9 августа 1999 года стало памятным днем для Владимира Владимировича Путина. Утром президент Борис Ельцин назначил его заместителем премьер-министра, а спустя несколько часов — исполняющим обязанности премьера. Ближе к вечеру он дал понять, что выбрал этого появившегося из ниоткуда бывшего разведчика своим преемником. К заходу солнца Путин, которому на тот момент было 47 лет, объявил, что он действительно будет баллотироваться в президенты.
С тех пор Путин перемещается из премьерского в президентское кресло и обратно. В целом он уже 16 лет находится на вершине власти в Российской Федерации. И 16 лет пытается навести порядок в трагическом хаосе, который оставил после себя в постсоветской России вечно нетрезвый Ельцин. За это время в США сменились три президента: ушел Билл Клинтон, пришел и ушел Джордж Буш, а после него у штурвала встал президент Обама. И все они пытались выстроить отношения с этим человеком, который полон решимости возродить Россию и действует в этом направлении с той же непреклонностью, с какой Ельцин любой ценой старался угодить американцам.
Если оглянуться и задуматься об этом периоде времени, особое внимание обращают на себя два весьма примечательных момента.
Во-первых, ни одному из трех вышеупомянутых президентов не удалось наладить хорошие отношения с Путиным. Любая попытка выстроить эти отношения, сводившаяся к продолжению унаследованных связей, заканчивалась неудачей. Клинтон и Буш-II покинули президентский пост удрученные (воспользуемся этим старым словом) и разочарованные тем, что им не удалось "вдеть нитку в иголку". Теперь своей очереди ожидает Обама.
Во-вторых, американцы прошли большой путь в своем отношении к Путину. Когда Путин пришел к власти, все рассчитывали на то, что он — подлинный демократ и будет поступать правильно. Спустя 16 лет мы превратили его в дьявола, который по определению не может совершать правильные поступки. Путинофобия взяла верх над всем. Грубо говоря, эта трансформация следует по пятам той позиции, которую занимали в отношении Путина наши руководители и окружающая их политическая клика. Если они начинали недолюбливать Путина, наши средства массовой информации направляли нас, чтобы мы тоже недолюбливали этого человека. И мы в основном подчинялись.
Теперь у нас накопился толстый каталог позиций и оценок Белого дома. Давайте вкратце пролистаем его.
Билл Клинтон, март 2000 года: «Путин выразил подлинное стремление к экономическим реформам»,
Спустя три месяца Клинтон уточнил свою мысль: «Президент Ельцин привел Россию к свободе. При президенте Путине у России есть шанс на процветание и силу с обеспечением власти закона».
Спустя год после этого последнего высказывания Клинтона Буш-II по завершении государственного визита в Москву сделал свое знаменитое глупое заявление по поводу встречи с Путиным: «Я посмотрел этому человеку в глаза. Я понял, что он — открытый и надежный. Я ощутил его душу».
Дж. Б.-II весной 2002 года: «В 1968 году Америка и Советский Союз были смертельными врагами. Сегодня Америка и Россия — друзья». Я не очень понимаю, почему Джордж особо выделил 1968 год, но эти слова прозвучали спустя восемь месяцев после 11 сентября. Путин первым позвонил Бушу в Белый дом и предложил любую помощь, какую только могла предоставить Россия при подготовке Америкой ответа террористам.
Дж. Б.-II пять лет спустя: «Доверяю ли я ему? Да, я ему доверяю. Нравится ли мне все то, что он говорит? Нет. И у меня есть подозрение, что и ему нравится не все сказанное мною. Но мы говорим об этом так, что это демонстрирует взаимное уважение».
А теперь к нашему действующему главе.
«Я говорил, что нам нужно перезагрузить или перезапустить наши отношения, — сказал Обама в марте 2009 года. — Россия должна понять, что мы непоколебимо преданы независимости и безопасности таких стран, как Польша и Чехия. С другой стороны, у нас есть сферы общей обеспокоенности».
«У меня неплохие отношения с Путиным», — заявил Обама спустя несколько месяцев, когда все пошло враздрай, а знаменитая перезагрузка уже казалась пустышкой. «У него такая небрежная походка, как у скучающего паренька с задней парты в классе. Но по правде говоря, когда мы вступаем в разговор, он зачастую получается очень продуктивным».
Сентябрь 2013 года. «Это не холодная война, — утверждает Обама. — Это не соперничество между США и Россией….. Я не думаю, что у Путина такие же ценности, как у нас».
Прошло пять месяцев после этого заявления, и Госдепартамент Обамы помог превратить продолжительные уличные демонстрации в Киеве в вооруженный переворот против избранного украинского президента.
