Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Украинский волонтер: Чего обстрелов бояться? Нужно быстрее ехать!

Как довезти помощь туда, куда никто не ездит, кто из зоны АТО вывозит раненых, как справляться со страхом и выбивать «Грады», рассказывает волонтер Татьяна Рычкова.

© East News / AP Photo/Sergei GritsУкраинские военные рядом с деревней Шаканка
Украинские военные рядом с деревней Шаканка
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Стоим мы с майором из 79-й бригады, неподалеку крепкие парни разговаривают о разной чепухе. И у нас с майором возникло желание: скрутить их и отвести в военкомат. У нас много сознательных людей, но много и тех, кто сидит, смотрит развлекательные программы и у них нет войны. Я бы заставила проводить общие курсы военной подготовки и курсы медсестер для женщин, чтобы народ хоть как-то осознал, что у нас-то в стране происходит.

Говорить с Татьяной Рычковой легко. Почти с первых минут разговора чувствуется, что она «свой парень» и на ней отрабатывать свои журналистские ухищрения не надо. Не надеюсь, что она также сразу принимает за «своего парня» меня, но отвечает на все вопросы честно и готова обсуждать любые темы, без всяких «об этом я говорить не хочу».

И это при том, что Татьяну знает чуть ли не половина Украины, в друзьях у нее — советник президента, для нее всегда открыты двери олигарха Коломойского и министра обороны, она — доверенное лицо самого Бориса Филатова (кто ни разу не читал постов в «Фейсбуке» этого заместителя главы Днепропетровской обладминистрации, советую поинтересоваться — не дай Бог попасть под горячую руку... да хотя кому попасть! Благодаря Филатову вся Украина называет Олега Ляшко не иначе, как... Нет, такое в СМИ не пишут — погуглите).

Разговаривать с Татьяной легко, но в то же время и сложно. А все потому, что уже через пару минут разговора она кажется «своим парнем». Ты просто понимаешь, что часть из подготовленных «циничных» (да, а как без них!) вопросиков ты ей просто задавать не хочешь. Нет, она сама, без «наводок», рассказывает о муже Вадиме Рычкове, погибшем полтора месяца назад — 17 августа 2014 года, и много еще о чем очень личном, но... Но ощущения, что спрашивать надо было обо всем, а ты вот дал слабину, не возникает — ей и так хватило, чтобы еще и мне делать ей больно.

Когда договаривались на интервью, Татьяна сразу предупредила: говорить нормально сможет только если будет ехать с передовой в тыл. Ага! Вы пробовали звонить на фронт? Человеку, который ведет машину по разбитым артиллерией дорогам, через места, где вышек сотовой связи практически не осталось, зато есть блокпосты, где время от времени фоном «постреливают» и где надо постоянно следить за «зеленкой» — чтобы вовремя среагировать на тех, кто может оттуда выскочить. Короче, на то, чтобы записать 50 минут чистого разговора, нам потребовалось почти 3 часа...


— Вопрос, без которого не обойтись, хотя он вам, видно, давно уже надоел: как вы стали волонтером и почему?
— Это началось еще до начала АТО (антитеррористической операции на Донбассе) и даже до начала первой волны мобилизации. Мой муж пошел записываться в военкомат добровольцем. И так получилось, что его сразу взяли, и мне пришлось везти ему в часть вещи (начальник связи Вадим Рычков и его 25-я парашютно-десантная бригада сначала базировались на границе с Крымом). Но когда я туда приехала, то поняла, что он там такой «красивый» не один — без вещей, в этих чудовищных армейских «берцах». И приняла решение по мере возможности помогать его батальону, а потом уже это переросло в большее: я поняла, что их таких много, и им всем нужны какие-то вещи, помощь. Так и стала помогать всей бригаде.

— Муж пошел в армию, а на вас осталась пекарня и 11-летний сын — трудно было отодвинуть все это на второй план и заняться тем, чем должно заниматься Минобороны?
— Как-то оно так сложилось, звезды так повернулись, что... Сначала было очень сложно совмещать это с работой, я поняла, что одновременно с работой у меня ничего серьезного для парней сделать не получится, и нужно выбирать: либо помощь, грубо говоря, стране, либо сидеть, как у нас люди сидят, и смотреть развлекательные передачи. Я не такой человек, у меня бы так не получилось, и поэтому я в один момент повесила на пекарню замок и пошла заниматься тем, чем занимаюсь. А родители с сыном помогают.

