В последние дни на фоне того, что Россия приняла решения наносить бомбовые удары по позициям «Исламского государства» в Сирии, не только на Западе, но и внутри Ирана возникло много вопросов относительно причин и результатов российского военного вмешательства. При анализе военно-политического баланса Сирии достаточно малейшего упущения, чтобы заставить любого человека поверить в то, что российское военное вмешательство изменило соотношение силы в пользу асадовского режима или, точнее говоря, самой России. Еще более неверный анализ может привести к выводу о том, что Россия стала активнее определять политическое будущее Арабской Республики.
Суть такого упущения — неверное представление военно-политических стимулов и потенциала России или же обострение возможных реакций на это. Решение российского руководства касательно начало воздушных атак против сирийской оппозиции под предлогом борьбы с ИГИЛ было направлено не только на то, чтобы убедить Запад в наличии у России какого-то потенциала или даже застать его с этим врасплох. Операция России стала возможной в результате образовавшегося геополитического вакуума, который при условии прогнозирования возможных последствий сводит к минимуму затраты на военную интервенцию. Если бы не существовало уверенности по поводу затрат на военную операцию или контролируемого согласия со стороны Запада, присоединение России к военным действиям могло разжечь сирийскую войну до такой степени, что русские уже не смогли бы отражать удары. Не следует забывать и о том, что Сирия не относится к числу их жизненно важных интересов. На политическом фронте такая уверенность стала возможной в результате появления в западных странах стратегического представления, что свержение Башара Асада (если оно вообще осуществимо в условиях сохранения военного кризиса) при нынешней ситуации может привести только к превращению Сирии в оплот террористов, люто ненавидящих Запад. Негодование мирового сообщества по поводу преступлений «Исламского государства» в Ираке и Сирии привело к тому, что любая мера, направленная против этой террористической группировки, будет восприниматься как проявление гуманизма. Никто не сможет убедить мировое общественное мнение противостоять стране, которая вступила в войну с примитивными террористами, призирающими все законные нормы, и к тому же сделала это по просьбе законного правительства Сирии. Кроме того, Россия аргументирует свои действия еще и тем, что борьба с ИГИЛ связана — по крайней мере, в рамках политической пропаганды — с обеспечением ее внутренней безопасности.
Вторым фактом, сглаживающим негативное представление о непосредственном военном вторжении русских, является твердая уверенность Кремля в том, что Соединенные Штаты при президенте Обаме не намерены противостоять России по тем вопросам, которые не входят в число их жизненно важных интересов. Вашингтон, несмотря на первоначальную помощь прозападным силам на Украине, предпочел хранить молчание в ответ на решительные действия России в плане поддержки и оснащения украинских русофилов. В другой раз он также не предпринял никаких действий и отступил от красной черты, очерченной вокруг правительства Башара Асада, когда сирийские власти были обвинены в использовании химического оружия. Почему же теперь военное вмешательство России, которое идет в рамках борьбы с ИГИЛ, должно вызвать у Соединенных Штатов более жесткую реакцию?
Помимо США, большой вклад в создание геополитического вакуума в сирийском кризисе внесли и европейские державы. Вместе с тем никто не смеет упрекнуть в этом запутавшуюся Европу, которую сейчас, в условиях наступления масштабного политического кризиса из-за наплыва беженцев, терзают серьезные политические разногласия и в которой бушует острый диспут по поводу финансово-экономической политики. Европейские державы, которые в настоящий момент все больше занимаются проблемами союзного единства, надеются избежать любой стратегической напряженности в отношениях с Россией и поэтому заявили о мягкой и осторожной поддержке ее действий, направленных на разгром «Исламского государства».
Третьим и самым важным фактором, который загнал в тупик войну в Сирии и создал предпосылки для российского вмешательства, стали неудачные попытки участников противостояния в кратчайшие сроки решить его исход в пользу одной из сторон. Саудовская Аравия, Катар и Турция лишены необходимых боевых навыков и решимости, либо просто не имеют достаточных стимулов для активного военного вмешательства. Их западные союзники опасаются печального повторения опыта в Ираке и Афганистане и поэтому воздерживаются от отправки в Сирию сухопутных войск, которые были бы способны разбить ИГИЛ и прочие террористические группировки и свергнуть асадовский режим. С другой стороны, Исламская Республика Иран как главный союзник Сирии, несмотря на свой уникальный потенциал в плане управления посредническими войнами, все так же испытывает недостаток в современных воздушных силах и крепкой национальной экономике и в связи с этим не в силах взять на себя риск ведения продолжительных боевых действий, исход которых пока трудно предугадать.
Три вышеперечисленных фактора оказали сильное влияние на решение Москвы начать воздушную атаку в Сирии. Вместе с тем приведенные основания не объясняют истинных стимулов России. К каким же последствиям может привести эта военная операция?