И где мы теперь? Такая видная политическая фигура, как Хиллари Клинтон, сравнивает Путина с Гитлером. А Белый дом Обамы из кожи вон лезет, чтобы подорвать то «процветание и силу», за которые 15 лет назад ратовал Билл Клинтон.
А среди претендентов в кандидаты от Республиканской партии идет настоящая собачья свара. Как обычно, главная тема — кто выскажется жестче всех.
«Я вообще не буду разговаривать с Путиным», — объявила в сентябре во время вторых дебатов Великой старой партии Карли Фиорина (Carly Fiorina). А вот Марко Рубио (Marco Rubio) по тому же случаю: «Путин использует тот вакуум, который действующая администрация оставила на Ближнем Востоке».
Рэнд Пол (Rand Paul) сделал единственное за тот вечер разумное заявление: «Нам нужно сотрудничать с Россией, а чтобы сотрудничать, надо продолжать диалог. Что было бы, если бы Рейган не разговаривал с Советским Союзом?»
Под всем этим свою черту подвел Дональд Трамп (Donald Trump): «Я бы прекрасно поладил с Владимиром Путиным».
***
Комментарии президентов о российском лидере, прозвучавшие за полтора десятилетия, это весьма поучительная вещь — конечно, при условии, что мы смотрим на это с определенной беспристрастностью. Безусловно, они в некотором отношении проливают свет на Путина. Но из них мы не меньше, если не больше, узнаем об американском лидерстве. Почему Путин — такая горячая тема? Выводить проценты в таких случаях — дело весьма неблагодарное и неточное, но я не долго думая скажу, что на треть это вина Путина, а все остальное — наша вина.
Изучите этот дайджест президентских высказываний, и вы непременно выделите четыре четко разграниченных периода: по одному на каждого президента и еще один на тех, кто сейчас борется за место в Белом доме.
В годы Билла Клинтона главной темой была преемственность, и в определенной степени это были естественные и оправданные ожидания. Ельцин выбрал Путина, и Путин смотрит не назад, а вперед. Помните? У тех, кто не сожалеет о кончине Советского Союза, нет сердца, говорил в то время Путин. У тех, кто думает, что можно возродить Советский Союз, нет мозгов.
За два президентских срока Буша-II темы дрейфовали — или отсутствовали. Дж. Б.-II был просто не в состоянии проводить последовательный курс; его пределом были банальности и глубокомысленные изречения, в которых не было мысли. Будь он и его люди начитаннее, они могли бы прикрыть свою некомпетентность некоей вариацией на тему знаменитого высказывания Черчилля о России, которая «всегда загадка, больше того — головоломка, нет, тайна за семью печатями». На самом деле, New York Times вытащила этот каштан из огня для Буша в конце его второго срока, объяснив, что Россия, как в годы Черчилля, так и теперь, — это «непостижимая и зловещая земля, играющая по своим собственным правилам, обычно в ущерб тем, кто предпочитает более открытые правила и нормы».
Здесь уже заметны признаки надвигающейся беды. Сегодня статья в New York Times — это уже музейный экспонат. Но почитать ее стоит, это весьма любопытно.
Хотя Обама и его госсекретарь Хиллари Клинтон начали перезагрузку, которая ничего не перезагрузила, в заслугу им можно поставить то, что в разговоре с Россией снова появилась некоторая серьезность. Но они просто не поняли 1) того быка, которого предложили взять за рога и 2) полную несерьезность американского проекта.
Перечитаем последнее из двух высказываний Буша-II. По крайней мере, ему хватило достоинства признать, что русские — это русские, и что такими они и останутся. Обама и Хиллари страдают более явным недугом вопиющей добродетельности, свойственной либерал-интервенционистам, и перезагрузка отношений с Россией для них стала еще одной, особенно ревностной попыткой навязать неолиберальный порядок, который хорош для каждого.
Они приверженцы бредового тезиса Фрэнсиса Фукуямы (Francis Fukuyama), вознамерившиеся повернуть стрелку в противоположную сторону. Этот тезис гласит, что мы — последнее и наивысшее достижение истории. Поэтому человечеству самой судьбой предначертано с энтузиазмом поддержать нашу идею. На мой взгляд, незрелое тщеславие такой истинной веры стало той причиной, по которой Обама хуже всех прочих своих предшественников по Белому дому относится к Путину. По этой же причине, если Хилари будет избрана на президентский пост, она гарантированно станет проводить такую же воинственную политику в отношении России, как Рейган в последние годы холодной войны.
