В «новороссийское ополчение» вступают и вор, и бывший милиционер, и политактивист, и узбек из Киргизии, и историк-империалист

Петербург называют одним из крупнейших центров, откуда добровольцы отправляются воевать в Донбасс. Действительно, стоит набрать соответствующие слова в поисковике, как открывается множество сайтов, на которых нетрудно найти пошаговые инструкции — каким транспортом и куда добираться, где делать пересадки, по каким телефонам связываться со штабами, сколько пар белья надо брать с собой, какие иметь документы.

На этих сайтах всем желающим объяснят, почему не надо ехать в Донецк поездом (могут арестовать украинцы), дадут список необходимых теплых вещей (бушлат, берцы теплые, камуфляж, термобелье, средства личной гигиены, свитер, варежки, перчатки, нижнее белье, носки (берите много!!!)).

Судя по этим инструкциям, человек, решивший повоевать за Новороссию, может приехать в Донецк самостоятельно, а может воспользоваться услугами центров по отправке добровольцев. Некоторые центры даже предоставляют возможность пройти двухнедельную подготовку. Шапка одного из таких сайтов оформлена с помощью советской символики, с красноречивой надписью: «За Родину со Сталиным — вперед!» Далее на этом сайте можно прочесть: «Если Вы не служили в армии, то это очень плохо, но не смертельно! По прибытию в г. Донецк, все добровольцы попадают в учебный центр Первой Славянской бригады, после чего, в зависимости от опыта, знаний, умений будут распределены по другим подразделениям». Практически на всей сайтах такого рода содержатся предупреждения: все документы для пересечения границы должны быть в порядке — никаких конфликтов с законом.

Недавно в Петербург из Донецка приехал раненый доброволец Руслан Стародубов, позывной «Пастор». Сам он родом из Костромской области, но имеет непосредственное отношение к отправке молодых людей из Петербурга в Донецк.

— Собраться и отправиться в Донецк любой человек может хоть сейчас. Можно стоять на границе и ждать группу, которая туда идет, а можно прямо здесь связаться с организацией, которая занимается набором ополченцев. Такие организации есть. Вот я, например, служу в подразделении «Имперского легиона», командир роты, грубо говоря, полевой командир. «Имперский легион» — это русская национальная организация, Российское имперское движение. Наша идея не в том, что славяне — это супернация, а все остальные — гниды, давайте всех уничтожим. Я подчеркиваю: мы — не нацисты, мы — нормальные националисты. Мы любим свой народ, мы любим свою родину. У людей из нашего личного состава могут не совпадать взгляды на то, что такое русский, что такое родина, тем не менее, мы находим общее основание в православной вере.

— То есть вы хотите сказать, что в вашем «Легионе» служат не только русские?

— Да, у нас и немец был, и татарин был, и люди других национальностей, карелы, например. По большому счету нам без разницы, главное — чтобы ты был православным, говорил по-русски и думал по-русски.

— На вашем сайте указано, что очередная группа добровольцев отправилась 21 января из некого центра на Дрезденской, 20 — что это за центр?

— Это военно-патриотический клуб, на его базе работает «Имперский легион». Тренируемся мы не там, у нас есть небольшие выездные лагеря. И группы у нас небольшие, но отправляем мы их регулярно, делаем великое дело. И материальную помощь отправляем, и гуманитарную — продукты питания отправляем, и теплую одежду, и памперсы, и лекарства. Лекарства уходят целенаправленно в Калининский госпиталь № 1, где и меня лечили, и многих других бойцов. Этот госпиталь хорошо себя зарекомендовал, и, по последним данным, его за это сейчас хотят закрыть. Всегда найдется какая-нибудь паршивая капиталистическая гнида, которая захочет захапать этот кусок земли, а госпиталь стоит в центре Донецка, в чудесном месте на набережной реки Кальмиус.

— Как вы узнавали о том, что делается на Украине: исключительно из телевизора или у вас были другие источники?

— Кроме телевизора есть еще интернет. У меня есть смартфон, я могу смотреть разные программы. И получив всю эту информацию, я решил, что лучше пусть погибну я, у которого четверо детей, чем какой-нибудь 18-летний пацан, не знающий, с какой стороны автомат стреляет.

