где Бруклин граничит с океаном и где находится последняя станция ветки метро, ведущей с Манхеттена. По вечерам променад заполнялся русскими иммигрантами с безвкусными прическами и в украшенных мехом нарядах, и в сумерках порой вы даже могли забыть, что находитесь в Америке.
Когда я недавно приезжал на Брайтон-Бич, мне рассказали историю некого Льва, безработного электрика, который влюбился в обеспеченную белую американку. Шел 1982 год. Льву было далеко за 40, он прожил в США уже четыре года, но все еще не говорил по-английски. Он редко выезжал за пределы Брайтон-Бич, но однажды он проделал длинный путь до Нью-Джерси, чтобы навестить друзей своих друзей. По дороге обратно, в поезде рядом с ним села блондинка. С самого начала он обратил внимание на ее прическу: сзади все было очень коротко выстрижено, а сверху красовалась копна стоящих торчком волос в духе Сьюзи Сью (Siouxsie Sioux). Он не мог оторвать от нее взгляд.
В руках у Льва был номер Syntaksis, иммигрантского интеллектуального журнала, издаваемого в Париже. Обычно он его не читал, но в этот день он взял его, чтобы было нескучно в поезде. Женщина увидела журнал и обратилась к Льву на хорошем русском языке. Она рассказала, что пишет докторскую диссертацию о современной поэзии советских диссидентов в Колумбийском университете. Ее звали вроде как Эшли Вандер.
Лев сказал ей, что он диссидент и приехал в США недавно. Это было ложью: он выехал по еврейской квоте, и у него не было каких-либо серьезных политических убеждений. Позже он говорил друзьям, что в нем сработал механизм самозащиты: иммигрант везде подсознательно ищет ловушки. Но в глубине души он также понимал, что статус советского диссидента придает иммигранту определенный лоск. Он также забыл упомянуть, что женат на Розе, которая работала в парикмахерской на углу Брайтон-Бич Авеню и 8 улицы. И которая родила ему детей.
Эшли и Лев встретились несколько раз в Сити. Он рассказывал ей истории о том, как его арестовывали сотрудники КГБ (которые когда-то ему рассказывали настоящие диссиденты), а Эшли позволила ему прикоснуться к себе в Центральном парке. Ему очень нравилось скользить рукой по ее затылку, где волосы были коротко стрижены. Тогда он впервые по-настоящему почувствовал, что приехал в Америку. Он влюбился.
После нескольких свиданий Эшли сказала, что хочет приехать на Брайтон-Бич. Он не мог избегать этой темы вечно и в конце концов ему пришлось согласиться.
Когда она приехала, он очень нервничал. Он почувствовал, что больше не может лгать. Он хотел, чтобы она любила его таким, какой он есть. Как только Эшли спустилась по лестнице, ведущей со станции метро, поезда которого с грохотом мчались над Брайтон-Бич Авеню, все сразу стало понятно: ей стало ясно, кто он на самом деле и что он женат. Каждый раз, когда над их головами проносился поезд, он заглушал его слова, и ему приходилось начинать все сначала.
Эшли попросила его показать ей, где он живет. Он привел ее в маленькую квартиру, где он жил с Розой. Как только Эшли вошла, она поняла, что больше никогда не захочет увидеть Льва снова: вырезанные из упаковок шоколадных конфет и развешенные на стене сентиментальные картинки, поношенные и до сих пор теплые после чужих ног тапочки из искусственной кожи, которые обязаны обувать все гости.
После ухода Эшли Лев пытался оставлять ей сообщения в Колумбийском университете, но она так на них и не ответила. Несколько раз он даже ждал ее у дверей университета, но потом терял мужество, садился на метро и ехал домой.
Роза видела, что он грустит, и спрашивала, что случилось. Может ли она помочь? Однажды он сказал ей что-то невнятное про необходимость вдохнуть новую жизнь в их отношения. И тогда ему пришла в голову идея. Он сказал Розе, что, возможно, их браку поможет, если она несколько изменит свой внешний вид. Он описал ей прическу Эшли в версии Брайтон-Бич. Роза решила попробовать: она обесцветилась и очень коротко остригла волосы на затылке. Женщины, приходившие в парикмахерскую, где работала Роза, заметили ее новую стрижку, и она им понравилась. А можно им тоже сделать такую стрижку? Роза сказала, что эта стрижка — изобретение ее мужа, и с тех пор она получила название «Лев». Она нравилась все большему числу женщин. В 1982 году она стала визитной карточкой Брайтон-Бич.
По вечерам Лев прогуливался по променаду, окруженный женщинами со стрижками Эшли. Идя позади женщины, напоминающей Эшли телосложением и ростом, он представлял себе, что это была сама Эшли — пока она не оборачивалась. Он знал, что ему так и не удалось добраться до настоящей Америки, но он сумел принести частичку Америки на Брайтон-Бич. Америки, добившейся всего своими силами. И это было почти все, о чем он мог мечтать.