Четвертый и последний период нашей вечно меняющейся идеи о Путине определяют претенденты на президентское кресло. Если не считать Хиллари Клинтон, то мы сегодня вернулись к бессвязности и непоследовательности Буша-II. Ни у кого, кроме Клинтон, на самом деле нет курса, а курс Клинтон направлен назад.
Было бы неправильно выделять ошибки одной только администрации Обамы, так как мы не можем пренебрегать теми двумя десятилетиями истории, которая им предшествовала. Известный специалист по России Стивен Коэн (Stephen Cohen) излагает эту историю очень прямо и откровенно в своей вышедшей в 2001 году книге «Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России». Если вкратце, то американцы так сильно любили Ельцина, потому что он открыл двери грабительской оргии с дерегулированием, приватизацией, захватом активов и воровством. Сейчас уже все признают, что на этапе перехода от Советского Союза к Российской Федерации умерло несколько миллионов россиян (недоедание, преступность, болезни, алкогольное отравление). Советский средний класс — да, был такой, и весьма многочисленный — был почти полностью уничтожен, а накопленное за семь десятилетий национальное богатство перешло в руки олигархии.
Короче говоря, Ельцин установил планку. Российский президент, так любимый американцами, позволил проводить преобразования и переход к неолиберальному порядку по указаниям иностранцев, невзирая ни на какие экономические и социальные издержки и людские потери. В 1994 году уехавший в Нью-Йорк российский поэт Иосиф Бродский пожаловался в открытом письме Вацлаву Гавелу, что победоносная Америка ждет, когда все индейцы начнут подражать ковбоям.
Но американцам не мог понравиться другой президент, который задул свечи и объявил, что вечеринка окончена. Это президент Путин, и это его грех. Его проект состоит в том, чтобы возродить российское общество после катастрофы ельцинского периода, вернуть к жизни почти полностью уничтоженный средний класс и обуздать олигархических воров, которых американские лидеры и средства массовой информации прославляли как капиталистических героев.
В любом разговоре путинофобы вставляют фразу о том, что у путинской России — множество проблем и очень сомнительная политика. Несомненно, это так, и проблемы вполне реальны. Я уже неоднократно говорил об этом, а поэтому скажу еще раз и на этом остановлюсь. Российские проблемы — это проблемы россиян, как американские проблемы — это проблемы американцев. Люди должны сами участвовать в решении своих проблем, потому что это приносит им большую пользу.
***
«Они представляли его таким, каким он не был, и предполагали, что им удастся управлять человеком, который отказывается быть управляемым».
Так New York Times в своей прошлогодней статье охарактеризовала главную ошибку нашего президента и двух его преемников в их попытках наладить контакт и вести дела с Путиным. Первая половина предложения не представляет никаких проблем. Американские лидеры не могут смотреть прямо, глядя в направлении Кремля. Это один из наших многочисленных шрамов со времен холодной войны.
Теперь посмотрим на вторую половину. Должен ли я объяснять ту основополагающую проблему, которая таится в 11 последних словах? «И предполагали, что им удастся управлять человеком, который отказывается быть управляемым?» Предполагали — какое точное слово! Наверное, автор понятия не имел, как много он раскрыл этим словом, означающим, что наши лидеры действовали в полубессознательном состоянии.
И здесь мы подходим к очень важному вопросу. Почему наши президенты и все те, кто хотят занять эту должность, не в состоянии справиться со своим российским коллегой? Что есть такого в этом человеке, из-за чего американские лидеры и политическая элита часто говорят и совершают глупости, и почти все время путаются в объяснениях?
Чтобы дать всесторонний ответ, надо повернуть отношения другой стороной, как призму. Есть американская сторона, а есть российская сторона.
Насколько я понимаю, те американские президенты, чьи сроки правления совпадают с путинскими, не могут говорить прямо и откровенно. Разве могут они сказать: «Мы нарушили обещание, данное Горбачеву. Мы намерены продвинуть НАТО до ваших западных рубежей, потому что наша конечная цель — это „смена режима“ в Москве»? Или: «Мы признаем, что вы начали строить планы по захвату Крыма в то самое утро, когда мы помогли свергнуть избранное правительство в Киеве, намереваясь проложить путь НАТО в Черное море»? Или: «Нам нравился беспредел ельцинских лет, и мы ждем, когда появится лидер, более послушный, чем Путин»?
Поэтому американские президенты завязли в искусственных фразах, которые бесформенны, потому что не имеют никакого отношения к реальности. Размах путинофобии показывает, что это приемлемо для многих американцев, но из-за этих фраз даже самый простой разговор с иностранным руководителем становится труден, а то и просто невозможен. Иными словами, наш политический лексикон слишком богато инкрустирован выгодными нам мифами.
