Режиссер Инна Денисова встречалась и со сторонниками аннексии, и с теми, кто покидает полуостров, где «сужается пространство души»

В день выхода широко разрекламированного телефильма Андрея Кондрашова «Крым. Путь на Родину», где снимался Владимир Путин, на сайте Радио Свобода — премьера совсем иного фильма: частного свидетельства о том, как после захвата Крыма меняется жизнь людей, которые любят эту землю. Автор фильма — московский журналист Инна Денисова — провела детство в Симферополе, и, побывав прошлым летом на родине, заметила тревожные перемены. Инна Денисова говорила и со сторонниками аннексии, и с равнодушными, и с теми, кто решил, что жизнь на полуострове стала невыносимой.

О работе над фильмом Инна Денисова рассказала Радио Свобода:

— Инна, вы сняли фильм о том, как вы любили Крым, уже не существующий Крым вашего детства, и как его разлюбили, но уже совсем другой Крым, захваченный Россией.

— Если что-то твое забирают у тебя и портят — это не повод разлюбить. Это повод погоревать, погрустить. Но разлюбить — наверное, нет. У Крыма, по-моему, просто очередной не лучший период.

— Парадокс в том, что вы сохранили теплые воспоминания о советском Крыме, а сейчас вам кажется отвратительным то, что там пытаются восстановить Советский Союз...

— Есть такой парадокс, мы говорили о нем с подружками: вроде детство у нас было советское, с одинаковыми игрушками. При этом — очень счастливое. Наверное потому, что южное. Кусты роз во дворе, ореховые и вишневые деревья заслоняли нас от СССР. Который, правда, все равно вылезал откуда-то и умудрялся напугать. Например, в детсаду воспитательница предупредила: «Услышите длинный сигнал — значит, началась ядерная война». Мне было пять лет. Как назло, каждый день по радио передавали сигналы точного времени. Последний был длинным. Я ждала его, замирая от ужаса. В итоге, когда пытка стала невыносимой, стала выключать радио. А потом и вовсе перерезать шнуры ножницами. Несколько раз вскакивала ночами: снился растущий ядерный гриб. Спрашивала родственника, не можем ли мы сбросить на Америку бомбу первыми, раз они так хотят нас убить. А дальше жизнь начала очень быстро меняться. Эмигрировавшие тетя с дядей прислали мне тонконогую Барби, непохожую на советских кукол с пластмассовыми слоновьими ногами. Пионерский галстук я чуть не выменяла на банановую жвачку. Через год после вступления в пионеры — уже в московской школе — мы бунтовали, танцуя на этих галстуках. СССР таял, начиналась новая жизнь. Которая недолго продлилась, как выяснилось.

— Что вас пугает в сегодняшнем Крыму, откуда теперь исходит этот длинный сигнал?

— Пугают эксперименты над человеком. Манипуляции. Вспоминаю свою переписку с подругой год назад 27 февраля о захвате здания Верховного Совета неизвестными. Сначала людей напугали. И, таким образом, подтолкнули к «правильному» выбору. Который они, впрочем, действительно, сделали большинством голосов. Меня тогда заинтересовали причины выбора — не те, что на поверхности, а более глубокие. Поэтому сразу после референдума я поехала в Крым, чтобы сделать репортаж. Мои либеральные московские друзья в один голос кричали тогда: «Твои крымчане — латентные россияне, которым президент на танке цивилизационно ближе прав и свобод». А мне не хотелось судить. Я пыталась разобраться в особенностях менталитета. Учесть все фобии, корнями уходящие в советскую мифологию. Все мифы о злых «бандеровцах» и «предателях-татарах», забитых в сознание манипуляторами прежних лет. В общем, история с Крымом — печальный пример того, как политики, прикрываясь благородcтвом, делают с людьми то, что им выгодно.

— Большинство ваших собеседников, несмотря на ухудшение экономической ситуации, на падение доходов, связанное с тем, что мало туристов, все-таки вполне довольны и даже пребывают в восторге, и восторг их вполне не наигранный.

— Это и есть результат манипуляций. «У нас мог бы быть Донецк и Луганск», — хором повторяют счастливые крымчане. То, что первая кровь в Донецке пролилась в апреле, то есть через месяц после крымских событий, в голову почти никому не приходит. Спасти может только сила и сильный Путин: вот их вывод. Очарование мускулом — тоже коллективная постсоветская травма. Вчера я смотрела передачу по французскому телевидению. Французы спрашивали москвичей, как дела. Москвичи отвечали, что очень довольны. Притом что у всех сократились зарплаты и все перестали путешествовать. Наверное, если долго объяснять людям, что кругом враги, как мне объясняли в моем детсаду, — люди кинутся в ноги защитнику. И если в роли детсадовцев сегодняшние москвичи, то что говорить о крымчанах, с которыми еще проще? До причин крымской эйфории, напоминающей чары профессора Воланда в варьете, политологи доискивались весь прошлый год. Некоторые считали, что решающий фактор — экономический. Меня часто спрашивали: «Как думаешь, неужели крымчане сменили страну за 10 рублей?» Еще один фактор — ошибки украинской власти. В материале, который я делала прошлой весной для «Кольты», крымчанка делится мыслями о том, почему у Крыма не сложилось с Украиной. За 20 независимых лет крымчане так и не стали частью нации, оставаясь страной в стране. Потом и вовсе отстали от прогрессивных, не поддержав Майдан. Крымчане, как истинные южане, пугливы, консервативны и медленны. Следствием стало разобщение с Киевом, выплески злобы в соцсетях, несдержанность киевских радикальных политиков в словах — и немедленное использование российскими политиками ситуации в своих целях.

