«А если ты этого не сделаешь, то я попрошу Господа пойти на тебя войною, которая свергнет тебя и сделает добычей диких зверей!» И еще: «А если ты этого не сделаешь, твой труп источат черви, а дом твой сравняется с землей».
В середине августа 2014 года немецкий филолог-классик Клаус Бартельс дал в газете «Нойе Цюрхер Цайтунг» замечательное объяснение одного из ключевых слов наших дней.
«А если ты этого не сделаешь, то я попрошу Господа пойти на тебя войною, которая свергнет тебя и сделает добычей диких зверей!» И еще: «А если ты этого не сделаешь, твой труп источат черви, а дом твой сравняется с землей».
Это угрожали не президенту «Третьего Рима» на Москва-реке, — пишет Бартельс, — а императору «Рима Второго» на Босфоре и его жестоким префектам, которые собирались подвергнуть пыткам и казни трех невинных воинов. А грозил санкциями не кто иной, как епископ Николай, окормлявший в четвертом веке епархию в Мирах Ликийских (по-нашему, по-новороссийски, в нашей нынешней турецкой Анталии) и причисленный к лику святых как раз за то, что в безнадежных ситуациях вступался за невиновных.
Родственными, — говорит Бартельс, — слова «санкция» (sanctio) и «святой» (sanctus) делает латинский глагол «санкире» (sancire), который, в зависимости от контекста, означает «освящать», но и «запрещать» нечто как недопустимое под страхом сурового наказания. Поэтому существительное от причастия «освященный», буквально и означает «освящение» или «запрет». Этим словом граждане Рима — первого, того, что на Тибре, — объявляли священным и находящимся под защитой богов заключенный с кем-то союз или закон. У Вергилия Юпитер «освящает» клятвы ударом молнии. Вот почему в римском праве «санкцией» называлась обязательная клаузула, которая придавала закону силу, распространявшуюся даже и на будущее. Ссылаясь на эту формулу закрепления, или освящения, можно было привлекать к ответственности за неуважение к закону и отменять ранее принятые законы, касавшиеся того же предмета. В конечном счете, эта формула закрепления запрещала менять данный закон и в будущем. Правда, уточняет Бартельс, в одном из писем Аттику Цицерон писал, что воспользоваться этой запретительной клаузулой все же никогда не удавалось: " Если какой-то закон отменяют, то вместе с ним отменяют и санкцию, запрещавшую отмену закона «.
Таким образом, санкция — вещь двоякая. Как подтверждающая формула — учреждает некий закон и вводит его в действие. Как запрещающая — грозит покарать за его нарушение. Поэтому, говорит Бартельс, на современном политическом языке «санкциями» называют такие разные вещи: Госдума РФ санкционирует аннексию Крыма, а США и ЕС санкционируют запрет поставок жизненно важных для экономики России штук и штучек.
Очень нужен, говорит Бартельс, новый Санта Клаус, который мог бы сегодня прислать наследнику императора Констанция столь же действенную санкцию, что когда-то святой Николай Мирликийский. Но где ж сегодня такого найти? Ведь санкции Николая Мирликийского увенчались полным успехом. Пришедший на смену кровавому Диоклетиану император Констанций освободил неправосудно брошенных в узилище и приговоренных к казни воинов. Более того, Констанций отправил всех троих в Миры Ликийские и велел отблагодарить епископа, послав тому драгоценностей из императорской казны и попросив епископа впредь не обрушивать на его голову такие угрозы, а молиться за процветание императора и империи!
В далеком Цюрихе правильно разглядели нерв нашей третьеримской проблемы. Император на Москва-реке и его вертикальщики, презирая международное право, признают, однако, сакральный характер власти. Только в отличие от императора Констанция и префектов они не боятся ни Святого Николая Чудотворца, ни даже Богоматери. Помните, как тем, кто у нее просил заступничества, «впаяли двушечку»?
В конфликте вокруг аннексии Крыма и разжигания войны в Восточной Украине Запад понимает свои санкции как практическое действие в ответ на нарушение Россией неких моральных и политических границ.