— Но ведь вы не только необходимое снаряжение добываете, но и довозите его туда, куда другие волонтеры никогда не доезжают...
— Это так! Ну а как еще — они же сидят там, им нужна моя помощь. Я понимаю, что если я им туда не привезу ту же каску или прибор ночного видения, то они останутся слепыми, а с этими нашими касками 40-х годов далеко не уедешь. А мне хочется, чтобы все ребята вернулись домой, в семьи — я уже много знаю семей. Мне звонят и жены, и матери, я детей знаю наших ребят... переживаю за них за всех.

— Война затягивается, а нужды армии растут — сложнее стало собирать деньги на приобретение необходимых вещей?
— Безусловно. Мало того, что ухудшилась экономическая обстановка во всей стране, так еще и объявлен «стоп-огонь», который не выполняется со стороны этих... (Татьяна делает паузу, чувствуется, что она подбирает литературное определение, а мне так и хочется подсказать ей совсем не литературное выражение) товарищей. А люди смотрят развлекательные передачи (уже рождается ощущение, что у Татьяны прочная нелюбовь именно к таким передачам), смотрят телевизор, где им рассказывают о том, что у нас «перемирие» и из-за этого в последнее время приток денег сильно уменьшился. И поэтому я сейчас езжу по генералам, по Генштабу, по встречам — пытаюсь понять, что есть у нас конкретно из техники или чего другого на складах Минобороны. И для своей бригады я это стараюсь взять. То, что нам «положено», грубо говоря. Чтобы не покупать это за общественные деньги. Вот сейчас я еду договариваться насчет радиостанций, которые есть в Минобороны и которые мне предлагается закупить. Не вижу никакого логического объяснения: почему я должна покупать за деньги народа радиостанции, который есть на складах?! Вот, еду и пусть выдают то, что нам положено. Если это нам не положено в том количестве, что нужно, значит, будем менять документацию, чтобы они нам пришли. Сейчас много занимаюсь с бумажками, с изменениями штатных расписаний, с Генштабом, министрами и всеми остальными генералами. Пытаемся что-то взять от государства, вот!

— Ваш коллега и друг Юрий Бирюков рассказал мне секрет, которым когда-то воспользовался, чтобы приобрести технику для «своей» бригады: «Посмотрел ласково в глаза президенту и попросил БТРы». А у вас какие секреты выбивания необходимого?
— Я тоже позавчера (беседа происходила вечером 2 октября) на встрече в Николаеве ласково посмотрела (в голосе Татьяны ненадолго являются шаловливые интонации) на генерал-полковника Муженко, командующего Генштабом, и он мне подписал танковую роту и «Грады». Так что беру тем же, что и Бирюков! Но понимаешь, БТРов в стране нет, а те, что забрал Бирюков... это, если честно, геморрой ему дали на его голову. Заводы ремонтные не справляются, и там огромные вложения необходимы в ремонт этих БТРов, а танки и «Грады» у нас нормальные есть. Разговор прерывается, и проходит минут 10, пока мне удается вновь дозвониться до Татьяны. «Я еду по АТО, и здесь вышки где разбомбили, где не разбомбили», — объясняет она ситуацию абсолютно спокойным голосом.

— Нормальные танки? Мне рассказывали, как на самом деле выглядит техника в «глубокой консервации» — груды металла...
— Нам нормальную технику дают, совершенно новую, там нужно будет только резиновые прокладки поменять.

— О поездках по АТО — знаю, что вы всегда ездите одна...
— Как раз сейчас я не одна — везу нашего бойца, который возвращается в «размещение». Ну, опять туда, после госпиталя...

— Ага, и, если знать ваш опыт поездок, еще неизвестно, кто из вас едет с охраной!
— Что-то такое, да! (Татьяна смеется, а где-то на втором плане слышен заливистый вой сирены и «мигалок».) Ну, уж как есть.

