Борис Немцов: смерть российского либерала

Я купил пару бутылок «Ярпива» прямо за углом в своем бруклинском дисконтном магазине, принадлежащем китайцу, и налил стакан в память о Немцове, который ушел из жизни, будучи депутатом Ярославской областной думы. Он мне никогда особо не нравился, но его убийство было жестоким и пугающим — а тот страх, который оно принесло с собой в Москву, является вполне реальным.

Немцов был либералом и даже «ультралибералом», но совсем не таким, какими мы представляем себе либералов. В лучшем смысле это слово означает, что он никогда не был уклончивым трусом. Но как один из лидеров либерализационной катастрофы 1990-х годов, он был в большей степени проблемой, нежели ее решением. И даже когда Немцов находился у власти в конце ельцинской эпохи, работая заместителем премьер-министра и будучи наиболее вероятным престолонаследником этого полуживого пьяницы, он представлял в либеральной России самый худший и неглубокий тип «виртуальной политики», ставшей предвестницей политики пиара, усовершенствованной при человеке, которого Ельцин в 2000 году выбрал на должность президента страны: Владимире Путине.

Впервые Немцов засветился на экране моего радара в 1997 году, спустя несколько месяцев после того, как я начал издавать в Москве газету The eXile. Когда у американских СМИ еще были деньги для укомплектования таких мест, как Москва, своими корпунктами, сливки московского сообщества иностранных корреспондентов радостно приветствовали его как второе пришествие либерального Иисуса. Надо сказать, что полный комплект репортеров в Москве не очень-то повышал качество журналистской работы, ибо в основном их репортажи напоминали обильную отрыжку из неолиберальных памфлетов в ура-патриотическом стиле, являясь образчиком массовой порочной практики в журналистике. Все до единого западные репортеры были ошарашены финансовым коллапсом 1998 года, который стал самым катастрофическим и масштабным в современной истории — все, за исключением нашей надоедливой сатирической бульварной газетенки.

Но вернемся к Немцову, которого Ельцин в марте 1997 года назначил первым заместителем премьер-министра, сделав это спустя пару месяцев после начала выпуска The eXile. Все на Западе просто балдели от молодого и симпатичного сторонника свободного рынка, который до этого занимал пост губернатора Нижегородской области. Ларри Саммерс (Larry Summers), который заправлял клинтоновской политикой в отношении России на своем посту заместителя министра финансов, приветствовал назначение Немцова, ставшего первым заместителем премьера, как и Анатолий Чубайс по кличке «Костолом». Он назвал эту пару «экономической командой мечты». Приехав в Японию, Немцов привел в восторг мировые СМИ, заявив на собрании японских бизнесменов, что он даст им номер своего личного сотового телефона, дабы они звонили ему в том случае, если у них в России появятся какие-то проблемы в бизнесе.

Типичным представителем англо-американской немцовофилии, против которой выступали мы, стала корреспондент Los Angeles Times Кэрол Уильямс (Carol J. Williams), восхвалявшая его в таких выражениях, которые больше смахивали на дешевую пародию на советскую пропаганду:

За четыре месяца после ухода с поста руководителя процветающей области в Поволжье, ставшей образцом в реализации реформ, этот харизматичный крестоносец на посту первого заместителя премьер-министра взял в перекрестье своего прицела продажных и алчных людей, превративших постсоветскую Россию в огромный и страшный преступный мир...

При этом 37-летнем бывшем физике появились первые многообещающие признаки экономического подъема после отказа России от коммунизма. Под одобрительные возгласы бедствующих масс [да, вы все правильно прочитали: одобряющие бедствующие массы — М. Э.] он начал войну против жирных котов в правительстве, которые разъезжали в шикарных импортных машинах и чартерных самолетах...

Такова была версия группы поддержки — и ее одобрили все богатые и властные мира сего. Но только не в России.

На самом деле, нижегородское «чудо» Немцова, как и все немцовское, было просто умелым и хитрым пиаром, скрывавшим жестокую действительность. В 1996 году в списке 89 бедствующих регионов России, которая переживала агонию самого страшного общенационального экономического краха 20-го века среди промышленно развитых государств, Нижегородская область числилась в скромных середнячках по средних показателям доходов, хотя туда поступало больше иностранных инвестиций, чем в любой другой регион. Немцов привлекал иностранных инвесторов, повторяя все те неолиберальные банальности, которые были в моде в 1990-е годы, и благодаря этому стал любимчиком Всемирного банка и иже с ним.

