Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Окуджава вышел из моды. Несколько месяцев назад один 17-летний студент сказал, что, мол, вся эта бардовская песня — какая-то отмороженная религиозная муть, все эти вставшие пораньше барабанщики, трубачи на крыше и бумажные солдаты. Про бумажного солдата мой студент сказал зря. Трагикомическая песенка о бумажном солдате, который мечтал умереть «за нас», но был игрушкой, была написана в 1959 году.

Булат Окуджава вышел из моды. Несколько месяцев назад один 17-летний студент сказал, что, мол, вся эта бардовская песня — какая-то отмороженная религиозная муть, все эти вставшие пораньше барабанщики, трубачи на крыше и бумажные солдаты.

Про бумажного солдата мой студент сказал зря. Трагикомическая песенка о бумажном солдате, который мечтал умереть «за нас», но был игрушкой, а мы не верили, и вот он сгорел совершенно зазря, была написана в 1959 году. И я даже ее напомню читателю:

Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был:
ведь был солдат бумажный.

Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.

Он был бы рад — в огонь и в дым -
за нас погибнуть дважды,
но насмехались мы над ним:
ведь был солдат бумажный.

Не доверяли мы ему
своих секретов важных,
а почему?
А потому,
что был солдат бумажный.

А он судьбу свою кляня
Не тихой жизни жаждал.
И все просил: «Огня, огня!» -
Забыв, что он бумажный.

В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?!
И он шагнул отважно,
и так сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.


Я впервые услышал эту песню в авторском исполнении сквозь сон из-за шкафа в нашей первой большой комнате коммунальной квартиры в писательском доме на Ломоносовском проспекте, потому что первоклашкам надо рано вставать, и бардов слушать не полагалось. А потом слышал много-много раз — и в том варианте, когда Окуджава говорил «мы», и в том, где начал говорить «вы».

Немного лет спустя понятие «бумажного солдата» обогатилось в сознании советского школьника еще одним именем — «Подпоручика Киже», героя романа Юрия Тынянова. Вернее, не одним, а двумя. Подпоручик Киже, который быстро вырос до генерала. И поручик Синюхаев, который был объявлен мертвым и заживо похоронен родным отцом. Все эти события разворачивались, конечно, в далеком историческом прошлом Российской империи времен Павла Первого. И с песней Окуджавы о «бумажном солдате» сополагались только по касательной. Когда Павлу сообщили о смерти полковника Киже, император сказал, мол, жалко, хороший был солдат. А вот о смерти поручика Синюхаева никто ничего такого и сказать не мог, потому что смерть его сначала случилась только на бумаге, а потом превратилась в фантасмагорию.

Объединяет Киже и Синюхаева только одно: оба солдата обязаны своей жизнью и смертью армейскому писарчуку.

Очень не хотелось бы мне залезать на филологические котурны.Но в истории языка и литературы бывают времена, когда приходится делать это через не хочу.

13 августа 2015 года в российских газетах была опубликована и даже снабжена видеоиллюстрацией статья, герой которой, в чине майора (вспомнившим о гоголевском майоре Ковалеве просьба не беспокоиться, да?), попросил главнокомандующего и президента РФ «признать его» существующим.

Задержанный на Украине майор попросил Путина признать его

Служба безопасности Украины опубликовала видеозапись, на которой россиянин, предположительно, майор армии РФ, Владимир Старков призвал президента России Владимира Путина признать, что он является действующим военным Вооруженных сил РФ. Ранее Старков был задержан пограничниками на контрольном посту «Березовое» (Донецкая обл.) за рулем КамАЗа с боеприпасами.

«Я не боевой офицер, я бумажный, тыловой офицер. Не знаю, как в таких ситуациях поступать, но я 19 лет все-таки прослужил в российской армии, и меня теперь не признают, говорят, что такого не было, такой не служил. Хотя имеются сослуживцы, которые могут подтвердить данный факт, что вместе служили. Есть командиры, которые могут подтвердить, что я с ними служил — действующие командиры и уже уволенные, с которыми до сих пор хорошие отношения», — заявил Старков.