— А если бы вы до сих пор жили бы в Крыму, вы бы были за Украину или за Россию?

— Я не голосовала бы на таком референдуме, который состоялся после того, как неизвестные вежливые люди захватили Верховный совет. Выбрать на нем все равно можно было бы только одну страну. Другой вопрос, на чьей стороне мои личные симпатии. Я всегда на стороне пострадавших, хотя в этой истории и нет выигравших. Мне лично по-человечески симпатичен бунт свободолюбивых киевлян, их отчаянное стремление к нормальной жизни, их желание выдавить СССР из подсознания. Мне жаль, что маргиналы, всплывшие на этой волне, напугали крымчан открыто выраженной агрессией. Агрессия страшна в любом виде, будь она российской или украинской. Кошмарить Крым «отменой русского языка» явно не стоило. Почему двадцать лет никто из украинских политиков не предлагал Крыму любви и дружбы? Как это технично сделала российская власть, въехав на танке вежливо, опустив дуло и раскрыв объятия. Зачем в кинотеатрах региона с русскоязычным населением отменили русский дубляж фильмов? Почему не учитывали особенностей места, не относились к ним с уважением? Это, впрочем, все мысли вслух, которых нет в фильме.

— Ваши герои — в основном местные интеллигенты из театральной среды. Здесь тоже очень сильный раскол, есть люди, которые уезжают, как Галина Джикаева или Николай Лапунов, а есть очень яркий персонаж, режиссер местного драмтеатра, который обожает Путина и ненавидит новый театр Кирилла Серебренникова...

— Он про себя говорит: я строитель, у меня гены строителя хорошие. Такой БАМовец-передовик. «Инженер человеческих душ» в терминологии Сталина. Такой конфликт наше общество уже имело с советскими и антисоветскими писателями: очевидно, что искусство в такой ситуации тут же делится на официальное и неофициальное. Официальное пропагандирует, неофициальное уходит, чтобы не быть уничтоженным. Николай Лапунов, герой моего фильма — воплощение хрупкости и уязвимости человека с обостренным чувством эстетического восприятия, с красотой в качестве жизненного приоритета. Коля — человек, сделавший жизнь вокруг себя гармоничной. Он живет в саду, который вырастил сам, он разводит птиц и рыб, он собирает вручную корону из венецианского бисера. А Новиков, его антагонист, поставил себе памятник в фойе вверенного ему театра. Судьбы этих людей — повторение пройденного: Гиппиус с Мережсковским уедут, Твардовский с Фадеевым останутся жить в подходящей им среде.

— То есть в милитаристской среде, антимайдановской?

— Мне кажется, она сегодня в Крыму не столько милитаристская или антимайдановская, сколько унылая. И очень тупая. Со всеми знакомыми чертами советской реальности. Подружка сегодня звонила, говорит: Ленина реставрируют, лысину ему до блеска начистили. Там и летом было невозможно вздохнуть от количества государственной символики. Ее, впрочем, и в Москве сейчас не меньше: один триколор размером во всю фронтальную часть кинотеатра «Октябрь» чего стоит. На мой дом почему-то все время вешают государственный флаг, еще почему-то вместе с красным, с серпом и молотом. Сразу бы уж портрет Путина к балкону прибили. Разумеется, мне некомфортно в такой среде как минимум эстетически. Разумеется, я предпочла бы жить в окружении цветов и птиц, ужиная с друзьями на террасе при свечах.

— Галина Джикаева, одна из героинь вашего фильма, театральный режиссер, сказала, что пространство души в Крыму сужается.