Немцов пришел в Кремль как антикоррупционный «младореформатор», пообещавший России честный, чистый, «западный» капитализм. Первым делом он протолкнул закон, заставивший правительственных чиновников отказаться от иномарок и пересесть на российские «Волги», которые — так уж получилось — делали в немцовской Нижегородской области. Затем он пролоббировал ряд антикоррупционных указов, в которых, если их почитать внимательнее, было столько лазеек, что через них мог проехать весь автопарк «Волг». Предполагалось, что эти указы покончат с самыми отвратительными примерами коррупции ельцинской эпохи: подстроенными тендерами по государственным контрактам. Немцов в своем реформаторском постановлении провозгласил, что в будущем государственные тендеры должны быть открытыми, прозрачными и состязательными — за исключением тех случаев, когда закрытый и несостязательный тендер считается «оптимальным методом». Иными словами, ничего в этом деле не изменилось, просто на мошеннические тендеры навели глянец законности, и все благодаря Немцову.

Спустя несколько месяцев Немцов начал проталкивать новый закон, обязывающий чиновников раскрывать свои доходы (но не активы — свои и родственников), но вскоре появилась аудиозапись, на которой слышно, как он договаривается о получении взятки в виде непристойного аванса за книгу на сумму 90 тысяч долларов с посредником ельцинской семьи и предпринимателем по имени Сергей Лисовский. (Годом ранее Лисовского, работавшего на Ельцина во время кампании по его переизбранию, поймали за руку прямо в центре Москвы с картонной коробкой, заполненной долларовыми банкнотами на сумму полмиллиона долларов.) Запись разговора Немцова с Лисовским об «авансе» на 90 тысяч долларов появилась как раз в тот момент, когда он поставил себе в заслугу одну из самых скандальных сделок по продаже государственной собственности. Тогда государственную телекоммуникационную компанию «Связьинвест» продали консорциуму, в который входил Джордж Сорос и «ОНЭКСИМ Банк», где председательствовал нынешний владелец команды Brooklyn Nets Михаил Прохоров. Сначала этот аукцион преподносили как самый честный и самый лучший из аукционов ельцинской эпохи по продаже госсобственности. Но потом выяснилось, что победитель  аукциона «ОНЭКСИМ Банк» перечислял огромные авансы за книги тем самым «младореформаторам» и любимцам США из правительства Ельцина, которые организовали тендер по продаже «Связьинвеста» консорциуму во главе с «ОНЭКСИМ Банком» — в том числе, Чубайсу.

Подставной аукцион, ставший образцом немцовского стиля «антикоррупционного» управления, привел к «банковским войнам» между соперничавшими между собой кланами олигархов, к отставке многих «младореформаторов» из числа коллег Немцова, а также к открытой словесной войне между Немцовым и покойным олигархом Борисом Березовским, чей консорциум на этом аукционе проиграл. Телеканалы Березовского начали яростно нападать на Немцова и его младореформаторов. Немцов в ответ потребовал, чтобы Ельцин убрал Березовского из Совета безопасности. В этот момент Березовский нанес ответный удар, сделав запоминающееся заявление, после которого любому, кто его запомнил, включая меня, стало очень трудно воспринимать Немцова всерьез. Здесь важно понять контекст. Березовский был евреем, а Немцов наполовину евреем. И жили они в стране, у которой, скажем так, непростое отношение к евреям. Березовский сделал несколько ехидных замечаний по поводу их еврейских отчеств (Борис Ефимович Немцов и Борис Абрамович Березовский), и сравнил их с чисто русским отчеством Ельцина (Николаевич), когда сказал в ходе интервью:

Мне кажется, у господина Немцова чисто генетическая проблема. Он Борис Ефимович, а порой он Борис Абрамович. Но быть он хочет Борисом Николаевичем. Президентами не становятся, президентами рождаются. Если Борис Ефимович это поймет, то, я думаю, он прекратит свои голословные заявления.

Березовский жестоко и весьма выразительно продемонстрировал не только бредовую манию величия Немцова, но и его нравственные заблуждения. Они оба были порождением и агентами одной и той же либеральной революции.

Были и другие грязные истории. Немцову была поставлена задача расформировать естественные российские монополии и ввести свободную рыночную конкуренцию. Поэтому он взялся за государственную энергетическую монополию РАО-ЕЭС, поставив во главе компании своего любимого банкира из Нижнего Новгорода Бориса Бревнова. К тому времени Бревнов был женат на американке, которая работала во Всемирном банке и отвечала за инвестиции в Нижегородской области, когда Немцов был там губернатором. Не прошло и года после назначения Бревнова руководителем этой монополии, как совет директоров РАО-ЕЭС обвинил его в коррупции и злоупотреблении служебным положением, в частности, в том, что самолеты компании летали в Кентукки, откуда привозили в Москву жену Бревнова, его тещу и собаку. После увольнения из РАО-ЕЭС Бревнов переехал в США и устроился на работу в Enron.

