Культ личности забросан грязью,
Но на сороковом году
Культ зла и культ однообразья
Еще по-прежнему в ходу.
Так писал в конце 50-х годов Борис Пастернак, удрученный тем, что развенчанный культ личности Сталина не означал разрушения культа зла и однообразья, культа трескучих фраз и безличья. Он поэтически предвидел, что культ личности порождает система, а не сами личности, претендующие на высший престол. Имя им легион, а кто именно будет выбран — дело случая, каприз судьбы.
Культ личности родился не в советское время и даже не в ХХ веке. Ясные свидетельства культа личности дает нам античная история. Рассказывает специалист по античной литературе филолог Тамара Теперик.
Тамара Теперик: В Греции культ личности носил совершенно особый характер — это был культ поэтов, культ философов, культ ученых. У учеников Пифагора был культ, превозносили Гомера, Поэт с большой буквы — это был Гомер. Там не очень обожествляли личность правителя, наоборот, в Греции с этим боролись, был остракизм. Как только какой-то личности казалось, если не он, то кто, моментально Афины его изгоняли. Для Греции это было не очень характерно. В Риме ничего такого не было, в Риме не было такого культа героев, как в Греции, там исторических личностей почитали, но все в рамках умеренного. А с падением республики и с убийством Цезаря, хотя при Цезаре никакого культа его личности не было, потому что он покончил с гражданскими войнами, был победителем, но был только консулом, не принимал никакого титула, все изменилось. Октавиан, его племянник, который пришел на смену Цезарю, воспользовался обожествлением Цезаря, то есть Цезарь после смерти стал Богом. Но что лежало в основе? В основе лежала любовь, все-таки Цезарь был очень популярен, к нему хорошо относились в массах — это первое. И второе, что культ героев — это было для общества того времени как-то принято, культ человека — это одно, а культ героической личности — другое. Геракла взяли на небо за 12 подвигов. Прямой культ императорской личности начинается с Августа, не культ личности Августа, а Августа как правителя Римской империи. Это был, конечно, культ римского мифа, что Рим — это главный среди существующих народов. Никто не теснил религиозное сознание, и христианам можно было исповедовать свою веру, но они не поклонялись этому культу. Вот главная к ним претензия: они императора не признавали Богом, поэтому их преследовали.
Александр Подрабинек: Трудно себе представить, что прямые попытки навязать обществу культ личности никогда не встречали сопротивления. Конечно, сопротивление было. Как в наше время, так и в античное. И репрессии были. Но были и удивительные для нашего времени отличия.
Тамара Теперик: Когда приходили другие, более жестокие, более кровожадные, психически неуравновешенные правители, это, конечно, встречало сопротивление. Понтий Пилат чего боится? Булгаков пишет, что он боится закона об оскорблении Его величества. Неважно, чего боялся реальный Пилат, но Булгаков это уловил, что это использовали: Бога оскорбить — Бог накажет. Бога оскорбить нельзя, а вот оскорбить императора — за это ты получишь. Калигулу просто свергли. Были заговоры. Против Нерона, например. В нем принимал участие Сенека. Заговор был очень мощный, но они все погибли. Это лучшие имена римской литературы. Интересно с нашим временем сравнивать. Участники заговоров все были репрессированы, убиты, покончили жизнь самоубийством, но их произведений это не касалось, то есть произведения издавались, читались, не преследовались. Овидий в ссылке, а в Риме издаются его произведения. То есть они не преследовали литературу, не запрещали произведения. Эта деталь очень важна. Представим, что Мандельштама арестовали, а его произведения издаются — это совершенно себе невозможно представить. Или Бродский. Тут была какая-то мудрость или значение литературы. Они понимали, что такое литература, что невозможно ее запретить, иначе ты войдешь в историю совершенно другим.
Александр Подрабинек: В конце 18 века Американская революция, а за ней и Великая Французская провозгласили равенство граждан перед законом, и таким образом отказали верховным правителям в божественном происхождении. Смелые люди посягнули на устоявшуюся веками привычку раболепствовать перед тиранами. И через полтора столетия получили новую разновидность культа личности, ни в какое сравнение не идущую с тем, что было раньше.
