Почему так мало женщин-феминисток?

Это называется «парадокс феминизма». Цель феминизма в улучшении жизни всех женщин, однако в США феминистками себя называет лишь треть женщин. Такое несоответствие кажется весьма мрачным, если задуматься о данных опросов общественного мнения, показывающих, что 75% женщин обеспокоены ситуацией в области женских прав.

Почему большинство женщин старательно избегают ярлыка феминизма? Наверное, потому что нам вообще не нравится попадать в какие-то социальные или политические категории. Ведь в Америке гораздо больше тех, кто называет себя независимыми, нежели тех, кто заявляет о своей поддержке той или иной политической партии. А может, потому что отсутствует четкое и ясное определение феминизма. Есть либеральный феминизм, радикальный феминизм, марксистский феминизм, экофеминизм и еще целая куча всяких названий и направлений, каждое из которых исповедует свою идеологию и проявляет разную степень активности. Такая мешанина может отпугивать женщин от феминизма. Еще одна причина — это далеко не самый лестный имидж феминисток, предлагаемый популярными средствами массовой информации, которые часто делают из них экстремисток и отвратительных мужененавистниц.

Группа психологов из шведского университета города Умео тоже ввязалась в эту скандальную свару, предложив весьма неожиданное и неортодоксальное объяснение, и даже подкрепив его некоторыми опытными данными. Эти исследователи выдвинули гипотезу о том, что активистки, о которых пишут газеты и которые формируют отношение к феминизму, «физиологически и психологически в целом более мужеподобны, чем обычные женщины». По сути дела, могут существовать «биологические различия между женщинами в целом и женщинами-активистками, формирующими феминистскую повестку». 

«Мы предлагаем теорию о феминистках как о более мужеподобных женщинах … в качестве частичного объяснения этого парадокса феминизма», — написали шведские психологи в статье, опубликованной во вторник в журнале Frontiers in Psychology.

Упомянутые опытные данные были собраны во время феминистской конференции в Швеции. Исследователи пришли на это мероприятие и предложили конфеты в обмен на участие в опросе. Участницы отвечали на вопросы, призванные оценить степень общественного доминирования. Ученые также фотографировали кисти их рук сканером высокого разрешения, чтобы измерить соотношение длины указательного и безымянного пальцев, поскольку это широко используемый показатель предродового воздействия тестостерона. У мужчин это соотношение меньше (то есть, указательный палец у них короче, чем безымянный), а у женщин больше (оба пальца примерно одинаковы по длине). Участие в исследовании было анонимным, и демографические данные никто не собирал. Исследователи напрямую не спрашивали подопытных, являются ли они феминистками, опасаясь, что это удержит их от участия в опросе.

В исследовании приняли участие 25 женщин, или примерно 35% от общего числа участниц конференции. Ученые обнаружили, что соотношение длины указательного и безымянного пальца у них гораздо больше похоже на мужские показатели, нежели на среднестатистические женские в Швеции. Такая разница означает, что у этих женщин в процессе развития организма уровень тестостерона был выше обычного, в связи с чем они обладают большим количеством мужских черт.

Самый важный недостаток исследования состоит в небольшом объеме выборки. Общие выводы нельзя делать на базе исследования 25 человек, и авторы это признают.

«Объем выборки может показаться нерепрезентативным тем, кто симпатизирует феминизму или относит себя к феминисткам. Поскольку свои данные мы взяли на основе исследования активисток феминизма, мы не можем и не будем переносить их на женщин в целом».