Вдова иранского добровольца, погибшего в Сирии: «Муж не спал ночами в тревоге за сирийский народ»

Учительница Корана, которая многократно видела своего супруга на краю гибели и всякий раз залечивала его раны, полученные им в ходе службы на ирано-иракской границе, на этот раз сразу же поняла, что все обстоит гораздо серьезнее, чем в предыдущих 11 случаях, и новость о ранении ее мужа была только подготовкой для сообщения о его смерти. Десять раз ее супруг получал ранения, защищая иранские рубежи от атак баасистов. Один раз он был ранен в Сирии в результате противостояния с такфиристами из «Исламского государства» и «Джабата Ан-Нусры». Последнее, 12-е ранение оказалось смертельным. При этом тело мужа осталось у такфиристов, которые за его возвращение требовали выплатить им сумму наличными. В конце концов, Шаесте Ахмадизаде (Shayesteh Ahmadizadeh), супруга погибшего героя Хади Кяджбафа (Hadi Kajbaf), откровенно заявила, что не нужны никакие сделки и уже ничто не вернет ей мужа, которого она принесла в жертву Всевышнему.

Корреспондент информационно-аналитического сообщества Alef взял интервью у вдовы героически погибшего Хади Кяджбафа.

Alef: Начнем нашу беседу с развязки этой истории. Как вы узнали о гибели вашего мужа?

Шаесте Ахмадизаде: 20 апреля сообщение о его гибели было опубликовано сначала на сайтах сторонников ИГИЛ. Там также говорилось, что тело Кяджбафа находится у них. Таким образом об этом узнали наши друзья и близкие. По всей видимости, соратники и однополчане моего мужа тоже знали о его гибели и они хотели сообщить нам об этом несколько позже. Получив эту новость от знакомых, родственники стали наводить справки и, в конце концов, сослуживцы Кяджбафа подтвердили сведения о его кончине, но и тогда они решили ничего не говорить мне. Сначала я узнала, что он только получил ранение, как это было прошлым летом. В итоге, через несколько часов другие члены семьи сообщили мне, что он погиб.

— Как вы к этому отнеслись? Что вы подумали о произошедшем?

— Для меня смерть Хади, как медаль, имела две стороны. С одной стороны, я знала, что он мечтал погибнуть героем, и очень обрадовалась, что его желание исполнилось, а все мы получили честь быть родственниками героически павшего воина. С другой стороны, его уход и разлука с ним стали для меня большим испытанием.

— Вы были готовы к тому, что ваш муж погибнет?

— С тех пор, как он отправился в Сирию, где сейчас опасность поджидает повсюду, а муж всегда был храбрым человеком, мы допускали возможность его гибели. Он и сам в годы «священной обороны» (ирано-иракской войны 1980–1988 годов) очень хотел погибнуть за родину и это стало для него самоцелью. Можно сказать, что все 32 года, которые Хади прожил со мной, он 32 тысячи раз уже погибал в моем воображении и всякий раз я по-разному представляла себя обстоятельства его смерти. Поэтому когда я узнала о кончине мужа, это не стало для меня полной неожиданностью. За время войны он девять раз получал ранения и еще два раза подвергался химической атаке. Один раз мужа даже захватили в плен, но ему удалось бежать еще до того, как его отправили в Ирак. В десятый и одиннадцатый раз Хади был ранен в Сирии. Двенадцатое ранения оказалось для него последним.

После окончания ирано-иракской войны мы все равно были готовы к тому, что он примет героическую смерть. Муж был убежден, что даже после признания Ираном резолюции Совета Безопасности ООН № 598 от 20 июля 1987 года о прекращении боевых действий баасистам ни в коем случае нельзя доверять. Поэтому еще некоторое время супруг вместе со своими боевыми товарищами нес службу в районе острова Мино в составе провинции Хузестан в Персидском заливе, где защищал иранскую границу от возможного нападения баасистского режима. Из-за этого мы всякий были готовы к тому, что он погибнет даже после принятия резолюции.

— Какой была ваша реакция, когда вы узнали о решении Хади Кяджбафа отправиться в Сирию?

— Я очень обрадовалась, потому что здесь мы с мужем были солидарны и никогда не ссорились из-за этого. Я даже предложила сопровождать его в этой поездке и сказала, что тоже хотела бы принять участие в боевых действиях. Но Хади ответил, что если я поеду вместе с ним, то во время ведения боя у него будут связаны руки, потому как все время придется думать о моей безопасности. Так что мне пришлось отказаться от этой идеи. В плане поездки в Сирию мы с Хади были заодно, ведь сердце любого человека и мусульманина обливается кровью, когда он видит те жестокости, которые творят такфиристские группировки в регионе. Глядя на все это, появляется желание по мере своих сил помочь проживающим там несчастным мусульманским женщинам и детям. Увидев этот кошмар, Хади совсем лишился покоя и не спал ночами в тревоге за сирийский народ. Все ночи напролет он пытался придумать, как помочь народу Сирии. Учитывая все сложности и отличия войны в Сирии от защиты своей страны от Ирака, Хади стал собирать надежных и опытных однополчан, чтобы отправиться на помощь сирийскому народу.