К августу 1998 года правительство Немцова было отправлено в отставку после самого мощного и самого разрушительного финансового краха в современной истории.

Проблема политики Немцова - не в его приверженности радикальному неолиберализму, а скорее в ограниченности его ума, в его гротескном аристократическом высокомерии и в его авторитаризме. Немцов был одним из российских либералов иерархической породы, слепленный из того же авторитарного теста, что и Чубайс. Правда, он был не такой своенравный, как «Костолом» (Чубайс получил это прозвище в 1996 году, когда на кремлевском совещании с редакторами ведущих российских газет заявил нахальному редактору независимой на то время газеты «Известия»: «Вы будете писать то, что мы вам скажем, а иначе вам переломают кости». Спустя несколько месяцев, когда «Известия» опубликовали историю о том, как Чубайс взял беспроцентный кредит на три миллиона долларов у подтасовавшего аукцион банкира, редактор оказался на улице, а «Известия» сегодня стали полностью зависимым органом пропаганды ФСБ.)

После финансового коллапса возникло впечатление, что вся прогнившая либеральная элита ельцинской эпохи вот-вот уедет в эмиграцию или сядет в тюрьму. Но тут с Лубянки на белом коне прискакал ее спаситель Владимир Путин — и выручил российских либералов. В наших фантазиях Немцов должен был в 2000 году заявить, что не в его характере поддерживать самовластных шпионов типа Путина, который к тому времени уже запустил вторую кровавую войну в Чечне.

Но на самом деле, либералы считали Путина своим спасителем типа Пиночета, и думали, что он им подвластен, что он - один из них. Так в основном и было, а во многом остается до сих пор — ведь Путин слеплен из того же авторитарного теста.

Вот некоторые избранные цитаты из статьи Немцова в New York Times, которую он написал в начале 2000 года в соавторстве с Иэном Бреммером (Ian Bremmer), когда Путина назвали преемником Ельцина:

Некоторые критики сомневаются в приверженности Путина демократии. Действительно, он - не либеральный демократ, ни во внутренних, ни в международных делах. Под его руководством Россия не превратится во Францию. Но правительство будет отражать стремление российского народа к сильному государству, к работающей экономике. Оно покончит с терпимым отношением к баронам-разбойникам. России будет гораздо лучше, если у нее будет руководитель, непоколебимо преданный национальным интересам...

Активная поддержка Путиным свободной рыночной экономики повысила шансы на победу реформаторов на прошедших в прошлом месяце парламентских выборах и создала твердую основу для проведения в этом году содержательной экономической реформы.

Реформаторы возвращаются...

В глубине души Немцов не имел ничего против путинского самовластия. Проблемы с Путиным у Немцова начались из-за того, что его слишком долго игнорировали. Профессор Университета им. Джорджа Вашингтона Питер Реддевей (Peter Reddaway) в своей книге о мрачных годах правления Ельцина «The Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism Against Democracy» (Трагедия российских реформ: рыночный большевизм против демократии) написал, что Немцов в 1993 году поддержал предложение Ельцина создать неизбираемую верхнюю палату парламента Совет Федерации, куда вошли назначенные олигархи, чтобы вытеснить на обочину влиятельный на то время Верховный Совет, где преобладала оппозиция. Одна из причин, по которой Ельцин в 1997 году ввел Немцова в состав своего правительства, состояла в том, чтобы обеспечить защиту ему и всевластному институту президентства, закрепленному в авторитарной конституции 1993 года. В ней были заложены те самые президентские полномочия, которые позволили Путину стать таким, какой он есть. Когда Дума снова начала угрожать президентской власти Ельцина, Немцов предельно четко изложил свою позицию по вопросу ослабления полномочий президента: «Для России ослабление президентской власти исключительно пагубно. Те, кто настаивает на превращении России в парламентскую республику, сознательно или неосознанно подталкивают страну к хаосу».

Реддевей, ставший одним из немногих американских ученых, правильно понявших катастрофу Ельцина (наряду со Стивеном Коэном (Stephen Cohen) и Джанин Ведель (Janine Wedel)), сделал следующий вывод:

Ельцин взял к себе Немцова из-за того, что в отличие от Явлинского, он верит в благотворное значение авторитарных институтов для России - как монархических, так и президентских. Это становится понятно из книги Немцова, в которой он пишет о Ельцине как об «истинно русском царе».