ХХ век подарил миру четыре великих культа правящих ничтожностей — Сталина, Гитлера, Мао Цзедуна и Ким Ир Сена, а еще множество мелких, в той или иной мере берущих пример с этой кошмарной четверки.
Культ Ленина был посмертным, возможно просто потому, что он не успел дожить до того момента, когда социалистической системе понадобился диктатор, скрепляющей своей волей распадающееся общественное и государственное устройство. Культ Ленина насаждался в основном уже после его смерти и был, можно сказать, декоративным. Зато культ личности его преемника Иосифа Сталина был самым настоящим, прижизненным. Рассказывает писатель Полина Дашкова.
Полина Дашкова: Официальная дата воцарения Сталина — 1929 год. И тогда культа практически не было, это все еще была иллюзия какой-то, если не демократии, то выборов, разных мнений и так далее. Культ стал пониматься с убийства Кирова, к 1934-му году. Говорить с точки зрения логики и здравого смысла об этом времени невозможно. Я думаю, что если посмотреть фотографии, попасть в любой город того времени, то он смотрит отовсюду, этот культ, это существо усатое. Его много, он везде. Культ естественный — когда формируется культ какого-то языческого бога, люди искренне в него верят, потому что он им что-то может дать, потому что они вступают с ним в отношения. Тут никаких отношений нет и быть не могло. Это был культ навязанный, это был культ насильственный в том смысле, что ты попробуй не закричи «слава великому товарищу Сталину». Каждый друг перед другом изгалялся. На каком-то съезде то ли ткачиха была, то ли доярка, передовица производства произнесла речь, что если у меня будет сын, первое слово, которое он произнесет, будет «Сталин». То есть изгалялись друг перед другом, кто как может. В стране ничего без его воли вообще не происходило. Ему это страшно нравилось, он очень внимательно и пристально за этим следил. Осталась хроника, где он выступает на каком-то съезде передовиков производства, по-моему, год 1934 или 1935, он шутит, шутит довольно пошло и несмешно, все начинают хохотать, хлопать в ладоши, и видно, какая у него ухмылка, какой у него кайф, как ему все это нравится.
Александр Подрабинек: Практически в то же самое время похожий тоталитарный режим сформировался и в Германии. Оба режима имели одни и те же социалистические корни, но в Советском Союзе социализм был классовым, а в Германии — национальным. Оба режима стремились к мировому господству, и нет ничего удивительного в том, что культ Гитлера мало чем отличался от культа Сталина. Рассказывает писатель Елена Съянова.
Елена Съянова: Культ личности Гитлера проявлялся в немецком обществе в разное время по-разному. Сам культ создавался сначала в партии Геббельсом (Гимлер тогда был еще ничто и никак), Робертом Леем, который под выступления Гитлера тряс рейнских промышленников и пополнял казну. Но это был культ в партии, там они сознательно играли вождя, они сознательно создавали внутри своей партийной организации этот культ. А затем они попробовали перенести это на все общество, и у них получилось. То есть те же самые методы, которые Геббельс и прочие утверждали в партии, очень хорошо легли на общество. А это, прежде всего, создание образа человека, которому ничего не надо в этой жизни, ни детей, ни жены, ни личного счастья, ни денег, только благо Германии. Это была основная идея, которая вбивалась сначала в партийщиков, а потом уже в обывателя. И она сработала. Гитлер относился к собственной славе, я вам честно отвечу, как я это вижу, достаточно скептически. Может быть, он не слишком долго задержался в такой вот высшей власти, чтобы успеть там забронзоветь. Пожалуй, до покушения 1944 года он достаточно трезво ко всему относился, понимая, насколько он в принципе слаб. Германия была в долгах, поражение на фронте — все это он видел и понимал. Понимал, что весь его культ держится на каких-то воздушных опорах. А после покушения 1944 года у него произошел, как бы сейчас сказали, некоторый сдвиг в голове, он понял, что терять нечего. И тут он встал в позу, взял на себя высшее командование. Он вообще стал именно тем Гитлером, который потом вошел в литературу, в кинематограф и везде, после 1944 года. Он действительно стал орать, швырять стулья, оскорблять, он никого не слушал. В этом было что-то болезненное, и вот это болезненное на нем так и осталось.
