9 ноября Правозащитный центр «Мемориал» получил от Главного управления Министерства юстиции по Москве «Акт плановой проверки». Бумага пришла по обычной почте. Органы министерства юстиции действительно проверяли эту негосударственную организацию с 5 октября этого года.
Ранее «Мемориал» уже был признан «иностранным агентом». Теперь Минюст фактически предъявляет «Мемориалу» политические обвинения в подрыве основ конституционного строя Российской Федерации, призывах к свержению действующей власти и смене политического режима в стране.
Формулировки будто списаны из обвинительных заключений и приговоров диссидентам советской эпохи. Столь откровенное цитирование советских штампов уже не столько наводит на грустные размышления, сколько вынуждает готовится к обыскам и арестам.
Своими впечатлениями о письме Минюста я попросил поделится с радиослушателями RFI председателя Правозащитного центра «Мемориал» Александра Черкасова.
RFI: Какова ваша общая оценка этого творчества министерства юстиции?
Александр Черкасов: оно прекрасно не только своими формулировками, которые отбрасывают нас на 33 года назад во времена, когда еще Брежнев не умер, потому что такого рода обвинения в подрыве строя, в призывах к изменению строя — это какой-то позапрошлый век. Он прекрасен своим качеством. Товарищи, которые это написали не освоили редактор Word, не знают. Как найти официальные сведения о болотном деле, а пользуются не самым лучшим поисковиком для того, чтобы делать официальные документы. Тенденция этого документа там понятна. Акт проверки правозащитного центра «Мемориал», которая прошла в октябре, был подписан 30 октября, в день политзаключенного. Нам вменяют в качестве подрывной деятельности то, что мы признали «болотное дело» сфабрикованным, а узников «болотной» — политзаключенными. Символично настолько, насколько было символично вручение нам прокурорского представления о том, что мы должны подаваться в «агенты» 30 апреля 2013 года, в 45-ю годовщину «Хроники текущих событий». Нас тогда в агенты писали за введение списка политзаключенных и за отслеживание административных репрессий, то есть то, чем «Хроника» занималась. Репрессивная мысль Минюста понятна. Взрывная деятельность — это отслеживание репрессий и оценка миролюбивой политики СССР, то есть правительства РФ. То, что «Мемориал» назвал аннексию Крыма «аннексией» и заявлял о присутствии российских военных в Донбассе — это еще одна составляющая нашей подрывной деятельности. В этом документе достаточно много претензий по формальным параметрам, но качество этих претензий примерно такого же, просто там дольше всего объяснять и растолковывать. Мы опубликовали только одну странице из 15. Она дает представление о том, какого качества выдает из себя Минюст тексты, однако эти тексты потом обретают движение в безголовой бюрократической машине и превращаются в вполне ощутимые штрафы и еще не способствующие работе санкции. Мы будем оспаривать этот акт проверки, будем писать возражение, подумаем какие еще действия предпринять, чтобы достойно представить миру этот плод творчества минюста. Мы еще не знаем, что это такое это обвинение в подрывной деятельности, это они воздух так втянули, и он был не очень хороший или это новая установка, такой установки не должно быть, мы предпримем действия.
— Александр, означает ли возврат к советским репрессивным формулировкам возможный возврат и к советской репрессивной практике в ближайшем будущем.
— Язык, как вы правильно подметили, предопределяет действие. Вот очень не хотелось бы, чтобы за этими формулировками последовали статьи уголовного кодекса. Именно поэтому мы будем реагировать быстро и настолько, насколько есть возможность. В принципе на это дивное творчество уже отреагировал генсек Совета Европы, он сделал заявление с очень недвусмысленными формулировками.
— Если требование изменения политического режима считаете преступлением, то следует ли ожидать запрета всех оппозиционных партий?
— В том-то и дело, что мы не требовали смены политического режима. Это уже какие-то по Фрейду оговорки Минюста, но пожелание запретить все и предотвратить все тут явно прослеживается, но поскольку мы находимся внутри какой-то абсурдной пьесы, которой яростно завидуют крутящиеся в гробах Кафка, Бекет и Йонеско, мы не знаем дальнейшего хода сюжета, но мы должны быть готовы ко всему.
— А не кажется ли вам, что в ближайшее время «Мемориал» будет запрещен? Есть ли такое ощущение?
— Ощущение, что к нам испытывают особую любовь, есть, но в какой именно форме нас будут любить, пока непонятно. Все может быть. Мы живы, работаем и продолжаем дальше жить и работать.
— А вы ожидаете, что завтра могут прийти, все опечатать и сказать, что вы здесь больше не работаете?
— Мы здесь живем и работает уже 30 лет и мы найдем способ продолжать жить и работать. Минюст этим актом нас не закроет.
— На ваш взгляд, что можно противопоставить репрессивным тенденциям в России?
— С одной стороны, ничего, потому что наша власть не очень реагирует на внешние воздействия и более того реагирует не так, как от нее ожидают, она усугубляет свои действия. С другой стороны, нужно не забывать про солидарность. Не закрывать глаза. Повторять какие-то очевидные вещи. На самом деле все в этом мире очень зависимы и позиции Европы для современной официальной России на самом деле важна.
Настолько ли важна Европе российская свобода, чтобы она забыла об импорте российского газа, большой вопрос. «Мемориал» между тем, в любой момент может быть запрещен. Формулировки Министерства юстиции, мне кажется, не оставляют никаких сомнений по поводу ближайших намерений власти в отношении этой правозащитной организации.