Если перефразировать знаменитое первое предложение в «Анне Карениной», все счастливые страны похожи друг на друга, каждая несчастливая страна несчастлива по-своему.
Но сегодня Россия и Турция несчастливы очень схожим образом. Посмотрев документальный фильм о современной русской литературе под названием «Open Book» («Открытая книга»), я испытал сближающее чувство, которое обычно чувствуют люди, прошедшие через одну катастрофу. Русские писатели будто говорили о прекрасно известном нам месте.
С начала 2000-х годов Россия фактически находится под властью авторитарного режима. На первых порах этот процесс сопровождался обещаниями демократии, но со временем страна пошла по иному пути. Владимир Путин оказался у власти после службы на местном уровне, поэтому к процессу управления страной он в некотором смысле подошел с менталитетом подрядчика. За годы его правления уровень благосостояния среднего класса несколько возрос, что позволило российскому лидеру приобрести определенную легитимность. Когда этот кроткий обитатель Кремля только приступал к работе на посту главы государства, Россию он называл «частью Европы». Тем временем сегодня, всякий раз, когда представляется такая возможность, он бросает вызов Западу. Его неизменный аргумент звучит для нас очень знакомо: «Кто-то пытается перекроить мою страну».
На один президентский срок он оставил вместо себя преемника с научной карьерой за плечами, но затем вновь занял руководящее кресло. Постепенно он перестал отделять свою судьбу от судьбы государства. Он стал выступать с резкими заявлениями, часто ссылаться на консервативных авторов. «Дайте мне 20 лет, — сказал он, впервые придя к власти, — и вы не узнаете Россию». У него есть духовный наставник: своими идеями (своего рода фетвами) архимандрит Шевкунов, с одной стороны, помогает ему обеспечить легитимность, с другой — усилить позиции в глазах религиозных слоев населения. Быть «первым лицом» в России — стране со столь долгой историей диктатуры — непросто: сторонники Путина регулярно сравнивают его со Сталиным (такие сравнения, впрочем, считаются комплиментом). Он реструктурировал СМИ, подавил оппозицию, у него до сих пор есть армия работающих за зарплату «троллей». В прошлом месяце в своем «обращении к народу» он говорил о том, что в России никто не живет во «дворцах» (никого не напоминает?).
Карен Давиша, (Karen Dawisha), автор книги под названием «Putin’s Kleptocracy», отмечает, что президент России с самого начала использовал демократию лишь как прикрытие. Однако, полагает Давиша, стоит облаку иллюзии развеяться, как Путину придется показать свое истинное лицо. И поэтому он сотрудничал с рудиментами советской разведки — ему нужно было сохранять жесткую позицию, чтобы не дать облаку развеяться.
Несколько недель назад в книжном приложении New York Times поднимался вопрос: почему русские романы XIX века до сих пор производят на нас сильное впечатление? Представим эту величественную традицию: «Шинель» Гоголя, одержимые герои Достоевского, эпические романы Толстого, утонченность Чехова... Когда Достоевский писал «Записки из подполья», до создания «первого турецкого романа» — «Пробуждения» — оставалось еще 12 лет. После классического периода развития литературы, подарившего миру истинные шедевры, русский роман пережил затяжную эпоху диктатуры. И то, к чему после всего этого горького опыта пришла страна, должно быть, глубоко опечаливает читающих и пишущих людей...
Полагаю, мы всегда отставали от русской литературы. В тот год, когда Назым Хикмет (Nazım Hikmet, турецкий поэт и прозаик — прим. ред.) с энтузиазмом отправился в Москву, Замятин написал первый в мире роман-антиутопию под названием «Мы». «Мне наскучил шаблонный русский роман и рассказ», — сказал в 1943 году Танпынар (Tanpınar, турецкий поэт и прозаик — прим. ред.). Однако за несколько лет до этого высказывания в одной московской квартире уже создавался шедевр, который пошатнет устои «шаблонного» русского романа. «Мастер и Маргарита» Булгакова должен был сломать стереотипы классической литературы, но при всем своем желании Танпынар не смог бы прочитать это произведение. Книга, запрещенная правящим режимом, будет опубликована лишь спустя пять лет после его смерти.
Сегодня Россия, как никогда, кажется нам знакомой. То, «насколько человек — сложное создание», Бедри Рахми Эюбоглу (Bedri Rahmi Eyüboğlu, турецкий художник и поэт — прим. ред.) осознал после того, как прочитал Достоевского. Благодаря Маяковскому произошло знакомство Назыма со свободным стихом, от Чехова Мемдух Шевкет Эсендал (Memduh Şevket Esendal, турецкий писатель — прим. ред.) узнал об обнаженной действительности. Как говорят русские писатели сегодня, литература и обращение к великой традиции поможет пережить период хаоса. Вероятно, нам есть чему у них поучиться?