Лицемерие — вот то слово, которое я ищу. Американские президенты лицемерят в разговорах со своим российским коллегой. С Ельциным это было нормально, ведь он и сам был законченный лицемер, униженно добивавшийся одобрения американцев. Но все иначе с президентом, который «очень умен», «жестоко откровенен» и «держит свое слово», как неоднократно и по разным случаям отзывался о Путине Билл Клинтон.
Клинтоновские характеристики указывают на то, что Путин не стеснен так, как наши президенты и кандидаты им на замену. Он понимает мир таким, какой он есть, и видит действующие в нем отношения силы. И он может говорить об этом прямо и откровенно. У него — целостное представление об истории, и ему не нужно ее бояться — в отличие от американских лидеров. Почитайте его речи: там множество исторических ссылок, там большая сила. В выступлениях Путина я никогда не встречал никаких эвфемизмов.
Прежде всего, у Путина есть цель, о которой он часто заявляет. Она состоит в том, чтобы вытащить Россию из той ужасной неразберихи, в которой она оказалась. Он хочет сделать это посредством государственных политических и экономических структур, которые отражают не только наши желания, но и российские традиции, ценности и условия. Он хочет сделать Россию равноправным партнером Запада. Наверное, здесь мне следует добавить, что его последнее стремление не имеет ничего общего с излюбленными пропагандистскими заявлениями о том, будто бы он возрождает советскую империю.
Но оно также не имеет ничего общего с подчинением замыслам Запада. Ельцин в этом отношении избаловал Запад. Я придаю огромное значение этому моменту. История нашего времени — это в значительной мере рассказ о том, как не-Запад впервые за пятивековую историю обращается с Западом на равных. Теперь уже не нужно воспринимать слова «модернизация» и «вестернизация» в качестве синонимов. По этой очень серьезной причине Путин является значимым лидером.
Это последнее замечание наверняка поднимет путинофобов на дыбы, но очевидный факт состоит в том, что благодаря всему этому Путин как государственный деятель намного превосходит любого из числа тех, кого может выставить Вашингтон. Вот часть хронологии: Путин спас шкуру Обамы, когда запасы химического оружия у Асада грозили привести нас к войне, а затем оказал очень важную поддержку госсекретарю Джону Керри в заключении ядерного соглашения с Ираном. В обоих случаях — лишь еле слышное спасибо.
Он поступил решительно в конце сентября, когда угроза терроризма в Сирии приняла угрожающие формы. Своими действиями он заставил Обаму недовольно надувать губы в Белом доме. После этого он представил в Вене первый внушающий доверие план мирного урегулирования, а после парижских событий призвал создать единый фронт борьбы с «Исламским государством». Американцы в своих отзывах об этих действиях делают двусмысленные намеки, пропагандистские заявления и выступают со вздорными возражениями. («Они бомбят не тех исламских экстремистов») На мой взгляд, такая политика говорит сама за себя, причем намного четче и откровеннее, чем это звучит в изложении американской прессы.
Я споткнулся о самоуверенное замечание Трампа о том, что он прекрасно поладит с Путиным. Этот яркий представитель Великой старой партии умеет добраться до сути вещей.
В моем прочтении высказывание Трампа в основе своей — хвастовство. Он как бы говорит «Я могу это сделать», и при этом не прекращает бить себя в грудь. Иными словами, путинский Кремль стал испытательным полигоном, где проходят проверку американские лидеры — за исключением тех, кто сдался, подобно Обаме. Причиной тому несколько обстоятельств.
Первое — это авторитет и надежность Путина как государственного деятеля. У него есть цель, и выступаем ли мы за нее или против, российский лидер выдается вперед на фоне остальных. Он внушителен. Поэтому он стал стандартом того или иного рода, по которому американские руководители последние 16 лет измеряют себя. Это кажется очевидной, хотя и неосознанной чертой нашей дискуссии.
В социальной психологии часто говорят, что презрение иногда маскирует зависть. Страхи человека порой скрывают за собой некое восхищение. На другой стороне энергичных опровержений лежит скрытое признание того, что вопрос или человек, которого опровергают, влечет к себе.
Эти вещи неприятно признавать, но они заслуживают тех действий, на которые очень многие из нас неспособны, когда темой разговора становится Владимир Владимирович Путин. Они заслуживают размышлений.
Патрик Смит — внешнеполитический обозреватель Salon. Его последние книги Time No Longer: Americans After the American Century (Время вышло: Американцы после американского века) и Somebody Else’s Century: East and West in a Post-Western World (Чужой век. Восток и Запад в послезападном мире).