— А разве неподготовленные юнцы к вам не попадают?

— Война — это не только подготовка, это уклад жизни, к которому практически нельзя подготовиться. Даже двухнедельная подготовка, которую мы даем, рассчитана прежде всего на тех, кто уже служил в армии, имел опыт какой-то воинской службы. Мы отправляем людей только подготовленных. Если человек просто приходит и говорит: «Я хочу, и я поеду!», наш руководитель не берет на себя такую ответственность: родной, это не к нам. У нас был такой случай: пришел паренек, глаза сверкают, из ушей дым — я поеду, я готов! Куратор ему сказал: «Друг, иди сначала уладь свои отношения с мамой, потом с подругой, которая уже чуть ли не заявление на нас готова писать, что мы якобы запудрили человеку мозги и отправляем неизвестно куда». Мы не тоталитарная секта, мы — нормальные православные воины, которые отвечают за свои слова и за свои дела.

— А откуда у вас такой позывной — «Пастор»?

— Я в свое время служил в Якутии и временно исполнял обязанности армейского священника. Изначально я проходил срочную службу в группе специального назначения, в «срочку» отвоевал Первую чеченскую. Вернулся, помыкался по гражданке, пошел служить в ОМОН. Тут грянула Вторая чеченская, я с ОМОНом поездил по командировкам, после этого довольно долго опять же искал себя на гражданке. Не нашел, к сожалению. Кем только не работал — от грузчика до учителя физкультуры, последнее время — охранником на Московском вокзале. И уже оттуда ушел на Донбасс.

— То есть мирной профессии у вас нет?

— Почему же нет? Я пекарь третьего разряда — умею печь хлеб, неплохо кладу кафель, руки у меня, как у любого нормального русского мужчины, растут из нормального места. Местами золотые. Но если я военный, то, наверное, я должен заниматься военным делом. А эту войну — это к бабушке не ходи, к гадалке — развязала Америка: ей некуда девать свой национальный долг. Доллары напечатаны, девать их некуда, куда их вложить? Самое дорогое и выгодное дело всегда была война.

— А России война не выгодна?

— Россия имеет в Донбассе буферную зону — если мы эту мерзоту не раздавим там, она придет сюда.

— Украина на нас нападет?

— Нет, но эти поганцы со свастиками не успокоятся. Как насчет Майдана на Сенатской площади?

О кознях Америки и украинских фашистах Руслан может говорить долго, повторяя, что они кровожадно расстреливают всех: мужчин, женщин и детей. И что Америка оплатила Майдан. Доказательств он привести не может, но это никак не влияет на его убеждения. С семьей здесь, в России, у него не сложилось, развелся, но на Донбассе нашел — он подчеркивает, не боевую подругу, а именно жену — Ларису:

— Я сама с Донбасса. Когда там, на Майдане, люди неизвестно чем занимались, у них горели шины, люди на Донбассе работали. Это шахтеры, металлурги, учителя, мы все привыкли работать, а не бездельничать. И глядя по телевизору на Майдан, мы всегда возмущались: что людей туда привело, ведь надо работать! А потом мне довелось поехать к родственнице, на одном из блокпостов меня остановила украинская нацгвардия, и они заставили меня петь гимн Украины. Знаете, я люблю украинский язык, украинские песни, но я не хочу коверкать украинский гимн — я не смогу достаточно правильно его произнести. Я отказалась, они меня избили.

— Как вы оказались в «Имперском легионе», как взяли в руки оружие?

— Я не брала в руки оружие, раньше я работала в органах, теперь занимаюсь хозяйством, снабжением. У нас там женщины разного возраста, и когда мы встретились с командиром «Пастором», поговорили с бойцами, у всех была такая благодарность за то, что эти люди здесь, за то, что они нас защищают. Я хочу подчеркнуть: бойцы, которые защищают Новороссию, — это не наемники, это добровольцы. Это люди с высоким интеллектом, они воюют не за деньги, а за идею.

— А за что вы боретесь — за независимость Новороссии, за присоединение к России?