Александр Подрабинек: Немецкий нацизм пал под натиском войск коалиции союзников и был похоронен навсегда. Чего не скажешь о сталинизме. Более того, западные союзники отдали Сталину на разграбление всю Восточную Европу, которой пришлось мучиться под советским игом еще больше 40 лет. Да и на советскую экспансию в других частях света недавние союзники по антигитлеровской коалиции до поры до времени смотрели сквозь пальцы. Это привело к созданию в Восточной Азии двух коммунистических диктатур с ярко выраженным культом личности диктаторов: Мао Цзедуна в Китае и Ким Ир Сена в Северной Корее. Рассказывает историк, профессор Алексей Маслов.
Алексей Маслов: Безусловно, тот культ личности, который возник вокруг Мао Цзедуна, был построен по той же самой модели, что культ личности Сталина. Более того, Мао это никогда не скрывал, он нередко любил сам размещать свои фотографии даже у себя в кабинете рядом с фотографиями Сталина. Сталин как-то подарил Мао Цзедуну свою фотографию с подписью такой доброй, и Мао ее хранил в кабинете вплоть до конца жизни, нередко, когда говорил, обращался как бы к ней. Поэтому Мао Цзедун считал себя, с одной стороны, продолжателем дела Сталина, с другой стороны, он был как бы азиатским Сталиным. Безусловно, Мао наслаждался этой властью, потому что постепенно стал воспроизводить абсолютно традиционную азиатскую власть. С одной стороны, персонифицированный лидер: он известен, к нему можно зайти поговорить, он почти народный, а с другой стороны, он почти абсолютное воплощение традиционного императора. Он так же себя ведет: он немногословен, он нетороплив, не суетлив, он четко просчитывает, он сводит и стравливает между собой группировки. И он существует за счет того, что есть люди, которые сражаются за его улыбку или за его мнение. И при этом он старается выступать как такой простецкий рубаха-парень. Неслучайно Мао, будучи на вершине власти, то ходил в простом ватнике, из которого нередко выбивались перья, в ватных штанах, курил самые простые дешевые сигареты, улыбался зелеными от полоскания чаем зубами (Мао не чистил зубы, как считается, а только по традиции полоскал их чаем). Он любил выпить, причем пил не какие-то утонченные вина или лучшие русские водки, он пил самую простую китайскую ханку, то есть самую дешевую китайскую водку, очень похожую на самогон, и угощал своих товарищей. То есть он был абсолютно народен. Мао на внешнюю публику выступал как простак. Он был прилюдно грубоват, мог пошутить очень нескромным образом. Любил женщин, не скрывал это. К нему приводили его адъютанты и начальники охраны самых разных женщин, и вплоть до очень глубокого возраста Мао пользовался этими женщинами. Это считалось, как старый императорский культ, частью его харизмы. Но в реальности Мао вел не совсем скромный образ жизни. Он действительно разъезжал по Китаю в личном вагоне, который был оборудован не только роскошными креслами, но и личным бассейном. С одной стороны, Мао подсмеивался над всеобщим обожанием, но, с другой стороны, если мы внимательно посмотрим на фотографии, которые особенно делались в 1960 годы, он хорошо позировал, он принимал правильный ракурс так, чтобы сзади был либо китайский народ, либо девочка. Более того, он позировал так же, как товарищ Сталин, например, с девочкой на руках. Или Мао Цзедун гладит по головке мальчика, или Мао обнимается с колхозницами и с доярками. То есть, в общем, это была такая матрица азиатского Сталина.
Александр Подрабинек: Другая коммунистическая диктатура в Восточной Азии, северокорейская, во многом подобна китайской, но есть и отличия. Главное из них — невероятная продолжительность существования режима, основанного Ким Ир Сеном. Говорит профессор Маслов.