— Расскажите о буднях последних дней вашей бригады.
— О-о-о! Ну, вот последние 35 дней мы практически провели в одном месте — в окопах. Ведь по нам и днем и ночью работала артиллерия: ну, там минометы, артиллерия, «Грады», «Смерчи», «Ураганы». Поэтому выскочил из окопа, сбегал в туалет, в окопе поесть приготовил, на месте поел, отстрелялся, сбегали разведчики — поймали группу минометчиков. Ну, и все в таком стиле. Устали ребята. И по полгода семьи не видели, и если раньше это была «стрелкотня», то сейчас работает мощная артиллерия. (Связь опять обрывается минут на 7-10, и больше об этом даже писать не буду — таких срывов за почти три часа разговора было около десятка. Правда, из-за этого разговор получался иногда сумбурным.) Но в то же время из большой группы контуженных 12 человек просто отказались ехать в отпуск и все эти 35 дней воевали вместе с остальными. Я о том, что боевой дух у ребят хороший, но люди все равно устали. Нужно проводить ротацию, давать отдохнуть людям. Чтобы они... цивилизацию хоть увидели, что ли! Ведь даже я после таких поездок на передовую не могу возвращаться в город — тяжело психологически.

— И вы там в эти дни были?!
— Конечно, там очень узкая «дорожка» к ним была, они находились практически в окружении, кто еще к ним доедет? У нас и Шахтерск сложный был, и Ждановка, и другие места, но именно здесь против нас подогнали столько «точек» (тяжелой артиллерии и так далее), что ну совсем тяжело было. Представьте: с апреля мои ребята все время по аэропортам, по границам — там зачистили, туда перебросили... Тяжело очень.

— Читаю в соцсетях, что, мол, против украинских военных даже хваленые псковские десантники ничего не стоят, и если бы не преимущество в тяжелом вооружении... А вы как считаете?
— Да завалили бы их легко! У них и так огромные потери. Месяц назад потери среди не сепаратистов, а тех людей, которые являются российскими военными, составляли 2 тысячи человек. Это только те, которые были опознаны. А среди сепаратистов так вообще огромные потери. Так что если бы не поддержка со стороны России, то уже давно бы все закончилось.

— Все время в таком напряжении — здесь не каждый мужик выдержит! Как выдерживает все это девушка, как со страхом боретесь? Мысли в дороге о том, что могут убить или в плен захватить, появляются?
— Даже не знаю... Возможно, в определенных ситуациях мы сильнее. Не могу даже объяснить: у меня как будто какой-то тумблер включается и выключается. Знаю, что нужно, взяла себя в руки и поехала. Знаю, что они мне радуются, даже если я просто так приехала. Они мне все стали родными, друзьями. Иногда я и сама не понимаю, зачем мне это надо... Про разные неприятности, что вы говорите, я стараюсь просто не думать. Под пули и мины я уже попадала... Просто надо быстрее ехать! (Татьяна неожиданно начинает смеяться и без перехода рассказывает историю, так ее рассмешившую.) Мая машина сейчас в ремонте. Когда я ее привезла, ремонтники никак не могли понять, что с ней и как случилось. А у нее просто оба моста вырвало, когда вырывалась из-под минометного огня! Ну, короче, ходовой нет вовсе. Механики были шокированы и предлагали на запчасти разобрать мой автомобиль. Бывает разное.

— Ужасная ситуация...
— Самое ужасное было, когда мне сказали, что мы не можем достать парней после штурма Ждановки, что они в окружении, и мы не можем достать 200-х и 300-х. Это был «Красный лиман» для меня... ужасом тогда были наши потери, много 300-х. Самый край был, когда я нашла штурмовой отряд и поехала их доставать. Но до моего приезда наша бригада их уже вытащила оттуда. Для меня этот звонок в 2 часа ночи, когда мне сказали, что мы не можем забрать раненых, не можем их вывезти, потому что они в окружении, был самый тяжелый.

— Кстати, вы знаете, что по закону армия не должна быть задействована непосредственно в проведении антитеррористической операции?
— В принципе, это так. Но Нацгвардия наша прекрасная, все ТРО (батальоны территориальной обороны), которые под милицией, сбегают с поля боя или бросают блокпосты. Не буду говорить обо всех, есть исключения, но в подавляющем большинстве они делают именно так, а стоит наша армия. У милиционеров совершенно другой способ мышления, понимаете? У них так: «Где взять, что «отжать». А военные привыкли выполнять приказ и стоять на месте. Вы не могли бы мне через 30 минут перезвонить? Я здесь заехала, надо переговорить — ничего?

