Критика части наших политиков, интеллектуалов и СМИ в адрес России, которую они называют угрозой для демократии, как ни парадоксально, становится одним из важнейших преимуществ в борьбе с исламистскими радикалами в Сирии.
Война августа 2008 года в Грузии, аннексия Крыма в марте 2014 года и война в Донбассе настроили против России большую часть общественного мнения и сформировали из нее образ врага.
Такое неприятие путинской России объясняется целым рядом факторов:
— Нацеленной на восстановление национальной гордости консервативной идеологией.
— Поиском евразийского пути, который может ослабить Европу.
— Подчеркнутой непохожестью, неприятием евроатлантизма, критикой упадка Европы (однополые браки, легализация наркотиков), стремлением сохранить демографию защитой традиционных браков, православной верой.
Тем не менее война в Сирии изменила расклад и позволила Владимиру Путина вернуться в центр международной игры со стратегией, которая в большей степени опирается на реальную политику, а не оппортунизм, как утверждают его критики.
Отсутствие в Европе дипломатического и оборонного единства, отказ от традиционных ценностей в угоду зачастую нетолерантному светскому государству, которое лишь ведет к формированию индивидуалистического и анархического общества, подчинение американской гегемонии, отсутствие сильных лидеров и страх гомогенизации мира — все это, как он считает, способствовало возникновению радикальных течений, ИГ и его подражателей.
Владимир Путин решил вмешаться в войну на Ближнем Востоке, чтобы защитить авторитарный (чтобы не сказать диктаторский) режим Башара Асада и не допустить исламизации Сирии. Тем самым он перечеркивает проект американских неоконсерваторов и их союзников по изменению прочерченных по договору Сайска-Пико границ, разделу Ирака и Сирии. Бывший представитель США в ООН Джон Болтон недавно признал это на страницах The New York Times, отметив необходимость сформировать некий Сунистан на нынешней территории Исламского государства.
Бушующая вот уже более трех лет война с ИГ, всю тяжесть которой у нас по-настоящему осознали лишь после терактов в Париже 13 ноября, льет воду на мельницу тех, кто утверждает, что в этой борьбе нам никак не обойтись без России, и подчеркивает неправоту тех, кто упорно считает ее нашим главным врагом. Ведь как можно утверждать, что поборники халифата, шариата и варварства — не главные наши противники?
Авторитаризм, неподчинение указам американских неоконсерваторов, возвращение к гражданским ценностям, определение настоящего врага — все это необходимые качества для победы в новой войне, которые вытесняют на второй план борьбу с «враждебной» Россией.
Нередко у нас можно услышать всякие «ни, ни»: ни Башара, ни ИГ или ни ИГ, ни Путина. Словно единственно возможный альянс против ИГ должен включать в себя Турцию исламиста Эрдогана, защищающий «Братьев-мусульман» Катар или распространяющую ваххабизм Саудовскую Аравию. Такая логика отдает шизофренией. Как альянс стран, которые (пусть даже и не напрямую) поддерживают ИГ, может утверждать, что ведет с ним борьбу?
Именно к такому простому заключению и пришел Путин. Именно он сейчас на самом деле формирует коалицию. С согласия США, которые пытаются постепенно уйти с Ближнего Востока. С Францией, у которой сейчас нет иного выбора. С Ираном, который всегда выступал за войну с ИГ. С сирийской армией… Не ставится больше и вопрос об уходе Башара Асада, который тоже превращается из врага в необходимого союзника.
Быть может, такой новый и более сбалансированный мировой порядок все же позволит великим державам договориться о том, кто «настоящий враг».