— Мы против фашизма. Никто не имеет права загонять наших детей в подвалы. Почему снаряды летят целенаправленно в больницу, в школу, где нет ополченцев?

— А на что вы живете, ведь вряд ли вы получаете какие-то зарплаты?

— Зарплат мы не получаем с сентября. Живем огородами. Каждая семья забирает к себе кого-то, кто потерял дом, близких — это и есть русское братство. Мы славяне. Мне жалко, что мы берем в руки оружие, ведь есть стол переговоров, есть диалог. Но Украина (Украина — это для меня сейчас синоним фашизма) нас не слышит. Мы хотим, чтобы Новороссия была независимой — мы устали кормить людей, которые не хотят работать, а мы туда налоги отчисляем.

— Руслан, у меня еще один вопрос по отправке в Донбасс добровольцев: кто кого находит — вы их или они вас?

— Чаще всего они нас находят. Мы существуем открыто, слава Богу, никто у нас обысков не производит, не мешает работать, у нас есть сайты с телефонами и адресами, есть курсы «Партизан», есть клуб «Имперский легион», пожалуйста, вы можете вступить в него «ВКонтакте», общаться, получать новости. И я сам так же поступил. Честно говоря, сначала хотел просто купить билет до Ростова, а там как Бог пошлет, я человек верующий и был уверен, что Господь не оставит меня без своей заботы. Так и получилось: мне позвонил один из моих друзей и сказал, что в Петербурге есть организация, которая занимается сбором добровольцев и отправляет их на боевые. Я нашел ее, прошел подготовку, а так как у меня диплом военного учебного заведения, и моя последняя должность — командир взвода, я и оказался там командиром. А командиров нам очень не хватает, меня вот, к сожалению, сейчас выбили из строя. Профессор нейрохирургии говорит, на 6 месяцев. Но я не буду ждать. Полтора месяца, и я — в бой. Если я не вернусь в строй как боевой командир — вернусь как эксперт.

«Имперский легион» — не единственная организация, отправляющая добровольцев из Петербурга в Донбасс. Занимаются этим и другие — например, активисты незарегистрированной партии «Другая Россия». Лидер петербургского отделения Андрей Дмитриев показывает помещение своего штаба: всюду навалены коробки и пакеты с гуманитарной помощью. По его словам, в программе партии записано именно то, что сейчас происходит на юго-востоке Украины. В этих событиях «другороссы» видят частичное выполнение давно чаемого имперского реванша и поэтому не представляют, как могут остаться в стороне.

— Так получилось, что мы к власти в России не пришли, но наши идеи начали реализовываться, пусть и несколько иным путем, поэтому мы сразу поддержали Новороссию. Мы считаем, что там сейчас идет революционная война, подобная той, которую Че Гевара и Фидель Кастро вели на Кубе и в Боливии, подобная той, которую Ким Ир Сен вел в Манчжурии и в Корее, поэтому мы с самого начала стали принимать в ней активное участие. С мая у нас сформировалось движение «Интербригады» — понятно, что это отсылка к испанской гражданской войне, когда добровольцы со всего мира и из Советского Союза ехали поддерживать испанскую республику против фашистов, франкистов, — аналогии с Киевом здесь, по-моему, прозрачны. Поэтому мы в Питере организовали штаб помощи Донбассу, вот он здесь, в этом помещении. Чем занимаются интербригады? По нашей линии туда поехало много добровольцев — как воевать, так и заниматься гуманитарными вещами. То есть это и врачи, и другие специалисты, больше 1000 человек по всей России. Непосредственно из Петербурга отправилось больше 100 человек. Едут не только наши активисты, например, несколько человек из КПРФ поехали.

