Евродепутат Ян Келлер недавно заявил, что причина определенного дружелюбия немалой части чешских левых по отношению к современной России заключается совсем не в том, что они восхищаются властью сильной руки Владимира Путина, которая сопровождается недоверием к Западу – тому самому Западу, который ряд интеллектуалов из окружения Чешской социал-демократической партии ČSSD систематически критикует или прямо обвиняет в том, что он вынудил Россию вести ее нынешнюю агрессивную политику.
Причина, в первую очередь, заключается в страхе того, что нынешняя конфронтационная политика в отношении России может вылиться в более крупный конфликт. Иными словами, та часть чешского демократического левого крыла, которая склоняется к примирению с Россией и призывает Запад и Украину к переговорам, прежде всего печется о мире.
И что с того, что некоторые выдающиеся интеллектуалы из среды чешских левых пишут тексты, которые, скорее, говорят об их убежденности в том, что путинская Россия имеет на свои теперешние действия право в свете западной политики, а также истории России и Украины (Вацлав Жак, Вацлав Бьелоградский), или даже расхваливают Путина за то, что именно его авторитарная власть якобы сумела осадить российских олигархов – чего Украине до сих пор сделать так и не удалось (Петр Угл).
Тот факт, что одновременно с этим Путин «осадил» российскую демократию и является самым последним политиком из всех, кто мог бы поучать Украину – или даже Запад и демократические режимы – похоже, с их точки зрения не так важен.
Но вернемся к аргументу Келлера о «голубиных» побуждениях той части чешских социал-демократов, которая призывает Запад договариваться с Путиным вместо того, чтобы давить на него санкциями и политически его изолировать. Если бы этот аргумент был правдивым, то из него следовало бы два вывода.
Во-первых, из этого можно было бы заключить, что Запад, вероятно, не стремится к мирному урегулированию конфликта на Украине, потому что в противном случае он рассуждал бы так же, как та часть чешских левых, которая видит в большей уступчивости Путину путь к поддержанию мира.
Второй вывод, очевидно, такой: левые, оказывается, более миролюбивы, чем правые. Ведь чешские правые партии, как и некоторые «центровые» политики партии ČSSD, «идут в ногу» с официальной политикой Европейского Союза и США в отношении России.
Вместе с ними они осуждают российские действия на Украине и утверждают, что важно продемонстрировать России, что ее агрессию западный мир терпеть не станет и не будет потворствовать ей, признав новые российские территории, полученные в результате применения военной силой, и сделав вид, что на Украине просто идет гражданская война, что в разрешении конфликта Россия на переговорах с Западом и Украиной должна выступать просто как сторона, не участвующая в войне – то есть как эдакий миротворец, который в возникновении нынешнего кризиса никакого участия не принимал.
На самом деле, разумеется, чешские правые и Запад заинтересованы в мире ни чуть не меньше, чем чешские левые. От той части чешских левых, которая полагает, что мира можно достигнуть, вступив в переговоры с Путиным и закрыв глаза на то, что ему удалось урвать у Украины, успокоив таким образом Россию, правые и Запад отличаются, в первую очередь, тем, что в свете исторического опыта (пример – Мюнхен, 1938 год) они полагают, что политика попустительства, к сожалению, никогда не приводила к миру. И что и на этот раз ничего хорошего не выйдет. Даже напротив, агрессор может воспринять это как признак слабости, которую можно использовать для дальнейшей экспансии.
Так что речь не идет о соперничестве более и менее миролюбивых среди нас, а, скорее, о споре о том, как достичь мира и разрешения конфликта.
Однако необходимо подчеркнуть, что тот, кто следит за взглядами чешских левых (как в текстах уже упомянутых мыслителей, так и в интернет-дискуссиях и выступлениях некоторых политиков), не может избавиться от ощущения, что за симпатиями к путинской России стоит не только страх того, что из-за недостатка уступчивости мы ставим под угрозу мир.
Симпатии к России, как кажется, имеют у большей части левых более глубокие корни. Поскольку сам Путин уж точно не является представителем демократических левых, а напротив, поддерживает партии крайне правого толка по всей Европе, вероятно, симпатии части нашего посткоммунистического левого крыла к Путину вряд ли связаны с чувством солидарности, которое эта группа могла бы испытывать по отношению к действиям правителя левого толка в России, если бы Путин таковым был. Намного более вероятным кажется то, что симпатия по отношению к Путину связана с отторжением и неприятием Запада и с определенным, доставшимся по наследству из прошлого восхищением «сильной» властью.