Фахда Гази незаконно удерживали в Гуантанамо с 17 лет. Сегодня ему 30. Разрешение об освобождении было утверждено в 2007 году. Его интересы представляет Центр защиты конституционных прав.
Прежде всего, хочу сразу извиниться за то, если я говорю не так, как нужно, или использую не те аргументы. Нас разделяют разные культуры и жизненный опыт.
Раньше у меня не было возможности говорить. Теперь же мне выпала честь рассказать о себе и напрямую обратиться к вам, мыслящим, разумным существам. Хочу поблагодарить вас за проявленный интерес к моей истории. Вы считаете меня человеком, и для меня это нечто невероятно ценное.
Я познакомился с миром через призму Гуантанамо. Когда меня отправили туда, мне было 17 лет. Тогда я лишь изредка смотрел телевизор и слушал радио. Все значимые события моей жизни, от похорон до свадьбы и рождения горячо любимой дочери Хафсы прошли у моего очага. Сейчас мне почти 31 год.
Я рос в Гуантанамо. Рос в этой системе. Рос в страхе. Надеюсь, что это поможет вам понять меня.
Надеюсь, что буду услышанным.
Там, в Гуантанамо меня никто никогда не слушал. На меня никто не обращал внимания. За 13 лет заключения без хоть сколько-нибудь существенных обвинительных мотивов мне так и не представилось случая поведать мою историю.
Я не ISN 026. Такой номер дало мне правительство.
Меня зовут Фахд Абдулла Ахмед Гази. Я — человек, живой человек, который любит и любим.
Мне хотелось бы описать вам те 13 лет в Гуантанамо. Но мой дух восстает, когда я пытаюсь думать о них. И у меня нет слов, которые могли бы по-настоящему позволить вам все это понять
За тот период я лишился очень многого, как внутри тюрьмы, так и во внешнем мире, который остался у меня за спиной.
Я скучаю по дому, сильно скучаю. Но правда в том, что если я завтра вернусь в родную деревню, то буду чужаком, даже среди тех, кто любит меня больше всего.
Несколько дней назад Омар принес мне десятки фотографий из родной деревни, которые сделали во время акции «Ожидание Фахда». Я отнес их к себе в камеру и храню их рядом как сокровище. Я рассматривал каждое лицо, дом, горную вершину. Я не спал до рассвета, разглядывая эти снимки один за другим. В голове и сердце забурлил водоворот мыслей. Я пытался узнать каждую деталь на этих фото, чтобы вспомнить о жизни до Гуантанамо. Но это оказалось почти невозможным.
Я даже не узнал лица лучших друзей.
Мой младший брат Абдул-Рахим, о котором я прошлом столько заботился, меня не узнает. Он только слышал обо мне.
Когда я ушел, деревенские дети были всего лишь младенцами. Для них я просто бестелесное имя. Кроме того, сейчас в деревне есть и другой Фахд Гази, мой племянник. Сейчас ему почти столько же, сколько было мне, когда я в последний раз видел дом.
А что насчет старших поколений? Их всех не стало, одного за другим, пока я ждал.
Самой трагической потерей, которая выпала на мою долю в Гуантанамо, стала внезапная смерть дяди. Он стал для меня как отец, когда папа умер. Он был моим учителем и наставником. Я доверял ему, а он заботился обо мне.
Он не мог смириться с болью при мысли о том, что я сижу за решеткой. Всякий раз, как мне разрешали сделать звонок родным, он уходил. Он был не в силах смотреть на меня в таком положении и разговаривать со мной. Ему даже было слишком мучительно написать письмо.
Но мне ужасно не хватало его, и я был эгоистом. Я хотел увидеть его лицо, чтобы вспомнить о нем, обрести хоть немного спокойствия. Я писал ему. Говорил о нем с другими членами семьи. Просил его ответить на видеозвонок. В конце концов он согласился.
Это была среда. 8 утра в лагере Эхо. В «Красном полумесяце» назвали имена членов семьи, которые пришли на видеосвязь. Я сразу же расплакался, когда я услышал имя дяди. Меня захлестнули переживания, но он сумел сохранить спокойствие.
«Мы любим тебя, — сказал он. — Мы тебя ждем. И будем ждать дальше».
И тут прямо на моих глазах он умер. Он остановился на полуслове, голова запрокинулась назад. Родные бросились ему на помощь, и связь оборвалась. Я же остался прикованным к креслу, совершенно бессильный.
Когда связь восстановили, изображения не было. Я услышал голос брата Мохаммеда. «Он покинул нас, — сказал он. — Для него это оказалось слишком».
В тот момент я по-настоящему осознал, что такое Гуантанамо, и какое воздействие она может оказать, как на тех, кто внутри, так и тех, кто снаружи.
В Гуантанамо я отстал от жизни. Хотя я и вынужден это признать, у меня не получается избавиться от ощущения одиночества и изоляции. Если снаружи еще можно было подумать, что у меня все в порядке, внутри я постепенно развалился на части.
В Гуантанамо нет ни вины, ни невинности. Это лишь пустые идеи. Простая игра.
Но добро и зло все равно существуют. Это никогда не изменится.
Даже те, кто посадил меня за решетку, знают, что такое справедливость. Освободить меня — это справедливо. Меня признали невиновным. Это много значит в Гуантанамо, особенно если вы из Йемена. Решение о возможности освобождения приняли в 2007 году, но я все еще жду этой свободы.
Я уже целую жизнь жду возможность возобновить существование.
Когда я впервые увидел Омара по возвращении из Йемена, меня переполнила радость. Радость от возможности поговорить с человеком, который видел мою дочь и родных. Он касался их. Тут рядом со мной стоял человек, который был в моем доме и ел ту же еду, что и я в далеком прошлом. Он слышал голос моей матери. Он видел все то, что было у меня в прошлом и что я так хочу вернуть обратно. Это было почти что физически ощутимо. На краткий миг я вновь ощутил связь с домом.
Фотографии «Ожидания Фахда» — это моя мечта. Но я не хочу, что все это так и оставалось мечтой. Мне хочется, чтобы оно стало реальностью. Вы можете внести в это вклад. Вы в силах помочь.
Дети, прошу вас, подумайте о моей дочери Хафсе.
Юноши, сохраните воспоминания о том, когда вам самим было 17 лет. Представьте, что я был лишен всего, что нужно молодому человеку для становления во взрослой жизни: работы, образования, опыта.
Жены, подумайте о моей супруге, которая провела молодость, лучшие годы своей жизни, ожидая меня и заботясь об одной лишь Хафсе.
Матери, вспомните обо мне, когда думаете о своих сыновьях. Вспомните о моей матери, которая лишилась своего.
Отцы, подумайте о том, каково приходится мне, когда я пытаюсь наладить контакт с дочерью из этого места.
Я уже упустил лучшие моменты в жизни каждого отца. Я не видел первых шагов Хафсы, не провожал ее в школу, не радовался ее успехам, не помогал ей, когда она спотыкалась. Я с нетерпением жду дня, когда смогу снова быть с ней. Тогда я больше не буду терять ни минуты.
Без конца думаю о тех мгновениях, когда она смотрит на меня и улыбается, говорит ласковое слово и заливисто смеется.
Я стремлюсь к этому всей душой.
Сейчас, когда вы выслушали мою историю и узнали о моих мечтах, вы больше не можете отвернуться. Вас можно было бы извинить, если бы вы не знали. Но сейчас вы в курсе, и не можете вести себя так, словно ничего не было.
Прошу вас, станьте голосом для того, кто его лишен. Помогите страдающему человеку.
Фахд Гази, узник Гуантанамо