Мой учитель советовал мне придерживаться вот какого расклада при оценке готовности аудитории «слушать и слышать сказанное тобой»: «возможно, — говорил он, — половина аудитории не знает ничего из того, что ты будешь рассказывать. А понимать сказанное тобой не будет еще и половина знающих предмет. Но ты всегда должен помнить, что в любой аудитории сидят хотя бы один или два человека, которые и понимают твой предмет лучше твоего, и знают побольше твоего».
Это верно не только в отношении лекций, но и применительно к рабочим словарям. Казалось бы, человек обложился этими самыми словарями, забирается в реальные и виртуальные медвежьи углы, лишь бы найти такое слово, что хоть чуть-чуть осветит текущие споры, объяснит, опять же, хоть что-то из того, что происходит сейчас, сегодня, с людьми, говорящими по-русски. Слово, которое было бы микро-социологом и микро-психологом очередного нашего непростого времени.
И вдруг выясняется, что слово такое уже есть, что народ-языкотворец давным-давно его применяет. Только не там, где ты его, может быть, искал. Мне это слово, можно сказать, подарил старый товарищ, к лексикографии причастный лишь строгим математическим умом.
Потому что оно спряталось за одним довольно коварным для изучающего русский язык суффиксом. О коварстве этого суффикса говорят сами полученные с его помощью слова.
Начнем с самого простого. Есть лодка, а есть лодочник. Это такой человек, который либо готов за мзду перевезти тебя на другой берег, либо работает хозяином лодочной станции, где ты можешь получить лодку напрокат.
А вот почечник, легочник или сердечник — это совсем другие люди, они страдают — кто почками, кто легкими, кто сердцем. Что сердечником называют еще и деталь механизма, оставим за скобками: сегодня речь только о людях.
А вот, например, саночник — это спортсмен, который катается на санках.
В отличие от саночника, который может сменить санки на коньки, колясочником называют человека, прикованного к инвалидной коляске.
Стоит, однако, чуть расширить поле обзора, и мы увидим, как много их — пасечников и двоечников, склочников и сверхсрочников — людей, в той или иной степени прикованных к предмету своей слабости или урока. Пасечник — к своей пасеке, двоечник — к своим двойкам, склочник — к своим склокам, срочник, а особенно сверхсрочник — к службе в армии.
И вот к этой армии присоединилось еще одно замечательное слово: обочечник.
Нерегулярное производное от слова «обочина», оно обозначает человека, который не просто в нарушение правил и закона обгоняет машины законопослушных граждан по обочине, но еще и готов, красуясь, нанести ущерб собственному транспортному средству. Ради вполне эфемерной выгоды: дороги в РФ известно какие, и обочина может исчезнуть без предупреждения.
Возможно, своим происхождением слово «обочечник» обязано встроенному в него дополнительному значению, не ограничивающему этот неологизм автомобильно-дорожным узусом.
Если бы это слово знал ученик Аристотеля Теофраст, автор знаменитых «Характеров», он сказал бы так.
А обочечник это вот какой человек: в метро, когда пассажиры из многих вагонов выстраиваются в очередь к эскалатору, обочечники забегают справа и слева как можно ближе к голове очереди, чтобы, отжав тех, кто достиг цели раньше, первыми взгромоздиться на движущуюся лестницу.
Так же ведет себя обочечник в автобусе, троллейбусе и трамвае.
Когда мелкие и крупные жулики организуют финансовые пирамиды, обочечники первыми прибегают на зов и создают шум, который позволяет привлекать к делу все больше и больше им подобных — до тех пор, пока финансовый пузырь не лопается, и тогда менее расторопные обочечники остаются в дураках.
Эти последние, разъяснил бы нам дело Теофраст, если б был нашим соотечественником и современником, называют себя «обманутыми вкладчиками» и требуют сатисфакции как раз от тех, кого сами же некоторое время назад пытались обойти по обочине, обдурить, объегорить, объе-йэх, сколько ж тут у нас синонимов!
Иногда самоорганизующаяся очередь не пускает обочечников, и даже мнет им бока за намерение лишить других людей их законных прав. В таком случае обочечник начинает хныкать и оправдывать свои действия выпавшими на его долю лишениями и тяготами.
Таким образом, обочечник с самого начала осознает свое поведение как бессовестное и противоправное. Но отказаться от дурных привычек обочечник своими силами никак не может, поскольку постепенно заражает обочечничеством и остальных.
В большой политике обочечник обставляет свои действия народной мудростью. Как обочечник, такой политик знает, что имеет преимущество перед всеми остальными контрагентами, поскольку наделен наглостью, которую всерьез считает «вторым счастьем». Возглавляя страну, населенную зараженными обочечничеством людьми, обочечник разжигает в своих подданных обиду на все остальное человечество.
Главный аргумент обочечника такой: да все они только и мечтают быть такими же обочечниками, как мы с вами. Только не решаются, потому что дрейфят. Они не такие крутые, как мы, вот и презирают нас за лихость.
Да и сами мы никакие не обочечники! Мы — мужественные и высокодуховные: ведь нам наплевать на собственное благополучие и даже на благополучие наших детей. Ничего, что побиты наши машины. Ничего, что потерты наши бока. Ничего, что нас могут не пустить не только в очередь на эскалатор, но и в какое-нибудь тихое кафе на берегу моря...
Ведь мы же — обочечники!
— Погодите-ка, господин хороший, вы же только что сказали, что никакие вы не обочечники. Что вы, наоборот, тертые калачи и крепкие перцы. Как так?
— Да, все так. Но вы к словам-то не цепляйтесь. Тут суть важна. Если не нравится, как мы врем, врите сами, врите лучше нас. Да что говорить-то?! Кругом — одно вранье. И каждый норовит в первую очередь обидеть нас, обочечников. Весь мир завидует нашей лихости и беспредельности наших задач.
— Чему ж тут завидовать? Вы же даже себе врете! Не говоря уже о ваших верных обочечниках, об этих ваших обманутых вкладчиках...
— Что нам обманутые вкладчики, если весь народ обочечников верит нам, своим вождям, а мы обопремся на нашу славную армию, на наших срочников и сверхсрочников, на наших атомных и космических лодочников.
— Да ведь снова врете, дяденька. Разве не на срочников и на сверхсрочников, которые верой и правдой охраняют ваш покой, заводят дела за то, что не хотят выполнять ваши же преступные приказы, не хотят становиться такими же обочечниками, как и вы?
— Да хоть бы и так. Но мы, обочечники, и в ваших краях найдем сродников, и там посмотрим, чья возьмет.
Так или примерно так написал бы ученик Аристотеля Теофраст о человеческой породе обочечников, новое слово для которой сложилось так недавно. Кто бы мог подумать, что союз дурака и дороги даст такой цепкий приплод.