Россия же понимает свои санкции как выражение священной обиды — обиды на тех, кто не признает вневременной высокой святости ее властей. Хотя бы для собственных подданных. Почему-то в последние годы единицей измерения высоты в Эрэфии стал плинтус. Стало быть, если ваша святость ростом с плинтус, надо этих самых подданных как-то так нагнуть, чтобы они скрылись под плинтусом.
Но для понимания смысла санкций важна даже не относительная высота, а порядок действий: сначала власти РФ санкционируют захват чужой территории. Это было «освящение» первой после окончания Второй мировой войны настоящей взрослой аннексии на европейском континенте. Со стороны ЕС и США следуют санкции «запрещения» — непризнание аннексии Крыма и запрет на торговлю с Россией в самых чувствительных областях современных технологий. В ответ на эти санкции власти РФ запрещают своим гражданам «вкушать нечистые плоды», «носить нечистые одежды» супостата. Скоро запретят, говорят, даже рассекать на дешевых иноходцах, в народе также называемых иномарками.
Эти санкции третьего порядка нужно считать «освящением» не только исторического пищевого суверенитета. Как убедительно показал русский историк и археолог Александр Мусин, верховному правителю Третьего Рима, который принял решение защитить все виды суверенитета — от географического до пищевого, — приходится чувствовать себя и божеством, принимающим жертвоприношение, и жрецом, и жертвенным животным. Граждан к этому готовили заранее, прикрепив «духовными скрепами» к священной отечественной истории.
Почему же внушить гражданам, что те живут в священной, а не в обычной истории, оказалось так просто? Может быть, потому что сакральное легче уживается с невзгодами, потерями и абсурдом? И не на этой ли волне снова прилетело в русскую политическую речь слово «осквернение». Так, молодых людей, предположительно забравшихся на шпиль одной из так называемых сталинских высоток Москвы и раскрасивших ее макушку в цвета флага Украины, обвинили в «осквернении» здания, иначе говоря, в его десакрализации.
В истории России и СССР было несколько волн санкционированного осквернения святынь. Начиная с революций 1905-1917 гг., разграбления и осквернения божьих храмов всех конфессий на просторах Российской империи. А разве первые христиане не оскверняли языческих истуканов? Например, отбивали у них носы и фаллосы, а после них уже враги христианской церкви сшибали кресты с куполов. И делалось все это обязательно с санкции текущих властей, потому что без санкции вряд ли бы кто согласился на такое безобразие.
Великий русский поэт Александр Галич написал в конце 1960-х годов прошлого века песню, в которой сопоставил два события — осквернение и разрушение Храма Христа-Спасителя в 1934 и снос памятника Сталину где-то на восточной окраине созданной им империи ГУЛАГа в 1956.
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.
Басан, басан, басана,
Чёрт гуляет с опером.
Храм — и мне бы — ни хрена.
Опиум как опиум!
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
И внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:
«Был я Вождь вам и Отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!»
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции —
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции...
Понять, что это за «санкции» такие, тогда, в конце 1960-х, я не мог. Должны были наступить наши новые времена, чтобы стала логически прозрачной эта связь «оскверненной» украинским флагом «сталинской высотки» и той новой сакральной скверны, которую предлагают принять гражданам.
Хотите жить в священной истории, связанные «духовными скрепами» со всеми предками сразу? Тогда получайте Сталина в одном флаконе с ХХС и священными Крымскими рубежами.
Или ждите Святого Николая Мирликийского, который грозил санкциями самому императору Констанцию. У знаменитого нидерландского живописца Герарда Давида есть триптих, посвященный деяниям Николая Чудотворца. Желая спасти от проституции трех юных дев, Николай выкупил тех у содержателей и передал в монастырь на послушание. А в другом сюжете триптиха Давида Николай Чудотворец оживляет мальчиков, которых практичные односельчане убили и засолили на случай голода.
Николай Мирликийский был человеком добрым. В России этого заступника детей зовут Дедушкой Морозом. Некоторые верят в него до самой засолки.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Родственными слова «санкция» (sanctio) и «святой» (sanctus) делает латинский глагол «санкире» (sancire), который, в зависимости от контекста, означает «освящать», но и «запрещать» нечто как недопустимое под страхом сурового наказания. Поэтому существительное от причастия «освященный», буквально и означает «освящение» или «запрет».