— Вы рассказали, каким образом выбивали у генералов необходимое...
— Вот и сейчас я с ними говорила. Я вас поэтому и попросила перезвонить, так как снова к ним запрыгнула — «радийки» выбила, радиостанции.

— Читаю жалобы волонтеров на то, что они не находят взаимопонимания с теми же чиновниками из Минобороны. А у вас как, не было ни разу желания на пользу дела прострелить какому-нибудь генералу... ногу, чтобы он стал лучше понимать ситуацию?
— Ничего подобного, у меня ни разу такого не было! Чаще всего они (чиновники Минобороны) говорят правду — это нам не положено по документам, по вещевому обеспечению. «Тань, добейся того, чтобы документы изменили, и будем тратить на это деньги». Я говорю: «Задача понятна — мы с Юрием (Бирюковым) начинаем пробивать это вещевое обеспечение». Подхожу к генералу по обеспечению: «Товарищ генерал, вот, форму вы в принципе нормальную дали, когда будет остальное?» — «Штаны мы сейчас шьем, с синтепоном» — «Хорошо, штаны мы не приобретаем. А что мне готовить к зиме? Буржуйки есть?» — «Буржуйки, Таня, плохие, но есть — трубы к ним мы уже заказали специальные, спальники зимние приобретай — нет вещевого обеспечения». Все! Они те спальники у себя просто по документам провести не могут, если бы даже захотели их приобрести, понимаете? Не надо на них кричать или нападать — надо по-человечески. Что толку на них кричать и пускать сопли, если они просто по бумагам не могут определенные вещи провести? Надо эти бумаги менять. Вот, лежит на счету 565 миллионов, а они не могут их оттуда взять, потому что у них не хватает какой-то бумажки. И нам нужно сделать так, чтобы им дали эту бумажку и они могли этими деньгами пользоваться.

— Значит, не все так однозначно и не все в Минобороны гады?..
— Там, как и везде, есть гады, которые брали взятки за то, чтобы попасть куда-то в жаркие страны, поскольку там военным платят больше, но сколько я ни встречаюсь с людьми, они, в принципе, оказываются нормальными. Насколько мне был неприятен Муженко, но я с ним поговорила — и знаете, вменяемый мужик. Они просто поставлены в определенные скобки, а они люди военные... Гады там есть и чистить там надо, но так, чтобы под одну гребенку, я бы такого не сказала. Вот есть такой генерал, позывной «Сумрак» — умник такой, и в бой с парнями идет, и прикрывает их, берет на себя ответственность. Но тоже такой советской закалки, зрелого возраста человек. Так что разные там. И ко всем нужно подход найти. А вы знаете, что мне предлагали в Генштаб идти? А я с образованием — мне сразу звездочки, потом еще... Отказалась. Говорю, я как гражданский человек могу с вас спрашивать, что-то требовать по Конституции, а так вы меня в скобки поставите — не хочу к вам идти работать! (Татьяна, довольная воспоминаниями, смеется, и в этот момент опять... ну, вы поняли.)

— Ну, не знаю... Я тут разное читал о том, кто на самом деле командует 25-й бригадой! Так что еще неизвестно, кто бы кем в Генштабе после вашего туда прихода командовал!
— А мне так товарищи генералы и сказали: «Мы не понимаем, это ты комбриг или заместитель по тылу!» А командовать там у меня по званию не получится. Хотя ребята говорят, что я с моими способностями через полгода сама стану генералом, но нет. Нужно здесь многое сделать. Юра Бирюков сейчас создает координационный совет при президенте, куда и я буду входить, чтобы как-то влиять и управлять этим процессом: Генштабом, Минобороны, закупками, тендерами. И все это на общественных началах. Как Юра советник при президенте, так и я такой же советник при Коломойском — внештатный на общественных началах. Потому что если принимать должность и получать за это зарплату, автоматически теряешь право заниматься тем, чем занимаешься.

— Насколько армия готова к зиме?
— Не готова. Даже процентов на 50. А если говорить о подготовке техники, что нужен антифриз, а этого совсем нет — ни запчастей, ни антифриза, ни масла, ничего! Это все я приобретаю. Ну, выдали форму зимнюю, старые буржуйки и старые советские палатки — все, мы готовы!

