Несколько дней назад у меня спросили, как долго продержатся в русском языке официальные речевки, связанные с Крымом: «затокрымнаш», «русская весна», «возвращение Крыма на Родину» и прочее. Не очень долго, думаю, продержатся. А главное — все такие более или менее лживые обороты, умирая, надолго отравляют сознание людей, которые за них схватились.
Вернув Крым в Советский Союз, предположительно существующий в головах российского руководства и нескольких десятков миллионов окормляемых этим руководством людей, граждане вынуждены все-таки начать разбираться с собственным прошлым.
Неожиданная помощь пришла из другого относительно недавно присоединенного к Советскому Союзу анклава — из, так сказать, нашего Северного Крыма — Калининградской области.
В отличие от Крымского полуострова, захват которого президентом РФ В. Путиным цивилизованный мир считает нарушением международного права, суверенитет Российской Федерации над Калининградской областью никем не оспаривается. Исчезновение Восточной Пруссии стало одним из результатов Второй мировой войны. И Калининградская область — это тоже результат Второй мировой войны.
В 1991 году первый президент независимой РСФСР Борис Ельцин сказал, обратившись к руководителям национальных автономий России: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить!» Вот все и проглотили: в Карелии смогли проглотить немножко, в Калмыкии — чуть больше, в Чечне проглотили все. Даже и столицу России покусывают, у Кремлевской стены постреливают.
А вот Калининградская область, хоть и не является национально-культурной автономией, немножко подавилась своим историческим прошлым. К западу и востоку от этого российского анклава, откуда после войны тоже изгнали местное население, — в Польше и Литве — мало-помалу возрождается цивилизованная жизнь. На Куршской косе — в той части Восточной Пруссии, которая отошла к Литве, есть, например, городок Нида (бывший Нидден), где имеется дом-музей немецкого писателя Томаса Манна. Этот антифашист, бежавший впоследствии из нацистской Германии, живал в Ниддене в самом начале 1930-х годов, и музей его открылся в глуховатые советские годы. Почему-то в российских соцсетях на демотиваторах то и дело встречается противопоставление дома Канта вилле начальника РЖД и тоже, по совместительству, философа — Владимира Якунина.
Сравнение не вполне удачное: Якунин, слава аллаху, жив и сам может позаботиться о своем скромном обиталище, а Кант, как и Томас Манн, давно умерли. Важно, кто и как позаботился о местах их временного пребывания на этой земле.
Канту не повезло быть когдатошним насельником Калининградской области, как не повезло и самой этой части Восточной Пруссии. Почему немецкое прошлое этой земли не удалось освоить в советское время? Ведь, казалось бы, даже Иммануил Кант как подданный российской короны мог бы изучаться в курсе истории философии народов СССР, поскольку никогда не покидал территории СССР. Вот и встретился бы с соплеменниками, переселившимися в глубины России аж в 18 веке. Загвоздка в том, что их потомков, немцев, депортированных из Поволжья в Казахстан в начале Второй мировой войны, никак нельзя было туда переселить. Короткое замыкание бы получилось. Вроде как признание чужого исторического прошлого.
После 1945 и там, в бывшем Кенигсберге и окрестностях, вымарали все немецкие названия. Куда круче обошлись, чем в Крыму — с татарскими или с настоящими греческими. Бахчисарай, например, пришлось оставить — из-за Пушкина. А крымско-татарский Карасубазар или греческий Капсихор — замазали новыми и по-своему содержательными именами.
А в Калининградской области философа-неудачника Канта переселили в село Веселовка. Надо сказать, что и немцы в 1938 году переименовали село с подозрительным названием Юдшен в Кантгаузен, по-русски говоря «домик Канта», но название продержалось всего восемь лет, и вот уже семь десятилетий оно у нас — Веселовка.
К слову сказать, примерно в это же время, в 1948 году, переименовали в Веселовку и крымско-татарскую деревню Отар в степном Крыму. Так он до сих пор и называется Веселовкой, этот самый Отар.
Но вернемся к Канту. Домик, в котором Кант жил в качестве studiosus philosophiae и домашнего учителя с 1747 по 1750 годы, принадлежал лицам духовного звания. Местность эта в первые годы 18 века была опустошена чумой. В обезлюдевший Юдшен пригласили переселенцев из далекой Швейцарии, да еще и франкоязычной. Жизнь общины протекала на двух языках — языком богослужений был чуть ли не до начала 19 в. французский, языком образования — латынь, с немногочислеными остававшимися местными жителями швейцарцы-колонисты говорили по-немецки. Кант был домашним учителем и преподавал на латыни.
Городок развивался и рос. В середине 19 в. через Юдшен провели железную дорогу, которая соединила Кенигсберг с городком Эйдткунен на границе с Литвой. Ныне этот Эйдткунен называется Чернышевское.
Но Кант расцвета городка не дождался. В 1750 году он переехал ближе к Калининграду, в Николаевку (она тогда называлась по-прусски Капустигалль, или Waldburg-Capustigall), и уже оттуда, благодаря новым связям и знакомствам, ему удалось пробиться в профессоры. Поскольку во время Семилетней войны на места эти распространялся суверенитет российской короны, Кант обращался с соответствующими прошениями к императрице Елизавете. Здесь, собственно, и пряталась возможность поместить отца немецкой классической философии в курс «Истории философии народов СССР». И дело было бы в шляпе.
Если бы только Кант не был лохом. Если бы он не был идеалистом и пацифистом.
Ведь чего, спрашивается, добился этот, с позволения сказать, «философ»?
Даже сохранившееся жилище из красного кирпича, пережившее и Первую, и Вторую мировую, выстоявшее и в позднесоветское время, духу философа отстоять не удалось.
Не справился Кант с задачей, которую когда-то поставил перед собой. Не разглядел чужого звездного неба над головой. Не познал и нашего местного нравственного закона.
Правда, наши безымянные пользователи, бродяги Северного Крыма, написав свой вердикт — «Кант — лох», все-таки добавили важные пиктографические комменты: сердечко и цветок. На языке современных граффитчиков это знаки любви и толерантности.
Пруссы и швейцарцы, немцы и литовцы — кто только ни жил в этих краях. Сегодня советский череп смеется по-русски — и над Кантом, и над всеми своими согражданами.