«Это не революция!» Такие возгласы раздаются во всех районах Гонконга. Город вызывает душевный подъем у людей, а мы, три парижских адвоката, только что вышли из самолета и горим желанием встретиться с этими нетипичными демонстрантами. «Это даже не бунт», — с пламенем в глазах отвечают они на наши недоверчивые вопросы, опасаясь потерять легитимность их акции из-за коварной идеологии.
Именно сила молодости дает этим студентам, которые понимают, что их уже занесли в картотеки, смелость для того, чтобы потребовать от пекинского правительства выполнить обещание о проведении всеобщих выборов.
Хотя это движение — не революция, менее революционным от этого оно не становится, потому что пробуждает новое сознание, которое открывает первую брешь в материалистической культуре острова. Дело в том, что гонконгцы могут спокойно работать, зарабатывать, сколько считают нужным, покупать, сколько им вздумается, однако студентам, которые изучают политологию, философию и историю, всего этого мало. Сейчас они требуют того, что кажется слишком дерзким их мудрым родителям: право на выбор. Неотъемлемое право на выбор своего руководства.
Что бы ни говорилось в пропагандистских заявлениях китайской компартии, эти исключительно мирные демонстрации (пусть купленные триады и пытаются извратить ее насилием) пользуются широкой, пусть и не заметной на первый взгляд поддержкой населения. Сотрудники крупных компаний, какой бы ни была их национальность, носят желтые галстуки (в цвет протеста), пусть это и может показаться полной безвкусицей. Именно поэтому в оккупации деловых районов содержится такая поэтическая сила. Посреди выстроенных палаток, в атмосфере почти военной дисциплины, на удивительно чистых улицах формируется учебный кружок, чтобы помочь студентам подготовиться к занятиям, на которые они все равно продолжают ходить. Все это чрезвычайно далеко от Франции с блокадой университетов и состоянием, которое иногда требует настоящей дезинфекции. С такой точки зрения мы становимся похожи на избалованных детей демократии.
Так, когда мы спрашиваем основателя демократической партии Мартина Ли, что он думает об осторожной реакции западного руководства, этот доброжелательный человек с широкой и искренней улыбкой говорит, что понимает стремление отдать предпочтение не чужой борьбе, а торговым связям с Китаем. «Деньги важнее чести!» — отвечает он. Мы понимаем, что эти события напоминают нам о том, как часто у нас любят читать мораль, оправдывая это воспоминаниями о некоем славном прошлом. Самодовольные старые державы склоняются перед обещаниями богатства в ущерб обещаниям свободы. Но Черчилль сказал бы им, что поставив богатство выше чести, они не только не добьются процветания, но и покроют себя позором. Поэтому Гонконг поставил перед нами острый и пугающий вопрос: что стало с нашей давней поддержкой борьбы за демократию?