Украина как театр

Целый год.

Прошел уже ровно год с тех пор, как украинская революция свергла коррумпированный, тиранический, а в последние свои дни и кровавый режим Виктора Януковича.

Поэтому, чтобы отметить годовщину этого события, за которым я пристально следил с самого начала (я всячески пытался поддержать его и дважды произносил речи на Майдане), и которое до сегодняшнего дня, то есть до поездки в зону боевых действий в Краматорске, наполняло меня нескрываемым энтузиазмом, президент Порошенко попросил меня исполнить в национальной опере пьесу «Отель Европа» (мы написали ее вместе с Жаком Вебером).

В зале были киевские интеллектуалы и ветераны Луганска.

Главы государств, которые на следующий день приняли участие в организованном Порошенко марше (по примеру парижского шествия в память о жертвах в Charlie Hebdo и Hyper Cacher), и мой старый товарищ министр по делам Европы Арлем Дезир (Harlem Désir), напомнивший, что для Франции Украина — это Европа.

Там были Регина и Влад Давидзон (Regina et Vlad Davidzon) и сотрудники La Règle du jeu, которые совместно с Фондом Виктора Пинчука смогли устроить это представление, на организацию которого ушли бы недели даже в мирное время.

Я же, уподобившись Мейерхольду, который в 1917 году в Москве чуть ли не каждый день переписывал пьесы в соответствии с новостями с фронта, несколько дней и ночей адаптировал написанное ко всем последним особенностям нынешнего положения дел на Украине.

Интрига, разумеется, осталась прежней.

Это все еще история писателя, которому нужно за два часа составить большую речь о будущем Европы, но, как это ни странно, ему не удается это сделать.

События все так же происходят в страдающей Боснии, которую я в прошлом столь же страстно отстаивал. Мой герой возвращается туда, как один из мушкетеров 20 лет спустя.

Но ему хватает всего одной реплики, одного слова, чтобы Дебальцево перекликалось с Сараево.

А небольшой корректировки, намека достаточно, чтобы недавние минские соглашения Украины и России показались предвестником дейтонского мира.

И мне не нужно называть имена. Когда я говорю о боснийце Изетбеговиче, прославляю ставшего отважным военачальником гражданского лидера, воспеваю мирного человека, который победил в войне, не любя ее, аудитория слышит отсылку к Порошенко и аплодирует.

Она ощущает волнение, когда охваченный пламенем номер лиссабонского Avenida Palace, где 40 лет назад генерал Отело ди Карвалью (Otelo de Carvalho) задохнулся в клубах дыма, превращается в пятый этаж пылающего Дома профсоюзов и исчезающий в ночи на Майдане силуэт Евгения Нищука.

Или когда в одном из SMS, которые без конца донимают героя новостями с фронта и всего мира и отображаются перед зрителями на расположенном за сценой экране, появляется спортивная новость дня: «Виталий Кличко победил в Киеве Артура Крэйвена». Речь идет о победе революции над самой загадочной и требовательной литературой.

Или когда, говоря о поставках оружия (а на них действительно придется решиться, как в Боснии, если мы хотим хоть немного уравновесить соотношение сил и создать хоть какой-то шанс на прекращение войны) и пытаясь подобрать эквивалент того, кого в оригинальном варианте я называл просто «турецким другом», я произнес имя Надежды Савченко, захваченной в Донецке украинской летчицы, которая после того, как Путин отправил ее за решетку, превратилась в подобие украинской Жанны д’Арк.

Но не выходит ли, что у истории есть лишь ограниченное количество примечательных сцен, которые без конца повторяются, как в театре?

Продолжит ли она и дальше расписывать красками самые простые холсты, 40 лет военных репортажей о которых все еще не позволили мне проникнуть в их ужасающую тайну?

Это мои грезы или истории? Со мной играет наследственное воображение или же недремлющие призраки темных времен Боснии и Ливии, Афганистана и Курдистана, а сегодня еще и Киева без конца разыгрывают пьесу раздела Испании или французского Сопротивления?

Я этого так никогда и не узнаю.

Единственное, что я могу сказать, это то, что когда занавес падает под слова «Слава Украине! Слава Европе!», которые я выкрикиваю на языке Василия Стуса и Леси Украинки, и когда Петро Порошенко поднимается на сцену, чтобы выразить мне свою дружбу и тоном Черчилля призвать своих проявить выдержку и храбрость при виде потока крови и слез, я ощущаю небывалую радость от участия в этом немного печальном, но прекрасном мероприятии и меланхолию, которая, как говорят мудрецы, является неизменной спутницей незавершенности.