Активисты по выходным собирают для своих подразделений деньги у метро (собрали около 2 миллионов), это не считая того, что собрано через интернет. Приходят и пожертвования вещами и лекарствами. Говорит активист Андрей Песоцкий:

— Нам звонят самые разные люди: кто-то звонит оттуда и просит помощи, кто-то, наоборот, предлагает помощь. Недавно позвонила женщина и сказала: немцы из Лейпцига собрали целый чемодан лекарств по нашему списку медикаментов, вывешенному в интернете. Я, правда, не понял, немцы это или русские эмигранты. Вчера позвонил очередной доброволец, который хочет поехать воевать. Он рассказал о себе, что он — гражданин Киргизии, узбек, работает здесь бомбилой — таксист, он воевал и теперь хочет на Донбасс. Получается, что наше дело имеет интернациональный характер. И еще — те люди, которые раньше были где-то на периферии, не добились особенного успеха, теперь пробуждаются. У них сейчас второе дыхание, возможность послужить родине. Это очень трогает, это очень важно.

— Хорошо, этот человек вам позвонил, и теперь что — он к вам придет?

— Собственно, ему приходить не обязательно, мы его свяжем с нашими ребятами в Ростовской области, которые уже непосредственно обеспечивают переброску добровольцев через границу.

— А если человек не имеет подготовки?

— На самом деле, структура армии Новороссии и ее гражданских служб такова, что каждому находится место. Если у человека есть серьезное военное образование, он может работать в штабе, вот так у нас сейчас уехал по линии интербригад начальник штаба ПВО Луганской народной республики. А если человек ничего не умеет, он может в хозчасть попасть или заряжать установки «ГРАД» и минометы, ящики носить — это простое дело.

— Ну, понятно, деньги, вещи, добровольцы, а оружие откуда берется?

— Мы этим не занимаемся, это уголовная статья, все оружие находится там — и местное, и нашедшееся на складах, и отбитое у украинцев.

При слове «оружие» в разговор вступает молчаливый бледный человек — это Сергей Максимов, он же Сильвер, раненый доброволец, приехавший в Петербург лечиться.

— Скажите, когда вы решили ехать в Донбасс?

— Наверное, после майских событий, и даже раньше, когда пошла вся эта информация, и нельзя было дозвониться ни до родственников, ни до кого. Добраться было несложно. Я не служил, не воевал, приехал, вступил в ополчение.

— А в мирной жизни вы кто?

— Промышленный альпинист.

— И кто же воюет рядом с вами?

— И наши, и местные. Попадались ребята, которые приехали за своими семьями и нашли вместо домов воронки. Они шли в военкомат и записывались.

— А кого все-таки больше?

— Сложно понять, но по говору — наверное, все-таки местных.

— И как, действительно у вас боевое братство?

— Да, это боевое братство. Там могут сидеть вместе и вор, и бывший милиционер, и политический, и все нормально.

— Вам нравится такая жизнь?

— Да, нравится.

— Поедете назад?

— После излечения — да.

Активист «Другой России» Сергей Чепига уверяет, что все его соратники по партии хотят быть там, на Донбассе.

— Кто может, тот уже уехал, но надо и в тылу работать, это тоже тяжелая работа: и организация пикетов, и согласование. Мыслями, душой мы все там. Сейчас дело помощи Новороссии — дело нашей совести.

Пришел в штаб и Артем, совсем молоденький мальчик, правда, совершеннолетний. Он тоже собирается в Донбасс.

— Мне стыдно жить хорошо, мирно, когда кто-то умирает, страдает, голодает. Поэтому я прилагаю все силы, чтобы хоть как-то помочь этим людям, помочь тем, кто их защищает. Мои предки и в 12, и в 14 лет на войну уходили — чем я-то хуже?

— А родители знают о ваших намерениях?

— Нет, не знают.

Родители Маши, которая сидит рядом с Артемом, тоже не знают, что их дочь собирается махнуть в Донбасс.

— Для меня, как для всех нас, когда начались эти события, не стояло вопроса, на чьей стороне быть, — говорит Маша. — Мне тут никто ничего не вменяет в обязанности, не указывает ничего, мы приходим и занимаемся абсолютно всем.

В один прекрасный момент Маша собирается исчезнуть, не сказав ни слова родителям, живущим в другом городе.

Понятно, что где война, там рано или поздно возникает «груз-200».