— Насколько я знаю, вы стали доверенным лицом на парламентских выборах заместителя Коломойского Бориса Филатова?
— Он меня очень попросил. Это же первый человек, который мне помог. Я ведь сначала и к Порошенко, и к другим нашим политикам обращалась... А это единственный человек, у которого всегда открыты двери для всех волонтеров. То же касается и Коломойского, и всех его заместителей. И они реально помогают: теперь они берут на себя ремонт всей техники в бригаде у меня — они понимают, зачем это нужно. Тут же до Днепра 200 километров — и они у нас. Поэтому когда Филатов мне позвонил и попросил, то я сказала: «Вы просите — пойду!»

— Время ли сейчас для парламентских выборов?
— Нет, не время. Хотя менять что-то надо, но теперь столько партий повылазило непонятных. И не совсем я Филатова в этом поддерживаю: вот пойдет он в депутаты, а кто же у нас будет рулить?

— Приезжаете вы с фронта в Днепропетровск — там мирная жизнь, девушки в красивых платьях по бутикам ходят, кофе в летних кафе пьют — зависти к ним нет?
— Нет. Я вам больше скажу. Пару дней назад мне пришлось покупать сыну одежду. Я не люблю магазины, и мы пошли в крупный торговый центр, чтобы в одном месте приобрести все необходимое. Одновременно у этого центра у «Макдональса» стоят ребята на крутых иномарках. Стоим мы с майором из 79-й бригады, неподалеку эти крепкие парни, разговаривают о разной чепухе. И у нас с майором одновременно возникло одинаковое желание: скрутить их и отвести реально в военкомат. У нас много сознательных людей, но одновременно много тех, кто сидит, смотрит эти развлекательные программы (!) и у них нет войны. Я бы заставила проводить общие курсы военной подготовки и курсы медсестер для женщин, чтобы народ хоть как-то осознал, что у нас-то в стране происходит. Новости, вижу, люди стараются не смотреть... грустно мне это все. Начинают люди что-то понимать, когда затрагивает их семьи, если кого-то мобилизуют, тогда что-то там начинает щелкать. А так — не очень. Мне, правда, проще: у меня родители военные инженеры — ракетчики-твердотопливники. Я жила на полигоне в Мирном, про меня всегда говорили: «Ой, какой красивый мальчик!», потому что я всегда ходила с автоматом и в фуражке с кокардой, друзья все были парни. Я никогда не ходила по салонам красоты и не носила платья. Как в косметике не разбиралась, так и не буду разбираться в ней никогда, а вот как оружие разное мне нравилось, так и сейчас это дело люблю.

— Просто какой-то «Солдат Джейн»!
— Не смотрела я этот фильм, хотя мне постоянно о нем говорят. А я знаете, чего уже хочу? Мира и спокойствия. Мне хочется не переживать за своих ребят, что сейчас в АТО, и очень хочется быть с сыном. У меня скоро день рождения, я всегда в это время куда-то ездила с семьей, а теперь вот... Хотя сыну уже 12 лет, у нас там уже девочка, мы вздыхаем.

— Знаю, что были проблемы с вывозом раненых и убитых с передовой...
— То же самое и сейчас! Их волонтеры вывозят до сих пор. И если в том же Афганистане была служба специальная по 200-м — и гробы цинковые, и довозили до семей, то у нас такой службы нет. У нас в АТО все должны быть живыми и здоровыми, но, к сожалению, война. И до сих пор никто даже не подумал о такой службе, те же Илья с Арменом (это про соратников разговор) вывозят раненых с поля боя, понимаете. Вот, у Ильи сломалась машина, с ним ездит девушка Оленька, как раз перед вашим звонком она со мной говорила: пока нашли машину, пока доехали до парней, так там из пяти 300-х осталось 300-ми только трое. А если бы машина не сломалась и они приехали вовремя, то вывезли бы всех. Да что говорить, если я как волонтер привезла в бригаду нашим медикам «скорые» нерастаможенные, которые подарили люди из Италии, так как у них были эти «батоны-уазики», и их просто взорвали. Не на чем вывозить, и я вывозила раненых на своей машине. А ведь это простая машина! Хорошо хоть, что убитых начали нормально оформлять! Раньше писали: «Погиб на учениях», а теперь уже, вот как у меня муж погиб, написали: «Погиб в ходе боевых действий в зоне АТО».