Алексей Маслов: Что Ким Ир Сен, что Мао Цзедун, были не сами по себе — это очень важно понимать. Они любили подчеркивать, что они являются всего лишь носителями идеи, правда, лучшими носителями. Каждый из них создавал свою теорию, некое дополнение к марксизму. Это было тоже очень важно показывать, что они стоят на плечах великих предшественников. Ким Ир Сен был, пожалуй, даже более харизматичен, чем Мао Цзедун, потому что если Мао опускался до простого народа, Ким Ир Сен сразу же вознесся на вершину власти от майора советской армии до практически абсолютного императорского лидера. Люди, когда Ким Ир Сен умер, так же, как во время смерти товарища Сталина, полагали, что рушится мир, что мир прекращает свое существование. Сегодня в современной Северной Корее культ Ким Ир Сена — это действительно божественный культ. Все атрибуты божественной власти, все атрибуты поклонения Ким Ир Сену сохранились так же, как когда-то поклонялись культу предков или местным религиозным богам. Это изображено, например, в особого типа изображениях. Обратите внимание, как Ким Ир Сен всегда изображен: либо на фоне восходящего солнца, сзади него аура или свечение, обычно всегда он смотрит сверху вниз, а внизу толпа людей, которые ему поклоняются. Это гигантомания, Корея вообще известна своей гигантоманией, гигантские здания, пускай даже без лифта внутри, гигантские монументы, пускай даже с непонятным обозначением. В любом случае гигантомания должна подчеркнуть именно божественность культа Ким Ир Сена, собственно, и его продолжателей. Дело в том, что вообще Ким Ир Сен, считается, вел не самый скромный образ жизни, у Ким Ир Сена, считается, была роскошная кровать, вырезанная из самых дорогих пород дерева, которая одновременно во время сна должна была и оздоравливать его организм. У него действительно были кислородные палатки, где он регулярно проводил время, дабы не стареть. Ким Ир Сен закупал, точнее, ему закупали самые дорогие породы жень-шеня, в том числе из России, столетнего шень-шеня, которые должны были так же продлить его жизнь. Ким Ир Сен был ценителем тонких французских вин. Известно, что, например, из России ему присылали тонкие грузинские вина еще лучших сортов.
Александр Подрабинек: Пожалуй, в Советском Союзе в те времена такого культа личности Брежнева все же не было. Генеральный секретарь производил скорее комичное впечатление и был предметом многочисленных анекдотов, а не объектом поклонения. Он не наводил ужаса, не вызывал восторга и не заслуживал даже всеобщего уважения. Какой уж тут культ личности!
Компенсируя свою неспособность быть всенародным лидером, Леонид Брежнев всячески пытался разукрасить свой образ. Украсил свою грудь немыслимым количеством орденов и медалей, включая 5 золотых звезд «Героя». Всего же у Брежнева было 117 советских и иностранных государственных наград. Присвоил себе множество званий, включая маршала Советского Союза. Издал написанные нанятыми писателями свои воспоминания, которые прочувственными голосами читали на радио и телевидении лучшие советские артисты.
Однако все его попытки придать себе героический образ успехом не увенчались. Если где-то культ личности Брежнева и тлел, то только в его ближайшем номенклатурном окружении. Естественно, после его смерти все моментально угасло. И даже незаслуженно полученный им Орден Победы у него отобрали. Посмертно.
После крушения советской империи в отдельных ее осколках сформировались авторитарные режимы, которые без культа личности вождя обойтись никак не могли. Речь, прежде всего, идет о постсоветской Средней Азии. Рассказывает журналист Аркадий Дубнов.