— Галя — удивительный человек, знакомство с ней — подарок, и я не подозревала, что такие люди в Крыму водятся. Она воздух, человек тончайшей организации, фея. Галя ставила в Крыму «Эмигрантов» Мрожека, «Каменного ангела» Цветаевой, устраивала поэтические вечера. Как такому существу выжить и не задохнуться в сегодняшнем Крыму, где «Ночные волки» с разрешения властей устраивают на горе Гасфорта байк-шоу, где строят украинцев свастиками, дают автоматные очереди и ездят на настоящих танках? И смотреть это шоу люди приходят с детьми! А его потом транслирует центральный российский канал! Шоу, в котором нет никакой иной мысли, кроме насаждения агрессии и ненависти — как подобное вообще возможно? Вот уж где разжигание розни. На Галю больно было смотреть. Мы с Егором Максимовым с «Дождя», помогавшим мне делать фильм, очень расстроились после встречи с ней. Мы увидели человека глубокой внутренней культуры, истинно интеллигентного, нервы которого были на пределе. Галю в итоге вынудили уехать из Крыма, сделав ее фигурантом уголовного дела. Из всех историй фильма у нее, на мой взгляд, самая трагичная. Галя с ее изяществом очень шла тому прекрасному Крыму, который я продолжаю любить.

— Люди растеряны и сами не понимают, чего они хотят и что произошло. Там есть очень характерный персонаж, друг Олега Сенцова, арестованного ФСБ, который вроде бы поддерживает Олега, а с другой стороны, говорит, что никакой напряженности нет. Или уличный художник, который говорит, что все прекрасно, а потом признает, что весь его бизнес, связанный с туризмом, разрушен. То есть полный хаос в головах.

— Уличный художник, сменивший мнение «в прямом эфире», — большая удача. Очевидно, что человек пытается, возможно впервые, разобраться, что же случилось. Даниил, друг Олега Сенцова — другое. У него как раз есть четкая картина мира. Он типажно стопроцентный крымчанин, выразитель мнения большинства. Это хороший человек. С понятиями не в тюремном смысле слова, а в человеческом. То есть помогать другу будет любому, хоть предателю, хоть убийце. Не отказываться же от друга — русские своих не бросают. А еще это человек с синдромом пионера-героя: посадили — значит так надо. Если не враг народа — выпустят обязательно. Государство справедливо. Папа знает, как надо, он взрослый, а мы маленькие. Хрестоматийный пример психологии постсоветского обывателя. Арест режиссера Олега Сенцова и студента Александра Кольченко по очевидно сфабрикованному обвинению, с отсутствием состава преступления, я лично считаю настоящим произволом. По-моему все, кому небезразличен Крым, не должны относиться к их судьбам равнодушно.

— С вами многие не хотели разговаривать, поскольку видели, что вы представляете оппозиционный канал. Сложно было снимать этот фильм, много было проблем?

— В месте, где никто ни в чем не разбирается, все обычно случается очень легко. «Вы из Москвы? Конечно, давайте разговаривать. Конечно, проходите». Все радовались факту нашего российского гражданства и московской прописки, нашими взглядами уже не интересовались. Было несколько инцидентов с микрофоном «Дождя», когда кто-то вдруг кричал «они проукраинские». Меня веселило такое определение: то есть любая подача без хвалебно-патриотической интонации в понимании этих людей автоматически делается «проукраинской». Даже если нет ни слова об Украине. Сомневаюсь, впрочем, что эти люди вообще когда-либо смотрели телеканал «Дождь». Это все создание мифа сродни «бандеровцам».

— А с властями никаких проблем не было?

— На человека с камерой в Крыму сегодня смотрят нехорошо, с подозрением. В фильме есть момент, когда мы снимаем автобус «Народного ополчения», расписанный словами «взяли Крым, возьмем и Донбасс». Вся эта история с «Народным ополчением», невесть как набранным, не пойми из кого состоящим, вообще довольно пугающая. Так вот, мы снимаем этот прекрасный автобус, стоящий на центральной площади Симферополя — и откуда ни возьмись человек: «Что-то желаете, молодые люди?» Ничего, отвечаю, фотографируем. Он кивает вроде бы доброжелательно. Даже спрашивает: «Сами что-то написать хотите?» Но цель его появления очевидна: контролирует ситуацию. Люди с московским акцентом и российскими паспортами летом 2014 года не вызывали отрицательных эмоций. Наоборот, им радовались. Крымский оператор фильма на всякий случай убрал имя из титров. Это при том, что работал он бесплатно, за идею сделать портрет Крыма в текущем историческом периоде. Самое смешное, что фильм этот сделан вообще без единой копейки. На первом этапе мне помог телеканал «Дождь». Потом бесплатно работали все, от оператора до художника в студии. Мультипликатор — моя лучшая подруга. Режиссера монтажа — человек, сочувствующий Сенцову и искренне желающий помочь. Когда я училась на Высших режиссерских курсах, студенты все время спрашивали «где взять денег на дебют». Теперь вот мне ясно, что не надо нигде. Минкульт вон конкурсы проводит, огромные деньги дает на фильм о Крыме. Что-то мне подсказывает, что, обратись я к ним со своим скромным проектом, мне бы ничего не дали. Такой вот парадокс: у них есть деньги, но нет фильма. У меня нет денег, но есть фильм.