— Когда он в последний раз отправился в Сирию?

— В последний раз, когда мой муж собирался поехать в эту страну, я тоже очень просила, чтобы он взял меня с собой, но получила отказ. Перед иранском Новым годом Ноурузом он пригласил меня вместе с детьми, невестками, зятем и внуками приехать в Сирию, чтобы поклониться святым местам. Из-за возможных рисков я попросила разрешения приехать только с сыновьями Саджадом и Мохаммадом и не брать с собой их жен. Однако Хади настаивал на том, чтобы приехали все члены семьи. Сначала было решено, что дочь Саджада, которой всего восемь месяцев, останется в Иране, но супруг хотел, чтобы я и ее привезла. Как бы то ни было, 11 марта (за десять день до наступления Ноуруза) с сыновьями мы отправились в Сирию, чтобы посетить гробницу Святой Зейнаб, и там муж наконец-то смог увидеть свою семью.

Во время нашей последней встречи противник подошел близко к месту расположения святыни. Несмотря на то, что муж вместе со своими боевыми товарищами очистили от такфиристов многие окрестности Дамаска, линия фронта с ее особенностями уличной войны была очень близко.

Мне представлялось все так, что при всей опасности ситуации супруг хотел привезти нас в Сирию, как когда-то третий шиитский имам Хусейн привел в Кербелу всех своих родственников (где в 680 году он потерпел поражение и был убит войсками омейядского халифа Язида I). Когда мы находились в Сирии, муж хотел, чтобы мы оказались как можно ближе к местам боевых действий и таким образом самому перед Богом пройти тяжелое испытание тревоги за своих близких. Однажды вместе с Саджадом и Мохаммадом он провел целые сутки на линии фронта на сирийско-израильской границы в районе Кунейтры. После десяти дней пребывания в Сирии мы с мужем вернулись в Иран, где прошел последний период нашей совместной жизни. Должна сказать, что все эти поездки мы совершали на собственные средства, поскольку мой муж ничего не получал, кроме своей пенсии.

— В каком состоянии сейчас находится тело вашего мужа?

— Члены такфиристских группировок забрали его с собой, преследуя при этом низкие цели. Одной из них было заставить родственников страдать еще больше, но мы, вопреки их ожиданием, с каждой секундой становимся все решительнее и сильнее.

— Если бы вы знали, что видите Хади Кяджбафа в последний раз, что бы вы ему сказали?

— Я бы сказала ему: «Сопротивляйся до последнего и не тревожься за нас». Этого я не успела сказать ему, но судя по тому, что мне рассказали об обстоятельствах его гибели, он действительно сопротивлялся до последнего. Даже получив приказ об отступлении, он продолжал сражаться, потому что вверенные ему силы оказались рассредоточенными, а перед отступлением он хотел собрать их воедино. Именно в тот момент его и настигла смерть. Последний раз, когда он получил ранение в область легкого, он настоял на том, чтобы вернуться на линию фронта в Сирию, несмотря на все свои прошлые ранения. Со дня его последней операции до гибели прошло только 17 дней. Так что это ранение стало последним для моего мужа.

— Наверняка дети тоже тяжело переживают утрату отца. Что они думают о его поездке в Сирию и участии в боях с такфиристами?

— Конечно, дети нам не чужие. Они выросли в нашей семье и, разумеется, их взгляды во многом совпадают с нашими. Дочь Фатеме была очень привязана к отцу. Несмотря на то, что она почти всю жизнь провела вдали от отца, она всегда больше всех ждала встречи с ним. С самого начала она была против его отъезда, но эти ее чувства имели исключительно эмоциональный характер и не основывались на каких-то убеждениях. Как и все мы, дочь поддерживала борьбу с такфиристскими группировками, а противиться отъезду отца ее заставляло чувство сильной привязанности к нему.

Сыновья полностью поддерживали отца. Саджад все время просил взять его с собой. Даже когда мы ходили свататься к одной девушке, то поставили условием то, что, возможно, сын уедет в Сирию, как и его отец.

Когда дести узнали о героической гибели их отца, Фатеме невероятным образом разволновалась, Мохаммад тоже сильно расстроился, а Саджад все держал в себе, не показывая своих чувств. При нас он даже никогда не плакал. Через несколько часов после того, как нам сообщили о смерти мужа, к нам пришли друзья и родственники и дети немного успокоились. Постепенно они смогли смириться с мыслью о том, что отца больше нет. Конечно, детям не всегда удается подавить в себе боль от разлуки с родным человеком, но мы не должны показывать врагу нашей слабости. Мы горды и одновременно рады тому, что наш отец сражался с «Исламским государством» и ценой своей жизни нанес тяжелый удар этой террористической группировке. Нашим утешением служит то, какой сильный урон он нанес такфиристам.