Возможно, Россия питает надежду, что, продемонстрировав собственную мощь в Сирии, она заставит Запад пересмотреть политику международных санкций и изоляции в свете украинского кризиса. В том случае, если западные государства за счет стратегического сотрудничества с Россией по сирийской проблеме смогут обратить вспять процесс разрыва своих отношений с этой страной, непременно появится возможность достижения более устойчивого компромисса и по Украине. Однако даже если эта радужная перспектива не осуществится, Кремль все равно уже доказал миру и собственным гражданам, насколько велика мощь и воля России. Согласно последним опросам общественного мнения, более 70% россиян поддерживают воздушную операцию их страны в Сирии. Кстати, изначально эти атаки одобрили только 17% российских граждан. Еще одним стимулом для России является желание не допустить такого развития событий, при котором инициатива ведения боевых действий перейдет к Соединенным Штатам и их союзникам. Русские опасаются, что станут свидетелями повторения сценария, который уже имел место в Ираке в 2003 и в Ливии в 2011 годах. Если же военная операция России окажется успешной, и Запад со своими региональными союзниками изъявит желание сотрудничать с ней и вести более обстоятельные переговоры о будущем Сирии, русские смогут извлечь выгоду из положения более весомого переговорщика. Укрепление российской морской базы в Тартусе в качестве места более прочного базирования России в Сирии представляет собой всего лишь попытку создания баланса силы с Западом, только в более крупном масштабе. Несмотря на попытки России создать новую картину происходящего, эта страна по-прежнему находится в весьма опасной ситуации. Всестороннее вторжение СССР в Афганистан, которое оказалось бесполезными и спустя десятилетие привело лишь к позорному выводу советских войск из этой страны, является черной страницей российской новейшей истории. Аналогичный печальный опыт имели и Соединенные Штаты — после начала двух своих войны в Ираке и Афганистане. Тогда в очередной раз стало ясно, насколько большие армии слабы в противостоянии с тем, что американский историк Макс Бут (Max Boot) из Совета внешних связей США называет «невидимыми армиями».
Осознавая это, Кремль заявил, что не намерен отправлять в Сирию сухопутные войска, однако здесь явно назревает противоречие, потому как окончательная победа в любой войне невозможна без использования наземных армий. По всей видимости, Россия попыталась каким-то образом разрешить данное противоречие, когда шокировала западные страны, поддержав идею создания международной коалиции по борьбе с ИГИЛ. России следовало бы более серьезно обдумать стратегию в плане страстного желания разгромить «Исламское государство» и другие салафитские группировки в Сирии. Дело в том, что окончательный разгром исламского халифата в Сирии заставит тысячи побежденных террористов устремиться в другие регионы и уже там попробовать реализовать собственные политические устремления. Эксперты по борьбе с терроризмом, крайне обеспокоенные уязвимостью перед ним бедных и слабых республик Центральной Азии и Кавказа, предупреждают, что не только страны Запада, пять тысяч граждан которых в настоящий момент воюют против Асада в составе террористических группировок, но и государства СНГ, откуда вышли в общей сложности семь тысяч бойцов, сражающихся сейчас с сирийским правительством, окажутся со временем желанной целью для тех, кто захочет отомстить за свое поражение в Сирии. Численность только российских граждан, входящих в те или иные подразделения ИГИЛ, составляет 2 719 человек и именно им теперь приходится противостоять российским военным на сирийской земле. Так, только на прошлой неделе глава ФСБ Александр Бортников сообщил, что за прошедший год его ведомству удалось предотвратить 20 террористических атак на территории России. Когда экстремистские исламисты проиграют в Сирии и вернутся на родину, чтобы уже там отомстить за свою неудачу, количество терактов может увеличиться в разы. Учитывая данное обстоятельство, остается неясным, является ли в представлении российского правительства завершение войны в Сирии посредством полного разгрома террористов неким политическим идеалом или нет.
Однако проблемы России на этом не заканчиваются. Если Запад не захочет создавать международную коалицию для победы над «Исламским государством», России неизбежно придется продолжать свои воздушные атаки, и это при том, что их перспектива будет оставаться весьма туманной. В таком случае, как это ни печально, нам придется столкнуться с ростом антироссийских настроений в мусульманском мире, в то время как само по себе военное вмешательство в Сирию не принесет никаких результатов. Поскольку военная победа в этой стране невозможна без политического компромисса с участием всех замешанных сторон, необходимость завершить военное вмешательство обязательно заставит Москву форсировать усилия для достижения этого компромисса. Полярность интересов сторон, участвующих в сирийском кризисе, а также ограниченные возможности и полномочия российских представителей для создания условий политического диалога заставят Кремль трудиться над этой проблемой не покладая рук. Даже если Соединенные Штаты примут решение сотрудничать с Россией ради подготовки почвы для политического диалога, пока остается неясным, захотят ли мира их региональные союзники, которые, как известно, имеют собственные интересы, которые не зависят от Запада. Эффективное участие каждой из заинтересованных стран создаст преграды на пути того, чтобы возможный двухсторонний компромисс между Россией и США в конце концов стал бы чем-то большим, нежели словами на бумаге. Несмотря на российско-иранский союз в плане поддержки Башара Асада, Исламская Республика тоже склонна испытывать некоторые подозрения по поводу возможного существования тайной сделки между Россией и Западом. Русские, в свою очередь, обеспокоены возможностью начала секретных переговоров Ирана с Соединенными Штатами. Не рассуждая о том, насколько эти два варианта близки к действительности, заметим, что данные опасения осложнят отношения между Ираном, Россией и США и, как результат, их возможное сотрудничество. Ввиду всех перечисленных причин с трудом верится, что военное присутствие России на боевых фронтах Сирии как-то серьезно переменит существующий баланс сил или положит начало выходу их этого гуманитарного кризиса.