— У нас, к сожалению, погиб один из наших соратников, старых нацболов, Илья Гурьев, ополченец с позывным «Заяц», — говорит Андрей Дмитриев. — Он больше десяти лет в партии, пришел несовершеннолетним, участвовал в акции по захвату приемной президента России в 2004 году. Он был одним из 39 человек, получивших срок. Летом он поехал воевать в Новороссию, хотя его отговаривали; у него двое маленьких детей, две девочки, но он сказал жене, что поехал на археологические раскопки. В августе было наступление Вооруженных сил Украины, тогда и Сергея ранило, тогда и Илья погиб. Останков, по-моему, так и не нашли.

— Там все тела сожгли в танке, — уточняет Сильвер. — Если тело не бросили на поле боя, его перешлют домой, а если бросили, то нет. Ребята рассказывали, был у нас еще один погибший товарищ, так вот, его тело вынесли. Это был как раз командир «Зайца».

По словам Дмитриева, такую народную поддержку, как сейчас, он со своими товарищами ощущал только в 2004 году, во время волнений против монетизации льгот.

— Тогда Невский перекрывали с бабушками и дедушками, и сейчас, стоя на пикетах у метро, мы ощущаем то же самое, видя, как бабушки приносят нам последнюю копейку. Жаль, что такое единение с народом происходит такой ценой, ценой войны, ценой крови, но тем не менее это происходит, и мы рады, что наш пульс бьется в единении с пульсом наших сограждан.

Все лето провел в Донбассе председатель Российского общевоинского союза, историк Игорь Иванов. Он — «человек Стрелкова», бывший начальник политотдела ополчения. По его словам, он отправился на Украину на свой страх и риск, с большими трудностями и даже с опасностью для жизни.

— Контингент добровольцев очень разный, но я сразу хочу сказать, что основная масса — это местные. Судя по моему подразделению, добровольцы из России составляют 5-10%. Все остальные — славянские, константиновские, краматорские, донецкие. Но и они тоже добровольцы, вся армия добровольческая, понимаете, там ведь никакого призыва не было. Когда мы пришли в июне, местные парни из Донбасса смотрели на нас широко раскрытыми глазами: вы из России, это же так здорово, что такая помощь к нам пришла, что нас не забывают, нас не бросают. Местные — это и шахтеры, и врачи, и водители, люди самых разных специальностей. Из России тоже контингент самый разный, профессиональных военных, кстати, немного. Кто-то, как я, прошел службу в армии, у кого-то были за плечами военные кафедры, а кто-то вообще в армии не служил. Но в украинской армии такая же картина: вроде бы это регулярная армия, но на самом деле это ребята, которых быстро набрали во время очередной мобилизации, быстро кое-чему научили и бросили на убой. Такая война — с двух сторон воюют непрофессионалы.

— А почему так происходит?

— Понимаете, Россия — коррумпированная страна, но Украина — еще более коррумпированная. У нас в 90-е годы вооруженные силы были развалены, то на Украине они были развалены еще больше. Основная масса украинского командования занималась не военной подготовкой, а распилом военного имущества. Другое дело, что за несколько месяцев боев обе стороны многому научились, уничтожая друг друга. Гражданская война выдвигает командиров, но если посмотреть на командиров со стороны Новороссии, военных там — меньшинство. В основном это люди, которые только сейчас взяли в руки оружие и выдвинулись благодаря своим способностям.

— Вот у вас все время звучит слово «оружие». Я понимаю, что можно собрать деньги, вещи, лекарства, но оружие-то у вас откуда? Есть же доказательства того, что у вооруженных формирований ДНР и ЛНР — полученные из России оружие и системы вооружений.

— С оружием были большие проблемы, особенно летом, когда мы не могли воевать на равных с украинской армией, бросавшей против нас табуны БМП, бронетранспортеров, танков, — у них был полный перевес по тяжелому оружию. У нас было только стрелковое оружие — где-то купленное, где-то отнятое, найденное на складах. Один только пример: летом против современных танков у нас было ПТРД — это противотанковое ружье Дегтярева, снятое с вооружения в 1944 году, потому что оно уже тогда было абсолютно бесполезно против немецких танков. Оно лежало на складах, пока мы его не нашли в 2014 году. Но летом мы взяли очень много вооружения в качестве трофеев, включая те же «Грады». А вообще-то в советское время Украина была напичкана оружием, оно там до сих пор лежит на складах, в каких-то шахтах. Ведь СССР готовился к мировой войне, и Киевский, и Одесский военные округа напичканы старым советским оружием. Правда, во время самостийности Украины все это разворовали, поэтому украинские танки и с места сдвинуться не могли, все разобранные были. Конечно, это старая советская техника, но мы воюем... Понятно, что с ней полно проблем: если гранатомет пролежал на складе десятилетия, то два выстрела он делает, а на третий на 100% дает осечку.