Когда Путин победил при поддержке рыночных либералов, Немцов еще несколько лет счастливо заседал в Думе, являясь там одним из лидеров. Даже когда его либеральная партия на выборах 2003 года потерпела сокрушительное поражение, Немцов остался в рядах лояльной оппозиции. Но через какое-то время Путину стал не нужен дискредитировавший себя либерал из ельцинской эпохи, и к 2007 году Немцов начал склоняться в сторону более радикальной оппозиции, которую возглавлял бывший обозреватель из нашей газеты eXile Эдуард Лимонов и шахматный гроссмейстер Гарри Каспаров.

Тем не менее, весь 2008 год (в этом году я в последний раз был в России, потому что Кремль закрыл мою газету, а один из его громил выступил по радио с угрожающими заявлениями в мой адрес) Немцов, как и прочие ведущие либералы из 90-х годов, сдерживал свои оппозиционные настроения. Казалось, он не хочет сжигать все мосты, ведущие в Кремль, и полностью присоединяться к радикальной оппозиции, как это сделал Лимонов.

Я спросил Лимонова, почему Немцов, Хакамада и прочие в 2007 году не проявляли особых оппозиционных настроений по отношению к Путину. Может, они не хотели лишаться того заветного и удобного внешнего блеска, который приобрели в годы Ельцина и позднее? Ответ Лимонова стоит процитировать целиком:

Все гораздо проще. Путинский режим — это либеральный режим, и поэтому естественно, что либералы типа Хакамады и Немцова не хотят всерьез выступать против него. Вы посмотрите на путинскую экономическую программу: снижение налогов, концентрация богатства в руках олигархов, строгий бюджет. Кремлевская идеология в своей основе - та же самая, что у Хакамады и Немцова, а поэтому им нет смысла выступать против Кремля, как это делает моя организация. Они могут спорить лишь о деталях либерализма, о том, кто и чем должен владеть, и как это реализовать на практике.

Когда Немцов ушел в оппозицию, его политика мало изменилась по сравнению с тем временем, когда он в 1997 году въехал в ельцинский Кремль. Главным для него осталась борьба с коррупцией. Все та же неолиберальная песня, и она имеет весьма любопытную особенность каждый раз получаться очень плохо. Борьба с коррупцией — не политика, это некое устремление, всегда обретающее некие неолиберальные, олигархические и авторитарные наклонности, по крайней мере, в наше время.

В ельцинскую эпоху было так много заказных убийств и нападений на журналистов и политических деятелей, что их уже никто не помнит. Был телеведущий Владислав Листьев, чье убийство шокировало россиян сильнее любого другого убийства той поры. Считается, что его убил главный «семейный» олигарх Ельцина Борис Березовский. Был автор журналистских расследований Дмитрий Холодов, погибший от заложенного в дипломат взрывного устройства в то время, когда он расследовал деятельность ельцинского министра обороны. Была либеральная активистка Галина Старовойтова, которую застрелили в подъезде возле собственной квартиры в 1998 году. Мы не помним, чтобы какие-то из этих убийств были совершены по вине Ельцина, как не помним сотни убитых людей, когда Ельцин в 1993 году направил танки на свой парламент, не помним десятки тысяч убитых в ходе ельцинской войны в Чечне. В этих убийствах, а также в смерти миллионов людей, раньше срока сошедших в могилу из-за реформ шоковой терапии, виноваты безликие силы, но не либерализм свободного рынка, не его западные проповедники и спонсоры.

Жалость, сострадание и возмущение — не те чувства, которые мы проявляем равномерно и справедливо. Убийство Немцова значит гораздо больше, чем убийство Старовойтовой, Листьева и Холодова, потому что мы уже не знаем, в каком направлении движется Россия, и кого именно представляет Владимир Путин. Мы знаем, что он как никогда популярен, и что российский либерализм сегодня сместился на самый далекий задний план с момента распада Советского Союза. И подо всем этим кроется некое устойчивое беспокойство: может, мы как-то с этим связаны, может, мы являемся частью этой проблемы? Как Немцов был частью проблемы.

Но Немцов мертв, и сейчас любой может поглазеть на фотографии его трупа в интернете. Его убийство напугало россиян, которые живут там. Но для нас, живущих здесь, в нем есть нечто большее — некое кармическое спасение, отпущение грехов всем тем, кто сыграл свою роль в трагической постсоветской истории России. Такая повествовательная нить была бессмысленна, пока Немцова не убили прямо у стен путинского Кремля.