Некоторые слова начинают волновать общество, хотя давно устарели, а другие только входят в обиход, и между ними устанавливается некая музыкальная гармония. Слушать музыку революции заклинал Александр Блок в годы Гражданской войны в России. Слушайте музыку инволюции! — отпечатано на портянках деятелей текущей России.
Незабываемый призыв Владимира Жириновского, лет двадцать назад напечатанный в газете «Известия», построить в России «социализм с запашком портянок», глубоко впитался в сознание его однопартийцев и не выветривается из российской повседневности.
После того, как в четверг 24 сентября 2015 года во Пскове местные депутаты изгнали из областного парламента единственного человека, который боролся там за права граждан (в том числе посмертные права), в соцсетях России выросло число запросов на слово «скобари». Почему, дескать, их так называют? Уничижительное ли это прозвище для пскопских? И правда ли, что это прозвище связано с некими скобами, производством которых скобские, якобы, занялись после того, как их поработило Московское царство? Может, возвращается оно потому, что нынешним депутатам хочется быть особенно надежной скрепой в противостоянии пресловутому «госдепу»? Именно это обвинение бросил Шлосбергу представитель суровой фракции. Могут сказать, что теперь, когда партии портянок во Пскове победили, любопытствовать поздно, но так уж устроен наш язык, что, даже подслушивая из укрытия, мы редко захватываем ключевое слово времени in flagrante.
Размышляя об этой материи, я вспоминал другие исторические термины, давно отошедшие в прошлое. Например, давно забыты китайские хунвейбины, гремевшие в 1960-х, перестали быть самой грозной силой исламского сопротивления Западу афганские талибы. Даже суровая Аль-Каида и африканская Боко-Харам уступили новым ассасинам — игиловцам, или людям, воюющим на стороне Исламского Государства Ирака и Леванта, или ИГИЛ. За сравнительно короткое время ИГИЛ превратился из идеологической в территориально-географическую реальность. На картах в мировой печати область, удерживаемая игиловцами, уже превосходит по площади бывшую Сирию, а может быть и бывший Ирак.
А словом игиловец стали обозначать людей по всему миру, устремляющихся на короткое время или надолго повоевать за то, чтобы новое государство — целый халифат! — окрепло и устоялось. Судя по сообщениям международных агентств, игиловцы не похожи ни на талибов, ни на партизан Латинской Америки, ни на тамильских тигров. Объясняется это довольно просто: они сражаются не с захватчиками на своей земле, а в священной области, принимающей в свои объятья, а иногда и в свой песок, всех тех, кто считает себя не просто обездоленным, но и не способным добиться исполнения мечты в родной стране.
Велик гнев игиловца на главных заправил современного мира, велико отчаянье от бессилия в родных стенах, велико желание громко заявить о себе и о своих правах. Вот и идут они туда, в Халифат, биться с супостатом, с Западом, с Америкой. Из Франции и из Германии, из Соединенных Штатов и из Великобритании, из России и из Грузии — отовсюду, где СМИ честно сообщают оставшимся: «Такой-то игиловец вернулся на родину, где его ждет преследование за нарушение таких-то и таких-то статей уголовного кодекса...»
Общество еще не успело разобраться, кто же такие игиловцы и игиловки, а люди в русских соцсетях уже охотно подшучивают друг на другом и над собой: уфимец называет игиловкой мусульманку в хиджабе на празднике города, а блогерша-дизайнер из Белгорода шутя называет игиловкой себя, стоит ей только почувствовать, как в ней просыпается гнев на местную позднесоветскую архитектуру.
Что все это значит? Только одно: игиловцы и игиловки среди нас, мы только боимся себе в этом признаться.
Можно сказать даже иначе: если среди нас есть иностранные агенты, а некоторые политические активисты даже прямо показывают пальцем на агентов Госдепа, как это сделал скобарь Иванов, вышедший на пикет против Льва Шлосберга со своей портянкой, то это значит, что должны быть и другие. Размышляя об этом, я смотрел, как из одного московского вуза расходились студенты. Десятки, сотни молодых людей — религиозных и светских, с крестиками на груди и в мусульманских платках, девушки на стилетах и юноши в черных-пречерных штиблетах.
Улыбчивы и красивы. Двое в черных джинсах и свежих белых рубашках. «Наши игиловцы», — шуткой и восторженным взглядом провожает их женщина так называемой славянской внешности с тугим пучком на макушке.
Любопытство было сильнее цейтнота.
Я двинулся за «игиловцами» и, наконец, настиг их у входа в «Старбакс».
— Господа! Молодые люди!
Чувствую, молодые кавказцы и не хотели бы, но долг юноши хоть на минуту прислушаться к старшему. И через несколько минут мы сидим в заведении и пьем кофе. А я записываю за ними — не связный текст, а только некоторые обрывочные формулы. Только синтагмы, обещал я юношам. Ну хорошо, только синтагмы. Они оказались настолько занятными, что я оставляю их здесь в том виде, в каком они они вырывались из белозубых уст моих собеседников.
— Рамзан все правильно делает... Путин все правильно делает...
— Игиловец? Слушайте, нет никаких игиловцев...
— Игиловок намного больше, потому что настоящих мужчин растеряли много.
— Женщина много фанатичнее может быть...
— Она будет сначала тихо-тихо сидеть, как царица Медея...
— Там борьба идет за руководство, и Москва отозвать никого не может...
— Пусть думают, что он у Обамы помощь от Рамзана просить будет...
— Тигр и волк заманят и загрызут немецкую овцу и черную обезьяну...
— Нет, не свинью. Мы свинину не едим. (белозубая улыбка)
— Там будет так: наши будут в ИГИЛе и наши будут в антиИГИЛе...
— Теория заговора? Нет никакой теории заговора, есть практика договора!
— Рамзан все правильно делает... Путин все правильно делает...
— Все нас боятся. И это хорошо.
— Сейчас наши везде. И пусть их боятся.
— Русские? А кто это — русские? Вот вы — русский? (белозубый смех)
— Нет русских, нет нерусских. У нас дома знаете, сколько погибло?
— Хитрее, умнее надо быть.
— Мы не игиловцы. Это шутка.
— Знаете, кто надо, уже уехал. Кто надо, еще уедет.
— Это как хадж. Знаете, даже на хадже погибнуть хорошо. Это только дураки кудахчут, что давка-мавка.
— Они об этом даже мечтать не могли, что по правую руку сидеть будут...
— Что — семьи? Чьи семьи? Игиловские семьи знаете какие... Разбросаны по свету. И их уже никто не посылал никуда.
— Просто сейчас все очень просто: чем им будет хуже, тем всем будет хуже.
— Не рой другому яму. Вот и вся гигиена.
Игиловский дискурс студентов без игиловцев и игиловок.
Сталинский дискурс скобарей без Сталина.
Оба заслуживают изучения.
Но общество пока что не наплясалось под эту музыку инволюции.