— А есть у вас какие-то пункты подготовки, отправки добровольцев?

— По большому счету, наверное, нет. У «Имперского легиона» есть, у нас нет. В основном и ребята с Донбасса, и наши ребята идут безо всякой подготовки, но проверено на практике: молодой боец, начинающий с нуля, попадает в подразделение, и через месяц жизни в окопах он — профессиональный солдат. Нет лучшего учителя, чем война.

— А потерь много?

— Летом ополчение несло незначительные потери, примерно 1 к 10. На самом деле у ребят с украинской стороны не было мотивации против нас воевать. Я не говорю про идейных типа батальонов «Азов», «Днепр» или «Донбасс». Эти идейные, «правосеки», как правило, выходцы с западной Украины, у них есть мотивация, идеология, в основном, национал-социализма, фашизма, все они помнят своих дедушек из дивизии «Галичина», все это у них в огромном почете. Но это добровольческие батальоны. А регулярная армия тоже против нас воюет, и достаточно жестко, но мотивации у них нет, они довольно часто сдаются в плен. Наши пленные тоже есть, но мало, они предпочитают подорвать себя гранатой, но в плен не сдаться. А противники сдаются — и правильно делают. Они знают, что у нас не пытают. Летом еще был приказ командующего Стрелкова о гуманном отношении к пленным, и этот приказ выполнялся. Противник по-другому к нашим пленным относился, я это знаю, ведь мы еще летом начали пленных обменивать. Когда мы отдавали украинских ребят, они шли на своих ногах, а когда наших отдавали, нам просто бросали мешки с костями, все было переломано. Формально это был живой, но на самом деле отдавали часто такого парня, который уже не выживет. Ожесточение с той стороны очень сильное было, средневековые пытки они применяли. Поэтому наши в плен не сдавались. А мы пленным предоставляли выбор: уйти назад без оружия, уехать в Россию беженцами или присоединиться к нам — некоторые это и делали.

— Вы хотите сказать, что противники — звери, а ваши — белые и пушистые?

— Наши не белые и не пушистые, но у нас, начиная со Славянска, была жесткая дисциплина, в нашей армии пьянства не было вообще.

— А как же не так давно ваши командиры публично признавались, что там есть бандитизм, мародерство, что у населения отжимают квартиры и машины?

— Для тех, кто не в теме, любой человек в камуфляже — это ополченец, на самом деле все не так. В Донецкой и Луганской республиках огромное количество формирований, и не все они ополченцы, и не все они воюют. Когда я говорю «ополчение», я имею в виду формирование, возникшее в Славянске, которым командовал Игорь Иванович Стрелков, оно было сформировано из добровольцев, в основном идейных. Там был сухой закон, за мародерство мы наказывали по законам военного времени вплоть до расстрела перед строем. Когда двух-трех расстреляли за воровство и за «отжим», вопрос был закрыт. А вот батальоны, сформированные в глубоком тылу, они на фронте и не появлялись, такие, как «Восток», «Оплот», в основном претензии местного населения именно к ним: они сидели в тылу и занимались этими «отжимами». Когда мы вышли из Славянска и пришли в Донецк, местное население только что цветы нам под ноги не кидало, надеясь, что мы наведем порядок. И мы его навели — с наркоманией покончили где-то за 10 дней. А они не могли справиться за десятилетия, потому что все наркодилеры были связаны с коррумпированной донецкой милицией.