«Если посылать на такие операции, то нужно специальных людей посылать, а не так — кого ни попадя взяли, вывели и все. Я не террорист, я не шел сюда кого-то убивать, — сказал Старков. — Поэтому перед задержанием я не стал оказывать никакого сопротивления, потому что знал, что официально передо мной нет врага, что Украина нам войну не объявляла. Мы Украине тоже. Мы не враги. Против кого мне применять оружие было? Поэтому прошу признать, что я действительно военный, и помочь отсюда в Россию перевестись».

Поручик Синюхаев тоже писал на высочайшее имя прошение, но резолюция на прошение была наложена, как известно, неутешительная: «Исключенному поручику за смертью, просившему принять его в службу, потому что жив, а не умер, отказать по той же самой причине».

Иначе говоря, попал на Украину, вот и служи теперь в Украине, ну, или сиди там как террорист. Собственно именно эту угрозу и хотел бы отвратить от себя предполагаемый майор Старков.

Нужно прямо сказать, что заявление Старкова, сколь бы кратким оно ни было, составлено по всем правилам классической риторики. Другое дело, что, благодаря современной технике, он не может уговорить одного адресата в нужном месте закрыть уши, а другого — как раз в этом месте слушать особенно внимательно. И все же всего в трех предложениях этот не существующий с точки зрения советских властей офицер, пусть сбивчиво, — а как бы говорили мы с вами, окажись мы в таком положении? — но все-таки очень доходчиво объясняет, что хоть он и «бумажный офицер», но тоже человек, у которого есть знакомые, сослуживцы. Эти люди могли бы дать показания, и вот тогда все сразу бы прояснилось самым чудесным образом!..

Конечно, этот аргумент, такой естественный в устах человека, оказавшегося в безвыходном положении, очень слаб. Слаб перед лицом государства, которое знает, что от солдата, под давлением этого самого государства, отвернутся родная мать и жена. Вспомните, как родной отец поручика Синюхаева, полковой лекарь, положил своего живого сына в госпитале в койку, над которой повесил табличку с надписью «Случайная смерть», и не задавайте дурацких вопросов.

Оправдываясь одновременно и перед украинскими следователями, и перед российскими командирами, предполагаемый майор Старков объясняет, почему сдался без сопротивления, одновременно удовлетворяя требованиям России, якобы не имеющей своих военных на территории Украины, и Украины, официально избегающей признания, что вооруженные силы этой страны противостоят никаким не сепаратистам, а соседнему государству: у нас ведь никакой войны с Украиной нет!

Единственное подлинное доказательство своей принадлежности к пославшему его в Украину российскому командованию предполагаемый майор Старков произносит в том месте своей речи, которая является микроскопической жалобой на непосредственное начальство. Напомню его:

«Если посылать на такие операции, то нужно специальных людей посылать, а не так — кого ни попадя взяли, вывели и все».

«Забрали ночью, сонного подняли», — как пел другой бард.

Иначе говоря, гражданин начальник, я бы и рад, но офицер я — не вам чета, не боевой разведчик, а бумажный солдат, и тут ваши подчиненные напортачили — «а кого ни попадя, пустили на Донбасс».

Нет, не случайно, не просто так назвал себя «бумажным офицером» предполагаемый майор Старков, не только в том смысле, что сам я, мол, делопроизводитель, и попал, мол, под раздачу.

Многие, очень многие воюющие в Украине российские солдаты и офицеры — «бумажные солдаты» из песни Окуджавы, служивые люди, которым, может быть, и приказа не давали, а только телевизором очи выели, заставили кулаки сжать, поверив лжецам, что сгореть там, на Донбассе, сейчас, когда другие люди загорают на пляжах или закатывают банки на зиму, это самое верное государственное дело и есть.

«Он был бы рад в огонь и в дым за нас погибнуть дважды, но насмехались мы над ним, хоть был майор бумажный...»

Лирическая религия Окуджавы и трагикомическая острота Тынянова не ощущаются огрубевшими душами как рассказ о нынешней российской ситуации.

И предполагаемый майор Старков пытается из последних сил произнести формулу лояльности. Он просит верховного главнокомандующего «помочь перевестись отсюда», т.е. с нынешнего, оказавшегося не совсем правильным, места службы, из Донецкой области Украины, — обратно «в Россию».

Но его-то уверяли, что он и там, и здесь — у себя, в Новороссии.

А выбирать предполагаемому майору Старкову приходится между подпоручиком Киже и поручиком Синюхаевым. Неважный выбор предлагает русскому солдату текущий Павел Первый, неважный.