— К ситуации с батальонами добровольцев (Татьяна так тяжело вздыхает, что подготовленный вопрос о трагедии под Иловайском остается незаданным). А что с ними не так?
— Честно сказать? Нельзя всех под одну гребенку, но сколько их мне ни попадалось, то они мародерствуют... Вот, Углегорск мы штурмом взяли, и там был супермаркет. И как только моя 25-я освободила Углегорск, батальоны ровными рядами поехали грабить его! И бойцы 25-й стояли и охраняли супермаркеты и кафе. Они хотели водки, сигарет. Они к БТР, которых у нас нет, а им дают, привязывают «плазму» — где они их берут? А четыре дня назад вообще подъехали к нашему блокпосту и упившись начали стрелять. Наши разведчики вышли, скрутили их и отдали милиции. А в милиции сказали: «Господи, когда 25-я уйдет, то ДНР зайдет сразу!» Вот такие дела. И повсеместно такое. Я тут разговаривала с генералом Пушняковым, и тот сказал, что наша с Юрой Бирюковым идея насчет того, чтобы добровольцев переподчинять армии, чтобы за ними следили нормальные офицеры и держали их в пределах, поддержана, и теперь будет разрабатываться соответствующий проект. И эти батальоны будут по кускам разбросаны по частям по бригадам. По принципу, как Юра создал батальон «Феникс». Иначе будем мы после войны ловить их с оружием по всей Украине. А так это ужас какой-то. Мы когда еще под Славянском стояли, то там была заправка и кафе — они туда каждую ночь мародерствовать приезжали, и наши их постоянно выгоняли оттуда. Или напьются, им что-то покажется, и они начинают по нам стрелять. И возможно, что там много нормальных людей, которые бы нормально воевали — у нас в бригаде много добровольцев, они настоящие бойцы. А эти... Или ими неправильно управляют, или в скобки не ставят, или еще что... А, и взятки даже берут на блокпостах! За пропуск машины, при мне! Дали 6 тысяч гривен. А те же Береза и Семенченко, как по моим военных меркам — они дезертиры, если идут в политику! Они бросают свой батальон, а это и есть дезертирство.

— Приходилось ли вам сталкиваться с российскими солдатами?
— Я работала со спецгруппой, не буду говорить, с какой — так сложилось, помогала им немного, и взяли в плен военного артиллериста со свидетельством. Который учил дээнэровцев пользоваться артиллерией, «Град». И паспорт гражданина России при нем был. И их там таких миллион!

— Рано или поздно, но война закончится — чем будете заниматься, думали? Насколько я знаю, пекарню свою вы продали...
— Да я этим уже и не смогла бы заниматься. Буду, видно, в каком-нибудь координационном совете и буду стараться, чтобы хорошие генералы остались, а плохие ушли. Нашу армию много лет втаптывали в грязь, и мне кажется, что это агенты ФСБ были у нас министрами обороны! Я хочу, чтобы армия у нас была как в Америке, чтобы ее уважали. А сколько у нас будет раненых, сколько семей останется без мужей — буду работать в этом направлении. (Татьяна чихает и жалуется, что этой ночью была нулевая температура.) Что-то я уже вторую неделю носом шмыгаю, врачи антибиотики какие-то дают, но они не очень помогают...

— Расскажи на прощание какой-нибудь смешной случай — бывают же и такие на войне?
— Есть у нас сапер, большой мастер своего дела, которого послали разминировать одно здание, чтобы потом его захватить. Так он его просто подорвал вместе с сепаратистами и получил месяц «посадки» после этого. А он говорит: «Мне была поставлена задача разминировать — ну я и разминировал!»

— Как его послали разминировать здание, в котором находились сепаратисты?
— Ну вот такие у нас боевые задачи! А еще был случай, когда меня ждали на блокпосту, я приезжаю, а они меня угощают жареной картошкой с грибами. «Где же вы грибы взяли?» Саперы говорят: «Растяжки ставили, насобирали!»

Мне хотелось еще о многом расспросить Татьяну, но я прекрасно понимал: почти три часа на одного журналиста «Еврорадио» — это слишком. Да и мало ли кому ее помощь может срочно понадобиться. Пришлось попрощаться, хотя Татьяна, как мне показалось, уже не совсем искренне говорила, что ухо у нее еще не болит и она готова продолжать разговор. Но, думаю, не последний раз говорили!