Мы ликвидировали наркомафию — всех арестовали, судили, некоторых расстреляли. Население было в восторге, к нам подходили и говорили: только не возвращайте прежнюю милицию, иначе опять будут взятки и крышевание преступников. Так что мы действительно были по отношению к людям белые и пушистые. Сейчас я, кстати, этого не вижу. Только вчера посмотрел ролик, как Гиви — один из популярных командиров Новороссии — берет пленных, ну, не убивает, конечно, но морально очень сильно давит, кого-то на колени поставил, кого-то заставил съесть украинский шеврон. При нас этого не было, издевательства над пленными были запрещены, ведь если мы будет издеваться над пленными, кто будет сдаваться в плен? Насколько возможно было в запале боя выполнять Женевскую конвенцию по отношению к пленным, мы ее исполняли. Я сам в свое время за это отвечал.

— Почему же вы уехали оттуда?

— Потому что ушел Стрелков — за ним ушла и вся стрелковская команда. Мне до сих пор пишут оттуда и звонят: возвращайтесь, при вас тут был порядок.

— А от кого зависит, вернетесь вы или нет?

— Я думаю, нужна политическая воля в Москве, в Кремле, но ее явно нет.

— Разве вы себе не противоречите: с одной стороны, вы говорите, что там только добровольцы, что это только личная инициатива, с другой — что все зависит от воли Кремля?

— Добровольцев действительно никто не посылал, но Новороссия зажата между Украиной и Россией, и стоит перекрыть доступ гуманитарным конвоям, там просто начнут умирать от голода. Поддержка Москвы все-таки нужна.

— Кстати, какова судьба раненых ополченцев?

— Мы своих раненых переправляли в госпитали в Славянске, в Донецке, в сложных случаях — даже в Российскую Федерацию. Санитарные машины посылали с риском для жизни за одним человеком, чтобы он не истек кровью.

— А тела убитых всегда получается забрать с поля боя?

— Нет, не всегда. Война есть война, иногда и от тела ничего не остается. Что с одной, что с другой стороны, не всегда удается убитых даже похоронить. Но когда удается — хороним прямо там, уже много их похоронено в Новороссии. Есть семьи, которые хотят забрать тело в Россию и похоронить там своих сыновей, мужей, отцов. С этим сложности, власти Новоросии не имеют возможности этим заниматься, а Российская Федерация вообще не сторона конфликта, не будет она помогать. Как правило, вся нагрузка падает либо на самих родственников, либо на волонтеров, которые помогают привезти гроб и помочь с похоронами — есть организации, которые этим занимаются. Опять же — никакой государственной помощи, все на уровне волонтерства.

Так же как эти белые конвои — они же не покрывают всех потребностей. Поэтому создано движение «Новороссия», оно не политическое, его главная задача — снабжение Новороссии продуктами, мы туда отправляем вещи, генераторы — то, что нужнее всего. И вторая задача — помощь раненым: собираем деньги, помогаем оплачивать дорогостоящие операции. Кроме «Новороссии», которую возглавляет Стрелков, есть много других гуманитарных организаций. Сейчас, например, возникла такая инициатива — «От храма к храму»: какой-то приход собирает вещи, деньги, продовольствие и целенаправленно отправляет прихожанам какого-то храма в Новороссии. А движение «Новороссия» Стрелкова обеспечивает доставку, это сложно: нужен транспорт, нужен бензин, везти приходится через всю Россию, переходить границу — все эти хлопоты по доставке мы берем на себя. У нас есть центральный склад в Москве, в Ростове-на-Дону, и сейчас начинает работу центральный склад в Петербурге на Васильевском острове.

— Вы стоите за Новороссию — это что, начало исполнения мечты белоэмигрантов, белого движения за восстановление империи?

— Нет, то, что происходит на Украине, — это кошмар, это худшее, что могло произойти с нашей страной. Белое движение никогда об этом не мечтало. Оно мечтало о добровольной интеграции территорий, когда-то входивших в состав Российской империи, — я, конечно, не имею в виду Польшу, Финляндию, Прибалтику. Именно за мирную и добровольную интеграцию. А эта война для нас не мечта, это трагедия. Мечта у нас другая — что когда-нибудь Россия все же будет единой, но не через войну, а через понимание, что мы один народ, одна культура.