Аркадий Дубнов: Я не думаю, что все режимы в Центральной Азии подпадают под одно определение диктатуры, я думаю, что там есть тирания, диктатура, авторитаризм, просвещенный отчасти авторитаризм. В этой линейке я бы так расставил: в Туркмении мы имеем дело с типичной тиранией восточного типа, в Узбекистане с диктатурой, в Казахстане с авторитаризмом, в Таджикистане, я бы сказал, тоже с авторитаризмом, но в Казахстане он просвещенный по отношению к Таджикистану, в Киргизии, слава богу, мы уже имеем, пока еще непонятно, то ли парламентско-президентскую, то ли президентско-парламентскую, но все-таки республику. Было ли это предопределено так или иначе? Думаю, что отчасти да. Получилось так, как получилось, потому что Туркмения и Таджикистан не стремились сами по себе к свободе, им, как и везде в Советском Союзе эта независимость упала на блюдечке с золотой каемочкой, подняли ее те, кто владел тогда властью. А это были коммунистические руководители, что Каримов в Узбекистане, что Ниязов в Туркменистане. Первые секретари ЦК достаточно быстро перегруппировались, переобозвали свои коммунистические партии демократическими партиями, все пошло по-новой.
Александр Подрабинек: Вопрос о возможном возрождении культа личности в странах, где он еще недавно господствовал, один из самых важных. Историю знать интересно и полезно, но представлять себе наше ближайшее будущее еще интереснее. Как изживался культ личности? Как сегодня относится общество к своим бывшим вождям? Готово ли оно повторить свой прежний опыт?
Елена Съянова: У нас принято считать, что развенчание культа Гитлера произошло очень быстро, стремительно, как взяли Рейхстаг, так все и обвалилось. А это не так. Он очень долго, годами, десятилетиями жил в головах людей, они постоянно сравнивали все, что им предлагалось. Почему им так умно предложили план Маршалла, такой высокий уровень жизни? Чтобы вышибить у них ощущение той стабильности. Вы знаете, он, наверное, не ушел из их мозгов и сейчас, потому что он дал им важную вещь — он осмелился, как мне сказала одна немецкая художница, он осмелился на попытку сделать Германию великой. Когда я ей стала говорить, какой ценой и прочее, он сказала: да, но о цене мы всегда задумываемся во вторую очередь, а в первую очередь о самой сути.
Александр Подрабинек: Профессор Маслов считает, что китайцы в основной своей массе вряд ли хотят возвращения режима Мао Цзедуна, но с удовольствием продолжают пользоваться атрибутикой культа личности Мао.
Алексей Маслов: Дело в том, что никогда серьезной критики Мао Цзедуна в Китае не было. Китайская компартия решила очень четко, как всегда в процентном отношении, что 80% поступков Мао были правильными, 20% неправильными. Причем в последнем виноват не столько Мао Цзедун, сколько его жена, группа, которая его окружала, группа, которая делала культурную революцию, более известная у нас как «банда четырех». Поэтому, собственно говоря, образ Мао не потускнел. Более того, сегодня Мао превратился в некоего почти мифологического героя. Его изображения, например, даже таксисты вешают в своих такси как обереги, там, где обычно русский человек ставит иконку, китаец повесит портрет Мао. Более того, есть даже возрождение культа Мао в виде некоего китча. Например, по Китаю открыт целый ряд ресторанов, которые называются «Красная классика», где вам поют песни, идет такой перфоменс, кругом висят портреты Мао Цзедуна, люди кричат «Да здравствует Мао Цзедун!», причем не только те, которые на сцене, но и те, которые в зале, публика машет красными флажками. Вряд ли кто-то хочет возвращения Мао Цзедуна, но сам по себе образ Мао, как некое воплощение того красного Китая, который всех пугал, которого все боялись, который был бедный, но очень угрожающий и резкий, вот для многих этот образ очень светлый.
Александр Подрабинек: В отличие от восточных и среднеазиатских деспотий Россия занимает неустойчивое положение между Западом и Востоком. Вообще говоря, это ее обычное состояние. Сегодня европейский образ жизни привлекателен для большинства населения России. Но многовековые обычаи тянут ее в другую сторону. Авторитарные тенденции способствуют не очень уверенным, но все же заметным попыткам создать культ нового вождя. Журналист Аркадий Дубнов пока культа личности Путина в России не видит.