— Ваши дети родились во время ирано-иракской войны. Что вам больше всего запомнилось от того времени, когда вы были в разлуке с вашим мужем?

— Действительно, мой третий ребенок Мохаммад родился, когда 15 мая 1986 года, когда Хади находился в плену. Помню тогда целых 20 дней от мужа не поступало никаких новостей. Потом мы узнали о том, что его ранило в область уха и он доставлен в Тегеран. Правда, о своем плене муж рассказал только спустя 27 лет после этого, всего за месяц до смерти. Такое совпадение кажется мне очень интересным. Конечно же, я привыкла к тому, что мужа нет рядом. Хади даже не смог приехать на сватовство Мохаммада, хотя мы с ним договорились, что он обязательно будет присутствовать на последующих свадебных церемониях сына, однако его пребывание в Сирии не позволило этого сделать. После того, как он не смог приехать на заключение брака, мы решили, что он примет участие в самой свадьбе (в Иране эти церемонии проходят отдельно с определенным временным промежутком), но, к сожалению, она совпала с его смертью— .

— Как отнеслись ваши близкие к тому, что муж сражается с террористами в Сирии?

— Большинство из тех, кто знал об этом, критически относилось к решению Хади отправиться в Сирию. Даже когда после ранения он лежал в больнице, посещавшие его родственники упрекали его в этом. Тогда Хади, разговаривавший с большим трудом, отвечал им, что наш фронт сейчас там (в Сирии), где мы боремся с Израилем, и что если сейчас не противостоять ему, то в скором времени придется сражаться с ним уже на своей земле.

— Что бы вы хотели сказать напоследок?

— Я ничего не жду и не прошу у людей, оправдываясь тем, что мой муж погиб как герой. Если Господу будет угодно, его тело вернется на родину, но если Святая Зейнаб хочет, чтобы защитник ее гробницы остался при ней и его последним пристанищем стала священная сирийская земля, не надо противиться высшей силе и вести переговоры по поводу возвращения тела, потому как мы не хотим оказывать игиловским преступникам пусть даже самую малую финансовую помощь и ни о чем не просим ни правительство, ни народ нашей страны.

Мы не готовы тратиться на возвращение тела национального героя, но при этом выплачиваем несколько миллионов долларов футбольному тренеру (имеется в виду тренер национальной сборной Ирана по футболу португалец Карлуш Кейрош) и ничего не получаем взамен. Деньги исламского государства мы тратим на гонорар немусульманину. Почему некоторые слои общества позволяют себе слишком большие траты и какова причина проведения всех этих дорогостоящих фестивалей? Как мы превозносим наших актеров и музыкантов! Ведь они и так за свою работу получают приличные гонорары, зачем же их еще поощрять? Я тоже люблю искусство, но отражает ли оно реалии общества? Актер, играющий в кино сына героя, погибшего на войне, пользуется большим уважением, но действительно ли общество уделяет внимание таким семьям? Задумываются ли об этом сценаристы?

Было бы лучше, если организаторы и участники этих фестивалей, а также те деятели, которые впустую тратят народные деньги, посмотрели, как живут люди в трущобах, что творится в больницах и вообще увидели, какая ситуация в обществе на самом деле. Пусть они посмотрят, как молодая девушка вынуждена оставить учебу из-за нехватки денег в семье, а больные по той же причине не имеют возможности лечь в больницу. Такова в действительности ситуация в обществе. Настало время говорить об этих проблемах откровенно.

Помню, по дороге в Сирию я случайно познакомилась с дочерью Башара Джафари, представителя Сирии в ООН. Мы сидели рядом и разговаривали на самые разные темы. Я заговорила на предмет ношения хиджаба в Сирии и сказала, что было бы хорошо, если сирийские женщины тоже одевались так, как требует их религия, и не нарушали бы это правило. А она мне ответила: «Сейчас в отношении хиджаба в Иране стало так же, как в Сирии, хотя у нас никогда не было такого лидера, как имам Хомейни, Исламской революции и принципа "велаят-е факих" о верховном правлении мусульманского богослова. В Иране же все это было, но в плане хиджаба там женщины одеваются столь же небрежно, как и в Сирии!»

Что же произошло и почему все эти ценности сейчас пренебрегаются в Иране? Как получается, что превозносятся якобы за свои заслуги в области искусства те актрисы, которые не носят мусульманский хиджаб? Женщины, которые разгуливают по городу в легинсах и коротком манто, должны понимать, кто обеспечил их безопасность. Если бы в стране было небезопасно, не было бы благополучного развития поэзии, музыки, кинематографа и высшего образования. Нельзя было бы даже спокойно отдохнуть на лоне природы! Они должны знать, что люди, которые пожертвовали ради их безопасности своей жизнью и своими детьми, не ждут от них многого, но лишь хотят, чтобы те следовали их идейному пути и убеждениям... Еще хуже, чем у простых людей, отношение к этому у чиновников... Какие сумасшедшие деньги они тратят на разные заседания, фестивали, букеты, призы и авиабилеты...