— Но ведь Игорь Стрелков сам признался, что никакой войны не было, пока он лично ее не развязал! Может, не надо было этого делать?

— Наверное, не надо было. Но все началось с Крыма.

— Так, может быть, и Крым не надо было таким способом присоединять?

— Наверное, не надо было, — сетует председатель Российского общевоинского союза, историк Игорь Иванов.

Депутат Законодательного собрания Петербурга Александр Кобринский считает, что разобраться в том, кто такие ополченцы, едущие из России защищать Новороссию, с законодательной точки зрения не так-то просто:

— В России есть уголовная статья за наемничество, но у нее очень большие ограничения. Во-первых, надо, чтобы это было наемничество за деньги, а это очень сложно доказать. Вторая оговорка: наемничество наказывается, только если оно противоречит интересам Российской Федерации. А что именно им противоречит, решают как раз те граждане, которые засылают наших добровольцев на Украину. Так что этот закон не работает. Но есть и второй аспект: ООН определила понятие «агрессия», которое, кроме ввода войск на территорию другой страны, включает в себя и массовую засылку так называемых боевиков — граждан, которые не носят форму регулярной армии, но которые с территории одной страны при явном попустительстве властей этой страны переходят границу и воюют на территории соседней страны. Если даже не брать очевидное всем присутствие регулярных российских войск на территории Украины, а брать одних добровольцев, то с точки зрения международного права, Россия в отношении Украины является агрессором. Россия не только ничего не делает, чтобы остановить поток добровольцев, но и неприкрыто способствует их отправке.

— Но российские граждане много где воюют: воевали и в бывшей Югославии, и в Молдавии, и в Грузии, теперь вооют в Сирии...

— Есть прекрасное место в романе Дюма «Виктонт де Бражелон». Молодой Людовик XIV просит у кардинала Мазарини миллион ливров или 200 вооруженных дворян, чтобы помочь реставрации английского короля Карла II. Мазарини говорит: дворян вы послать не можете, у нас же с Англией мирный договор, это будет объявлением войны. На что Людовик говорит: а я не хочу их официально посылать, но я не могу запретить своим подданным ездить в Англию, если они этого хотят. Тогда Мазарини ему отвечает: тогда вы должны будете их вернуть или публично протестовать, что ваши подданные ведут себя как враги в союзном государстве.

Да, такие случаи бывают: российские граждане воюют и в «Аль-Каиде», и в «Исламском государстве», но при этом в России нет открытых пунктов, где можно записаться добровольцем в «Аль-Каиду», и по Первому каналу их не показывают как привлекательных и нуждающихся в помощи российских граждан. Наоборот, их сразу арестовывают, если обнаружат, а вот отправка боевиков на Украину поощряется на самом высоком уровне. В словах Мазарини ключевое слово «враги»: российские граждане, едущие на Украину, участвуют в незаконных вооруженных формированиях, воюя с регулярными украинскими войсками. Но при этом действуют как враги не только Украины, но России, — считает депутат Законодательного собрания Петербурга Александр Кобринский.

В докладе Amnesty International о положении дел на Украине говорится о том, что события на востоке этой страны являются международным вооруженным конфликтом, причем «все стороны этого конфликта демонстрируют пренебрежение жизнями мирного населения и неприкрыто нарушают свои международные обязательства». Сотрудники Amnesty International опросили множество местных жителей и зафиксировали в своем докладе их рассказы о массовых обстрелах жилых домов с украинской стороны, о похищениях и избиениях жителей, совершавшихся людьми, воевавшими под украинскими флагами. Но еще больше приводится в докладе свидетельств о похищениях, пытках и убийствах мирных жителей, совершаемых вооруженными формированиями сепаратистов. Один из приведенных примеров — похищение священника из Славянска, двоих его сыновей и еще двоих прихожан, за которых потребовали выкуп 50 тысяч долларов. Когда община их собрала, все заложники были уже убиты. В докладе Amnesty International говорится также об обстрелах украинской территории со стороны России, о постоянной российской помощи сепаратистам оружием и о подстрекательстве их к совершению военных преступлений.