Аркадий Дубнов: Я вижу царистский режим, причем режим такого типа, в котором бояре очень хорошо приспособились к этому царскому режиму, Путин, которому, в общем-то, навязывается этот тип власти, сам себя чувствует всевластным, он к этому приспособился. А народ обожает такого рода ситуации, в которых всегда есть на кого скинуть вину — на бояр. А человек у власти, единственная его вина в том, что он так занят, что не знает, может быть, реального положения дел, а надо бы его наказать — того, другого, третьего. Что касается его лично, мне кажется, он устал. В эти дни, когда ему исполнилось 62 года, все стали обсуждать, зачем он туда уехал в тайгу. Во-первых, по моему глубокому убеждению, он человек из мизантропов, люди ему не нравятся, люди его не устраивают. Кто-то недавно цитировал Фридриха Великого: чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки. Так и здесь, ему не очень нравятся люди, он хочет от них чуть-чуть хоть раз в 15 лет, как было сказано, избавиться от них. Но избавиться тоже нельзя. Песков сказал, что он может к нему дозвониться — значит, там есть люди, которые ему поднесут телефон, как минимум. Поэтому эта такая уловка показать, что, ребята, дайте я побуду один. Если нельзя воспарить в заоблачные высоты, где он себя чувствует олимпийцем, то хотя бы можно уйти в тайгу. Это тип человека, который вынужден служить, он бы сам и ушел, как он признался, мы же не знаем, о чем он думает, но уйти он не может, потому что он не может оставить эту страну без своего всеоглядного внимания.
Владимир Путин: Я понимаю, что взял на себя огромную ответственность и знаю: в России глава государства всегда был и будет человеком, который отвечает за все.
Аркадий Дубнов: Вот так в России складывается. Недавно я его процитировал, он ведь объяснял в интервью Первому каналу, почему у нас в России в отличие от западных стран англосаксонских не принято в отношении зарубежных партнеров иметь дело с оппозицией, либо с кем-нибудь, кроме власти. У нас так не принято. А почему — не объяснил. Потому что у нас вообще не принято считать, что власть сама по себе, ее природа сменяема, власть сакральна. А если ты поддерживаешь кого-то, кто ее готов поменять, значит, ты не просто оппозиционер, значит ты бунтовщик. Поэтому мы не можем себе позволить, поскольку у нас такой режим власти, мы не можем позволить своим ближним партнерам тоже поддерживать этих бунтовщиков. Поэтому он так к себе и относится. Я просто вспомнил в недавней своей статье общение с ним. Когда он перечислял качества, необходимые для его будущего преемника — ответственность, решимость, профессионализм, я спрашиваю: «Ответственность, Владимир Владимирович, плоть до отставки со своего поста?». Он удивился: «Причем тут отставка?». И продолжает дальше. Это было потрясающе, все стало на свои места. Человек в самых лучших своих побуждениях считает, что в России отставку не может царь принять. То, что случилось с Ельциным — это загогулина истории, наверное.
Александр Подрабинек: На взгляд разумного и уважающего себя человека, культ личности — это дикость. Но вот какой подобострастный репортаж о посещении Владимиром Путиным Тихвинского мужского монастыря сделала летом 2004 года телекомпания НТВ.
«Целый день льет дождь, но перед самым прилетом президента в золоченых куполах стало отражаться солнце. Верующие увидели в этом хороший знак: даже погода благоприятствует президенту, который решил поклониться святыне. В толпе не каждый знал, какой высокий гость посетит тихий провинциальный городок, но увидев в небе три вертолета, начали посылать воздушные поцелуи».
Александр Подрабинек: Неизвестно чем закончатся попытки сотворить культ личности Владимира Путина. По опросам Левада-центра, в 2011 году четверть опрошенных россиян считала, что культ личности Путина уже есть. Россия — страна крайностей, и обожание у одних соседствует с ненавистью у других. Правда, если всех недовольных Путиным стереть в лагерную пыль, то в стране останутся только довольные. Тогда шансы на расцвет нового культа личности значительно возрастут.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В отличие от восточных и среднеазиатских деспотий Россия занимает неустойчивое положение между Западом и Востоком. Сегодня европейский образ жизни привлекателен для большинства населения России. Но многовековые обычаи тянут ее в другую сторону. Авторитарные тенденции способствуют не очень уверенным, но все же заметным попыткам создать культ нового вождя.
